Cомов Константин
Константин Андреевич Сомов (1869-1939) — русский живописец.
100-летний юбилей художественного общества «Мир искусства», издававшего одноименный журнал с 1898 года и проводившего выставки на рубеже веков, отметил памятной экспозицией Музей личных коллекций ГМИИ им. Пушкина.
Основная часть выставки — произведения Александра Бенуа, Константина Сомова, Евгения Лансере, Льва Бакста и др. из частных московских собраний. Чаще всего это среднего уровня эскизы и наброски, а также тиражная графика. Такие вещи музеи обычно предпочитают получать лишь в дар, коллекционеры же охотятся за ними, стремясь заполучить имя. Впрочем, основной корпус выставки умело подкреплен высококачественной подборкой работ тех же мастеров из коллекции Зильберштейна, некогда переданной им в Музей личных коллекций. В результате выставка все же приближается к музейной, удаляясь от предаукционной, и становится как бы предмузейной. Юбилей «Мира искусства» музейщики осмыслить так и не успели, а отечественное фундаментальное искусствознание пока молчит по этому поводу. И потому все оценки творчества «искателей отрадного и прекрасного» остаются прежними, как в советские времена: с одной стороны, они — идеалисты прошлого (как говорили, пассеисты), эстеты, декораторы жизни, а с другой — основоположники отечественной книжной графики и театрально-декорационного искусства. Цель же нынешней выставки, организованной с помощью Клуба коллекционеров, видимо, состоит в том, чтобы показать: произведения «мирискусников», как надежный художественный товар, по-преж-нему ценны, что собирать их стоит, поскольку со временем их можно будет экспонировать и опубликовать в каталоге государственного музея. Что в этот раз и сделал главный спонсор нынешней выставки президент фонда «Русская культурная инициатива» г-н Кириллов, продемонстрировавший свой экземпляр роскошной книги Бенуа «Царское село в царствование императрицы Елизаветы Петровны.»
Язычок Коломбины. 1913-1915 годы.
В 1902 году Александр Бенуа завершил свой труд «История русской живописи в XIX веке». Заключительные слова он посвятил Константину Сомову, отметив, что именно он «за последние десять лет— самое яркое, отрадное и типичное явление» и что «в начале века историю русской живописи иначе не кончить, как Сомовым, ибо за ним последнее слово». Чем интересен этот художник, если изысканнейший и эрудированнейший из знатоков живописи сказал о нем такие обязывающие слова? Сомов воплотил одну из граней блистательного времени «рубежа веков» — «серебряного века». Создал свою особенную «сомовскую страну». Пейзажи, портреты, книжные виньетки, иллюстрации, заставки и тончайшие рисунки, выполненные акварелью, маслом, гуашью, карандашом. Во всех его 74 работах— острый и точный вкус, неповторимость его внутренней жизни. Известный вопрос «Что важно в искусстве— как или что?» и ответ на него: «Самое важное — кто». Вот это «кто» царит в изысканном, придуманном и правдивом, завораживающем сомовском творчестве.
Фейерверк в Монплезире. 1909 год.
Сомов начал рисовать вроде бы случайно. Учившийся в частной гимназии Мая — «старомоднейшем и уютнейшем заведении (ничего казенного в себе не имевшем)»— в одном классе с Сомовым, Александр Бенуа вспоминал о друге: «Будучи влюблен или думая, что был влюблен в красивую актрису французского театра, испещрял рисунками ее тонкого профиля все бруйоны (черновики — Э. П.) и все обложки учебников. Признаюсь, я на эти беспритязательные и беспомощные опыты поглядывал свысока… И вот после одного летнего перерыва узнаю, что Костя Сомов уже больше не с нами, что он… поступил в Академию художеств». Из-за сомовской сдержанности (а скорее скрытности) друг не знал, что Константин с десяти лет учился рисовать, вначале под руководством гувернантки, а затем начал посещать вечерние классы рисовальной школы Общества поощрения художеств.
После дождя. 1896 год.
В доме Сомовых царила атмосфера искусства. Мать, Надежда Константиновна, была «отличной музыкантшей», имела красивый сильный голос. Отец, Андрей Иванович, математик по образованию, уже в зрелом возрасте собрал богатую коллекцию живописи и графики. Так что сомовская изысканность «взращивалась» с малых лет на высочайших образцах, преклонение перед которыми сохранил он до конца дней.
Спящая молодая женщина. 1909 год.
Занятия Константина Сомова в Академии художеств пришлись на время ее переформирования, когда воспитанники по окончании первых обязательных классов сами выбирали себе профессора для дальнейшего обучения. Сомов «приписался» к мастерской Репина, чей талант и своеобразный характер сказались на таком, казалось бы, несопоставимом с репинским творчестве Сомова. На предложенную Репиным свободную тему Сомов написал работу, впервые показав зрителям будущую «сомовскую страну». Картина называлась «Дама у пруда», на ней была изображена молодая женщина в высоком напудренном парике и пышном розовом платье с фижмами. Всех поразило пренебрежение к обязательной фабуле. А это уже было первое проявление того нового в искусстве, что несли молодые художники, которые восславят русское искусство и начертят на своем знамени слово красота. Они заявят о себе как общество «Мир искусства», объединившее людей изысканной культуры нового времени. «Нас инстинктивно тянуло,— рассказывал А. Бенуа,— уйти от отсталости российской художественной жизни, избавиться от провинциализма и приблизиться к культурному Западу, к чисто художественным исканиям иностранных школ, подальше от литературщины, от тенденциозности передвижников… подальше от нашего упадочного академизма».
Беседка. 1897 год.
Следующая картина Сомова «Письмо» была более программной в утверждении нового направления в живописи. Здесь нет действия, но есть загадочность, интрига. Кто эта изящная дама, поднявшаяся со скамьи навстречу пажу, несущему письмо? На этот вопрос не ответить. Сомов не думает о конкретных исторических личностях, и вообще суть происходящего между персонажами ему не важна. А важно передать дух забытого времени. В облике действующих лиц, в костюмах, которые мастерски выписывает, и даже в пейзаже. «Письмо», картина не историческая, «исторический» только пейзаж: классический парк XVIII столетия с боскетами, подстриженными деревьями, мраморными скульптурами и скамьями. Поблескивание водной ряби и вечернее небо с редкими облаками придают картине тонкую лиричность. Лиризмом будут пронизаны все обращенные в прошлое работы Сомова. Но и в условных сценах, и в портретах особая роль отведена пейзажу. Он заставит, часто с тоской и какой-то пронзительностью, ощутить, что все изображенное, «придуманное» художником некогда было живым…
Любовное письмо (Дама в красном) 1911-1912 годы.
Скорