Серебрякова Зинаида

serebrjakova22

Серебрякова Зинаида Евгеньевна (1884-1967) — выдающаяся русская художница. Родом из-под Харькова. Из известнейшей семьи русских художников Бенуа-Лансере. Ученица художника О.Браза.

Автопортрет.   1911 год.

В этом доме — и не в одном поколении— всегда жили искусством. А уж рисовали, пожалуй, почти все. Поэтому, когда маленькая Зина Лансере увлеченно что-то зарисовывала на листах бумаги или даже бралась за акварельную кисточку,— взрослые не обращали на это ни малейшего внимания. Прапрадед Зины по материнской линии — Катерино Кавос — был родом из Италии, музыкант; он автор симфоний, опер, балетов, дирижер императорских театров Петербурга. Прадед, Альберт Кавос — архитектор, один из строителей Большого театра в Москве и многих зданий в Петербурге; родной дед, Николай Бенуа— зодчий, академик, председатель Петербургского общества архитекторов. Отец Зинаиды— известный скульптор  Евгений Александрович Лансере, его работы — исполненные в бронзе сцены из жизни киргизов, башкир, украинцев, черкесов, русских— известны.

serebrjakova12Автопортрет с яблоком.    1887 год.

Зинаида Лансере, по мужу Серебрякова, не раз говорила о том, что от отца унаследовала любовь к жизни простых людей, к поискам верного бытового жеста, к передаче этнографических подробностей при изображении персонажей, их быта.

 serebrjakova5Портрет крестьянина И.Д.Голубева.   1914 год.

После смерти отца Зина жила у деда, Николая Бенуа, где царила творческая атмосфера, а духом искусства была проникнута сама обстановка дома.
Столовую украшали исполненные ее матерью Екатериной, бывшей воспитанницей классов Академии художеств, портреты родственников, в комнатах стояла антикварная мебель работы старинных мастеров, гравюры с картин Леонардо да Винчи, прекрасная копия «Король пьет» Иорданса, сепии Гварди, многочисленные акварели и архитектурные проекты. В доме постоянно собирались известные люди: Бакст, Сомов, Нувель, Нурок, Философов, Дягилев. Они говорили о новом, молодом искусстве, которое вытесняет уже изживших себя передвижников. На маленькую Зину с ее страстью к рисованию внимания не обращали, но она все перенимала…

Она легко научилась работать акварелью в два-три цвета, добиваться чистоты, красоты тона и многому другому. И, когда в 1901 году, после окончания Коломенской женской гимназии в Петербурге, ее мать, заботясь о художественном развитии дочери, без каких-либо «целевых установок» отдала ее в руководимую И. Е. Репиным частную художественную школу княгини М. К. Тенишевой, известной меценатки и знатока искусств, Зина была готова к занятиям по разработанной Репиным программе. Там много внимания уделялось школе рисунка, пластике формы и закономерностей ее построения, усвоенных от великого русского педагога Павла Петровича Чистякова. Проучилась Зинаида всего два месяца — школа вскоре закрылась. Но именно здесь она впервые изучила пластическую анатомию, рисовала с гипсов и обнаженной натуры, подошла к пониманию основ реалистического рисунка. И какой смелой чувствовала она себя в Италии, куда ее увезли из-за плохого здоровья. На Капри Зина уверенно рисовала все, что представлялось взору: горные пейзажи с богатой растительностью, море с прибрежными камнями, узкие, залитые солнцем улицы, дома, интерьеры комнат, где они жили, кухню, натюрморт на обеденном столе… Так что справедлив был известный критик Сергей Эрнст, утверждавший, что акварельные этюды, сделанные Зиной Лансере в эти месяцы, по совершенству техники представляют собой вполне профессиональные работы будущей художницы.

И только тогда родные поняли, что надо продолжать художественное образование Зины. С 1903 года она два года занималась в мастерской О. Э. Браза, где всегда стояла обнаженная натура. Зинаида приходила раньше всех и уходила позже, выполняя множество бесценных для художнического навыка натурных штудий.

По совету Браза «видеть общее», а не рисовать «по частям», юная художница избегала «мелочности» в воспроизведении формы. Жесткой линией резко очерчивала силуэт фигуры, уверенно-энергичной косой штриховкой выявляла объемы. В обучение «по Бразу» входило также копирование картин в Эрмитаже. Требовалось не только изучать приемы» письма старых мастеров, моделировку формы, композицию, колорит, но и вникать в творческий замысел автора, осознавать содержание образа… Она выбирала в Эрмитаже самое трудное для копирования — «Девушку с серьгой» Рембрандта, тициановские образы. Подолгу простаивала перед «Персеем и Андромедой» Рубенса, плененная красотой и звучностью колорита, сверхсмелостью композиции.

 

И опять-таки не без влияния Браза писала портреты близких, знакомых, а в имении деда Нескучное— «простую» натуру: кухарку Домну, нищего слепца Лукьяна, босоногого пастушка в рваном, явно не по росту, армяке…

serebrjakova6Нищий.  (Лукьян из села Весёлое)    1912 год.

Два листа из этой серии были потом репродуцированы на цветных открытках Общиной св. Евгении (Попечительный комитет о сестрах Красного Креста, первым начавший это важное для народа дело и получивший высокое одобрение русского общества).
В 1905 году Зинаида Евгеньевна вышла замуж за инженера-путейца Бориса Анатольевича Серебрякова. В свадебное путешествие они отправились в Париж. Зинаида Евгеньевна мечтала поступить там в школу-мастерскую Коларосси. Но устроиться удалось в студию с громким названием — Академия де ля Гранд Шомьер, которая по своим педагогическим принципам была близка к школе Браза. Посещая занятие, она работала много и упорно, подражая импрессионистам,— в тонкой колористической гамме, сочетавшей серовато-голубоватые тона.

 serebrjakova27Париж.   Люксембуркский сад.   1930 год.

Пробовала себя и в вошедшей тогда в моду декоративной манере. Но, кроме улиц и пригородов Парижа, ее внимание привлекали крестьяне, работавшие на скотном дворе и на полях во время покоса и уборки хлебов. Зарисовывала сараи, телеги, домашний скот. Быт французского крестьянина напоминал ей Нескучное, а может быть, это подсознательное предчувствие темы, которая станет потом главной в творчестве, его вершиной. Один из исследователей писал о Серебряковой: «Эти альбомные наброски по своей тематике настолько близки к ее ранним работам, что, когда их просматриваешь, создается впечатление, что художница и не уезжала за границу, как будто и не прерывалась ее жизнь в Нескучном».

Серебрякова говорила о себе, что у нее не было учителей — только занятия в мастерской. Но наступил момент, когда искушенная публика узнала, что могут означать такие занятия при огромности таланта. В начале января 1910 года в редакции журнала «Аполлон» открылась для узкого круга посетителей небольшая выставка современного женского портрета. По словам устроителя Сергея Маковского, она должна была показать «по возможности новые произведения наших мастеров кисти и, вместе с тем, работы молодых, мало или совсем не выставлявшихся художников». Рядом с такими признанными портретистами, как Серов, Врубель, Сомов, Кустодиев, выступили никому дотоле не ведомые художницы — С. Бодуэн де Куртенэ и З. Серебрякова. Еще до открытия выставки во вступительной статье каталога отмечался «большой красочный темперамент» Серебряковой.

Затем выставка прошла в Москве и снова в Петербурге. Были представлены почти все «мэтры» и многие, только заявлявшие о себе, живописцы: Петров-Водкин, Ларионов, Павел Кузнецов. Серебрякова выставила четырнадцать произведений.

serebrjakova 017За туалетом.   (Автопортрет).    1909 год.

Ее работы оказались для публики неожиданными. «Автопортрет» («За туалетом»), «Крестьянка» («Молодуха»), пейзаж «Зеленя осенью» сразу же были приобретены Третьяковской галереей. Это наивысший успех. Вспомним, как отец молодого Нестерова, недовольный выбранным сыном жизненным путем, поверил в него только тогда, когда сам П. М. Третьяков купил у Михаила «Пустынника»…Серебрякова рассказывала о своей работе: «Лето мы всегда проводили в Нескучном. Осенью… я решила остаться с детьми… еще несколько месяцев, но не в Нескучном, а на хуторе (в имении моего мужа рядом с Нескучным), где дом был маленький, и его можно было протопить легче, чем большие, высокие комнаты Нескучного. Мой муж, Борис Анатольевич, был командирован. Зима в этот год наступила ранняя, все было занесено снегом — наш сад, поля вокруг, повсюду сугробы, выйти нельзя,— но в доме на хуторе тепло и уютно, я начала рисовать себя в зеркале и забавлялась изобразить всякую мелочь на туалете».

Позже А. Бенуа посвятил Серебряковой почти целиком одно из своих Художественных писем: «Зинаида Серебрякова выставляет в первый раз… Ныне она одарила русскую публику таким прекрасным даром, такой «улыбкой во весь рот», что нельзя не благодарить ее… «Автопортрет» Серебряковой, несомненно, самая радостная вещь… Здесь полная непосредственность и простота, истинный художественный темперамент, что-то звонкое, молодое, смеющееся, солнечное и ясное, что-то абсолютно художественное…» И продолжил о других работах: «Все они поражают жизненностью, простотой и прирожденным мастерством. Все они веселые, бодрые и молодые… И деревенские парни, и студенты, и комнаты, и поля — все у Серебряковой выходит ярким, живущим своей жизнью и милым… Жила молодая женщина в глубокой деревенской глуши, в убогой хуторской обстановке, и не было ей другой радости, другого эстетического наслаждения в зимние дни, отрывавшие ее от всего мира, как видеть свое молодое лицо в зеркале, как видеть игру своих обнаженных рук с гребнем… Как само лицо, так и все в этой картине свежо… Здесь нет и следа какой-нибудь модернистской утонченности. Но простая и даже пошлая жизненная обстановка в освещении молодости становится прелестной и радостной».

serebrjakova21Портрет писателя Г.Чулкова.    1910 год.

serebrjakova 022Портрет О.К.Лансере.   1910 год.

serebrjakova4Автопортрет в шарфе.    1911 год.

Уверившись в своих силах, Серебрякова продолжала писать портреты, решая все новые цветовые задачи, и постепенно подошла к главному в своем творчестве. А ведь то была пора «всеобщего мучительного шатания», по определению С. Маковского. Но Серебрякову это не коснулось, она несла в себе накопленный с детства «бодрый реализм», как говорил А. Бенуа, пожелавший ей и в дальнейшем «такими же простыми глазами глядеть вокруг себя и передавать эту радующую видимость».

serebrjakova24Баня.   1913 год.

Серебрякову всегда интересовали крестьяне, их простой, непритязательный быт. Картина «Баня» — это первая ее поэма о русской женщине-крестьянке. Как всегда, сотни натурных зарисовок, вариантов композиции, поиск поз. И вот они перед нами— русские Венеры. Величавым покоем, торжественностью, правдой красоты и правдой жизни веет от полотна. Немногочисленные бытовые детали— струи воды, ткань простыни— как бы врезаются в холст фрагментом.

serebrjakovaБеление Холста.   1917 год.

serebrjakova3Беление холста.   Наброски.   1916-1917 годы.

Затем появились еще две работы, уже о крестьянском труде: «Жатва» и «Беление холста». В них— десятки, если не сотни, подробностей. Мужики жнут пшеницу, крестьянки вяжут снопы, работают граблями, пробуют еду деревянной ложкой, когда варят под открытым небом кондер (пшено) в огромных котлах, пьют воду из боклуха, несут огромные караваи хлеба… И вот золотисто-красно-синяя «Жатва». Краски приглушены, сглажены (впрямь, фреска по сырой штукатурке!). Всего-то четыре фигуры: две женщины стоят— одна с граблями на плече, другая с заплечной кожаной сумкой, и две сидят, готовя скромный полдник…

serebrjakova16Сидящая крестьянка.       1914-1915 годы.      Этюд к картине «Жатва».

serebrjakova9Крестьянка с квасником.   1914 год.

Но прежде чем все это написать, художница побывала в Италии и Швейцарии, где написала множество пейзажей, испытывая на прочность и тонкость свои возможности. Поздним летом 1914-го она вернулась домой, где ее встретили хмурые и растерянные мужские лица, причитающие солдатки и ревущие девки.
В 1918-м незаконченная «Жатва» сгорела в Нескучном, уцелела лишь часть подготовительного материала, натурные «вживе» этюды. И все же она восстановила ее.

В то время, когда, казалось, мир рушился — война, революция,— картина «Беление холста» со спокойной уверенностью славила труд и человека в его вечной связи с природой. Снова красное, синее, зеленое, многотоновое белое.

В последний год жизни художницы советский академик Д. А. Шмаринов напишет: «У нас много говорят о монументальности, зачастую абстрагируя это понятие, противопоставляя его понятиям жизненности, эмоциональности, непосредственности. Серебрякова — подлинный монументалист, мастер большой пластической формы, композиционной построенноенности. Но все эти качества соединяются в ее творчестве с той поэзией правды, увлеченностью жизнью, которые преображают ее работы в подлинный гимн душевной красоте человека».

Да, найдено и осуществлено главное, теперь только работать и работать. Но… «вся жизнь в один день переломилась». В Харьков, куда семейство переехало после гибели Нескучного, возвращается Борис Анатольевич и, заразившись в дороге сыпным тифом, умирает.

Зинаида Евгеньевна после скудного житья в Харькове (там для заработка она рисовала педагогические пособия для Харьковского археологического музея при университете — красочные таблицы культур каменного века, скифов, хазар, славян) переезжает с матерью в Петербург. Поселились в пустовавшей квартире деда Н. Л. Бенуа. В этом же доме жили Александр Бенуа со своей семьей и Альберт Бенуа. Убитая горем вдова оказалась среди близких родных людей, которые поддерживали ее.

В Петербурге она получила телеграмму о назначении ее профессором Академии художеств. Но по состоянию здоровья о преподавании в Академии не могло быть и речи. В 1921 году Серебрякова поступила на службу в мастерскую наглядных пособий, а академический паек позволил хоть как-то существовать и «продолжать заниматься искусством».

В эти годы в творчестве художницы появляется новая тема: праздничная серия пастелей — портреты танцовщиц и балетные жанровые сцены.

serebrjakova13Балерина.   1922 год.

serebrjakova14Балетная уборная.   1923 год.

Но заработка все равно не хватало. Тянулась безрадостная жизнь, «где каждый день только острая забота о еде (всегда недостаточной и плохой) и где заработок такой ничтожный, что не хватает на самое необходимре». Александр Николаевич Бенуа, уже обосновавшийся с семьей в Париже, звал племянницу к себе.

Весной 1924 года в Америке открылась большая выставка художников СССР, в которой участвовала и 3. Е. Серебрякова. На вырученные от продажи двух картин деньги художница решила ехать в Париж— найти заказы, устроить выставку, а уж затем вернуться на Родину. Но заказов оказалось скудно мало, с устроением выставки возникли непреодолимые финансовые проблемы, и, собственно, возвращаться домой было не с чем. Вскоре к Зинаиде Евгеньевне приехали двое ее детей. Сначала младшая Екатерина, затем Александр. Впоследствии они стали интересными художниками: Александр Борисович работал как художник-декоратор, акварелист, он мастер художественного архитектурного макета; Екатерина Борисовна — в жанре живописной миниатюры. Екатерина Борисовна взяла на себя все хозяйственные заботы, чтобы дать матери возможность творчески работать.

Если бы Зинаида Евгеньевна вела дневник, то о сорока годах, прожитых ею в Париже, мог бы сложиться печальный роман — о путах, державших художницу вдали от Отчизны и родных, о том, как одна за одною рушились творческие мечты и замыслы, достойные ее дара.

Скажем лишь об одной самой радостной странице. В мае 1928 года в Брюсселе была устроена художественная выставка, приуроченная к открытию Дворца искусств. Русский отдел представляли мастера старшего и молодого поколений. И русские не только понравились,— как писал С. Маковский,— но, по общему мнению, были намного «лучше всех»… О французах и швейцарцах никто не говорил, а говорили о Левицком, Брюллове, Александре Иванове, Бенуа, Сомове, Добужинском, Серебряковой, Яковлеве, Шильтиане, Бушене и многих других современниках.

Серебрякова обрела в Бельгии почитателей. Один из них, барон Броувер, не только заказал ей портреты жены и дочери, но и предложил поездку на месяц в марокканский город Мараккеш, близ которого у него были плантации. Таких поездок было две.

serebrjakova15Марокканские дети.   1928 год.

serebrjakova23Мальчик- музыкант.   1928 год.

«Теперь,— вспоминала художница,— и не верится, что я была там, в этой чудесной стране, где такая радость для глаз!! Меня поразило все здесь до крайности— и костюмы разнообразных цветов, и все расы человеческие, перемешанные здесь. Жизнь в Мараккеше тоже фантастическая — все делается кустарным образом, как должно было быть тысячу лет тому назад… Ведь там все было, как в «античном» мире,— ничто не изменилось: ни одежда, ни типы». Она работала с упоением. И когда сделанная ею многолистовая серия пастелей предстала на выставке в Париже, то успех был по тамошним меркам ошеломляющий, никогда художница не достигала такой виртуозности в технике пастели.

Александр Бенуа писал: «Пленительна серия марокканских этюдов, и просто изумляешься, как в этих беглых набросках, производящих впечатление полной законченности, художница могла так убедительно и точно передать самую душу Востока. Одинаково убедительны как всевозможные типы, так и виды… Люди такие живые, что кажется, входишь с ними в непосредственный контакт, точно знакомишься с ними». Критик из «Фигаро» высказывается еще восторженнее: «Выставка г-жи Серебряковой доставила мне чрезвычайное удовольствие широтой тематики и мастерством исполнения… Это одна из самых замечательных художников. Она воспроизводит местный колорит Феса и Мараккеша с подлинной достоверностью, просто и деликатно, сохраняя при этом всю силу обаяния изображаемого… В ее Востоке нет ничего общего с крикливыми рыночными куклами, которых Анри Матисс называет одалисками… У г-жи Серебряковой живописный темперамент подкреплен глубоким и упорным изучением натуры. Никогда еще современное Марокко не было увидено и воспето лучше. И как мы должны быть довольны, что среди окружающих нас посредственностей можно встретить талант такой величины». В архиве еще хранится безымянная газетная вырезка, где говорится о нескольких выставках Серебряковой: «Духовно чувствуется связь Серебряковой с истоками русской поэзии, и кажется, что муза Пушкина благословляет ее прекрасные полотна. Особое внимание привлекают ее прекрасные портреты. Найти в человеческом лице отблеск его духовной сущности и связь с создавшим его по образу своему может только художник, любящий натуру такой любовью, какой любит ее Серебрякова. И в этом коренная связь ее с основами русского искусства и с духом русской культуры».

И тем не менее работы Серебряковой почти не покупались, торговая мода на абстракционизм поглощала все. А в годы войны и после заказов практически совсем не поступало.

И как награда за все страдания и мытарства в 1965 году состоялась встреча ее искусства с возлюбленным Отечеством, с которым душевные связи она никогда не могла оборвать. На Кузнецком мосту в Москве открылась первая послереволюционная выставка Зинаиды Серебряковой, продолженная затем в Киеве и Ленинграде. Но приехать на Родину художница уже не смогла…

19 сентября 1967 года пришла из Парижа печальная весть о ее кончине.

Человек большого и яркого дарования, высокой культуры, разносторонних познаний в области искусства, литературы, музыки, Зинаида Серебрякова по праву занимает достойное место среди младшего поколения художников «Мира искусства». Все ее творчество было связано с мыслями и мечтой о России, и именно России принадлежит все лучшее, что было ею создано.

Эльвира Попова

 

Известно, как Анна Ахматова переживала: из шестнадцати рисунков, подаренных ей Модильяни, сохранился один. И то не самый ню.

Казалось, пропали, и все. И вдруг — прошлой осенью рисунки всплыли. Из какой-то частной коллекции, в Италии, на выставке. Из небытия. Как? Откуда? Рисунки были экспроприированы в послереволюционной России — а дальше?

Это один только случай: судьбы у картин вообще непонятны. Пожалуй, всех их детективных поворотов и тайн не выследишь… По крайней мере так было до последнего времени. Стояла гробовая тишина, шуршали музейные тапочки, все было по полочкам. Здесь национальное достояние, а все остальное было зачислено в пропащие либо существовало в странном полулегальном состоянии «где-то», у недобитых частников или властителей-коллекционеров… И вдруг за пару-тройку лет студень зашевелился. Вдруг полез, как тесто, целый пласт неизвестной культуры. Не всего, выясняется, Айвазовского мы видели, не всего Левитана знали. Картины ползут, как карты из рук шулера.

Впрочем, у чудесного появления такой вот россыпи есть объяснение прозаическое. В обиход вошло понятие «художественный рынок». И начались такие приземленные штучки, многочисленные аукционные дома стали делить сферы влияния, обозначилась конкуренция, наметились лидеры.
И вот — высокое и светлое искусство прильнуло к этому низменному и прагматичному депу, как к форточке за глотком. Забулькала новая жизнь живописи. Вот на выставке Альфа Арт появился один из вариантов Васнецовского «Витязя на распутье». Третьяковка отхватывает «Трефового тузе» Ивана Пуни. Пиросмани, от которого осталось две сотни работ, вышел с «Пасхальным барашком»…

В появившемся только что на свет роскошном альбоме собрано все то, что предложил Альфа Арт рынку за год. Имена первой величины — Саврасов, Шишкин, Перов, Сомов, Кустодиев, Врубель, Серебрякова,

serebrjakova10Автопортрет.

Лентулов, Гончарова, Фальк. Рядом — менее известные музейным зевакам, несправедливо забытые Беггров, Виллевальде, Клевер, Досекин, Тихов.. На самом-то деле происходит очень важная вешь, не оцененная, пожалуй, обывателем, потрясенным мелькающими суммами. История искусства вдруг обретает свою многомерность, насыщенность, сложную кровеносную систему. За металлическим хрустом имени Фаберже открывается масса других имен. Первыми, естественно, это отметили музеи (не только столичные), вступившие в напряженную неравную борьбу с новыми (и старыми, впрочем) коллекционерами.

Но даже если картина не попала на музейный гвоздик — она «поймана», прошла экспертизу, ее маршрут помечен. А из вышеизложенного вытекает простая, не укладывающаяся в голове обобществленного гражданина мысль: не только и не столько от национализации и экспроприации выигрывает отечественная культура.

Такое оживление нашего художественного рынка замечено мировым арт-бизнесом. Ситуации, при которой «Сотби» с «Кристи» могли бы спокойно приезжать к нам, не замечая конкурентов, теперь уже нет. Данные о торгах Апьфа Арт теперь регупярно включаются в авторитетнейший справочник «Майер». (К слову, за текущий год в международном каталоге собраны сведения о 2 700 аукционах, проходивших в мире, о 80 тысячах продаж, о 50 тысячах мастеров). Ведущий на сегодня российский аукционный дом, в свою очередь, представляет «Майер» у нас: в наших непривычных музеях начали интересоваться тем, что в мире происходит, какая там сегодня конъюнктура. Без полной и точной информации об арт-рынке вдруг стала невозможной нормальная жизнь художественного мира — мира, который, по справедливому замечанию Владимира Ильича, оказался очень даже продажным.

Что же остается, таким образом. Искусству в этом мире, зажатом между высоким, духовным и земным, материальным? То же, что и всегда: стенать, метаться, разрываться. На то оно и искусство.

Игорь ВИРАБОВ.

 

 

 

В МОСКОВСКОЙ галерее «Дом Нащокина» с особой пышностью открыли выставку Зинаиды Евгеньевны Серебряковой — русской художницы, чьи работы в последние годы уходят с торгов аукционного дома Сотби за фантастические суммы.

serebrjakova 029

Спящая девочка на синем.   1923 год.    Фрагмент.

В галерее представлены рисунки и живопись не только из государственных музеев России, но и из частных собраний, увидеть сокровища которых практически невозможно, однако организаторам экспозиции удалось их заполучить. На выставку отдали свои раритеты Третьяковка, Русский музей, театральный музей имени Бахрушина, музей-заповедник «Петергоф», музей личных коллекций ГМИИ имени Пушкина. Специально для этой выставки в Москву привезли творения Серебряковой из собраний Нижнетагильского музея изобразительных искусств, Новосибирской картинной галереи, Калужского областного музея, музеев Одессы и Рыбинска.

Директор галереи «Дом Нащокина» Наталья Рюрикова — человек страстный. Она, «разок влюбившись» в какого-нибудь художника, готова горы свернуть, лишь бы устроить не просто выставку, а панегирик творцу. И к собственно полотнам мастеров всегда добавит что-то такое, чего, казалось, найти искусствоведу практически невозможно. Прошедший год подарил посетителям «Дома Нащокина» две выставки-сенсации — обе посвящены женщинам, перевернувшим в сознании обывателя систему ценностей и приоритетов. Одна была посвящена мятежной Фриде Кало, вторая — Мерилин Монро. А этот сезон открыли не кем-нибудь, а Серебряковой. Причем показали экспозицию, которой впору позавидовать любому крупнейшему музею.

Феномен Серебряковой — сколько бы о ней ни писали искусствоведы — пока еще не изучен. Возможно, интерес к ее наследию связан и с личной трагедией художницы — красивой, страстной и фантастически работоспособной. Одна из лучших представителей «мирискусников», Серебрякова была единомышленницей также и Серова, Кустодиева, Нестерова, Коненкова, всех тех мастеров, которые после первой русской революции сосредоточились на поисках идеального человека, стараясь забыть о реалиях тогдашней России, — реакции властей, растерянности интеллигенции. После 1910 года Серебрякова вместе с Петровым-Водкиным, Кустодиевым, Сарьяном протестует против отрицания художественного наследия, старается вернуть осмысленность своим поискам прекрасного и находит этот смысл в утонченных полотнах Венецианова, создавшего иллюстрированную историю крестьянского быта. Художница черпает вдохновение в поэзии простой жизни и при этом часто обращается к традициям итальянского Возрождения. Ее автопортреты, бытовые зарисовки, портреты детей и крестьян пронизаны гармонией, когда идеальная красота возвышает реальную жизнь, а не противостоит ей. Строгая академичность сочетается с венециановской лирикой игры светотени и выдержанностью цветовой палитры. Даже уехав на Запад, Серебрякова продолжает работать в собственной манере «здорового реализма».

Юлия Малахова.

 

На выставке можно увидеть эскизы и панно племянницы Александра Бенуа Зинаиды Серебряковой, в том числе эскизы панно для Казанского вокзала (1915—1916 годов)

serebrjakova25Эскиз панно для Казанского вокзала.   1915-1916 годы.

и аллегорические панно ню, созданные для виллы барона де Броуэра. покровителя искусств, промышленника и большого поклонника творчества Серебряковой, которые никогда не показывались в России. Работы Серебряковой — это всегда тонкое чувство линий и глубинный эротизм. И каждая из них — это немного автопортрет. Кроме того, в экспозиции выставки около 40 работ кисти Серебряковой из фондов Государственного Русского музея, Государственной Третьяковской галереи, музея-заповедника «Петергоф».

serebrjakova11

 

serebrjakova26Спящая натурщица.   1941 год.

serebrjakova 011Купальщица.   1911 год.

Короткими, залитыми слепящим солнцем зимними днями 1909 года в загородном доме усадьбы Нескучное писала Зинаида Серебрякова автопортрет, известный под названием «За туалетом». Писала для себя. Уж очень был звонкий морозный день, от света которого искрились и переливались всеми цветами даже безделушки на столе. И она сама — молодая, счастливая, полная надежд и задора. Рука невольно потянулась к краскам — захотелось остановить счастливый и прекрасный миг! Старший брат, Евгений Лансере, уже известный художник, увидев автопортрет, настоятельно посоветовал отправить его на предстоящую выставку в Петербург. И вот в 1910 году на VII выставке «Союза русских художников» (тогда в это объединение входили члены распавшегося «Мира искусства») рядом с произведениями Валентина Серова, Александра Бенуа, Бориса Кустодиева, Анны Остроумовой-Лебедевой впервые экспонировались произведения Серебряковой.

Бенуа писал о картине «За туалетом»: «Здесь… истинный художественный темперамент, что-то звонкое, молодое, смеющееся, солнечное и ясное, что-то абсолютно художественное». По единодушному мнению работы двадцатипятилетней дебютантки заключали в себе все то, чем замечательно отечественное искусство. Три ее произведения, в том числе автопортрет, были приобретены Третьяковской галереей. Так стремительно вошла в большое искусство замечательная русская художница Зинаида Евгеньевна Серебрякова.

«Я до сих пор помню, какое сильное впечатление на меня произвели ее прекрасные лучистые глаза. Несмотря на большое горе (она недавно похоронила горячо любимого мужа) и непреодолимые трудности житейские — четверо детей и мать! — она выглядела значительно моложе своих лет, и ее лицо поражало свежестью… Глубокая внутренняя жизнь, которой она жила, создавало такое внешнее обаяние, противиться которому не было никакой возможности» — так вспоминала Г. И. Тесленко, добрый друг художницы, о первой встрече с ней, состоявшейся в 1920 году. Все это отразилось в автопортретах. Многие из них — своеобразные новеллы, в которых искрится яркая одаренность художницы. Одни вещи решены преимущественно живописными средствами, через гармонию контрастных цветов. Другие — линией, по-серебряковски виртуозно-точной, подвижной.

Всю жизнь художницу привлекали люди труда, атмосфера, в которой они живут, природа, которая их окружает. Она писала курских крестьянок, мастеровых, итальянских виноградарей, французских рыбаков. Вглядываясь в лица, запечатленные на полотнах Серебряковой, невольно отмечаешь их характерную особенность: люди словно застигнуты художницей в момент счастливого душевного равновесия. Они — носители высокой духовной энергии в ее творчестве.

serebrjakova 028За обедом.     1914 год.

Особое место в живописи З. Серебряковой занимает детская тема. Кто не знает часто репродуцируемую картину «За обедом» (1914), в которой воплощен удивительно трогательный образ детства. По глубокому знанию детской души художницу можно поставить рядом с Валентином Серовым.

serebrjakova18Портрет дочерей художницы.   1921-1922 годы.

серебрякова

Автопортрет с детьми.   1921 год.

serebrjakova 020Катя в голубом у ёлки.   1922 год.   Фрагмент.

serebrjakova7Портрет В.И.Рыбаковой в детстве.   1923 год.

Мало кто может соперничать с Серебряковой и по количеству работ, посвященных детям. Видимо, только материнство способно так одухотворить искусство и до конца обнаружить натуру художницы — нежную, тонкую, любящую.

Поступление дочери Татьяны в балетную школу стало поводом для работы над темой балета, захватившей Серебрякову на годы. Много времени она провела за кулисами Мариинского театра, создавая серию портретов замечательных балерин Л. Ивановой, М. Добролюбовой, набрасывая пастелью танцовщиц, готовящихся к выходу на сцену. Что больше всего привлекает в композициях, посвященных театру? Пожалуй, даже не то, что изображено, а само восприятие художницей балета как удивительного, полусказочного мира. Перламутрово-розовые, серебристо-серые, голубые тона пастели (черного цвета ее палитра не знала) — все это создает возвышенное настроение.

serebrjakova 005Деревья у реки.    1914 год.

Пейзаж Серебряковой — прекрасный мир, родной и близкий человеку. Не случайно многие портреты она писала на фоне природы, созвучной состоянию портретируемыОсобенно вдохновляла Серебрякову природа Нескучного. Поля, увиденные с пологих холмов, речка Муромка с прибрежными травами и деревьями — все это радостно переносилось на бумагу. Темперные краски, положенные жидко, тонким слоем, создавали каждый раз новый образ. Работая с натуры, художница и в этюдах видела природу очень цельно. Ее вещам свойственна при исключительном чувстве детали высокая степень обобщения. Можно говорить об их филигранной отделке. Смена цветовых планов, широкие развороты пространства — характерные черты ее работ. Как вспоминает дочь Т. Б. Серебрякова, художница «никогда не выходила из дома без бумаги и красок. Но масляными красками пейзажи не писала…». Действительно, темпера позволяла раскрывать в цвете большие участки изображения, игнорировать ненужные мелочи, обладала только ей присущей звучностью.

serebrjakova 004Катя с натюрмортом.   1923 год.

serebrjakova8

Селёдка и лимон.   1923 год.

Малоизвестная область творчества замечательной художницы — натюрморт. Возможно, причина этого кроется в огромной популярности ее полотен на крестьянскую тему, портретов, пейзажей. С какой убедительной материальностью, тонким пониманием красоты простых предметов написаны туалетные коробочки, флаконы, булавки в «Автопортрете» 1909 года, фаянсовая и глиняная посуда, румяные булочки в картине «За обедом».

serebrjakova19Морские раковины.   1952 год.

В последние годы жизни, когда Серебряковой трудно было покидать мастерскую, она сосредоточенно писала натюрморты. Один из многочисленных примеров — «Морские раковины». Расположив дары моря на переднем плане, художница как бы приглашает нас подивиться вместе с ней изяществу словно светящихся изнутри перламутрово-розовых, серебристо-сиреневых и золотистых раковин, богатству цветовых нюансов, игре света. Мастерство, с которым исполнена вещь, невольно заставляет вспомнить голландских живописцев XVII века.

Зинаида Евгеньевна Серебрякова была человеком высокой духовности и исключительного таланта. Ее отличала цельность художественного мировоззрения, что в полной мере нашло воплощение в произведениях, исполненных гармонии и совершенства. Серебрякова одна из продолжателей традиций русской реалистической школы, которые берут начало в творчестве ее любимых мастеров — Ореста Кипренского и Алексея Венецианова. Это и позволило ей занять почетное место в истории отечественного искусства.
Е. РЫБАКОВА Журнал «ЮХ»

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

Комментировать

Вам необходимо войти, чтобы оставлять комментарии.

Поиск
загрузка...
Свежие комментарии
Проверка сайта Яндекс.Метрика Счетчик PR-CY.Rank Счетчик PR-CY.Rank
SmartResponder.ru
Ваш e-mail: *
Ваше имя: *

товары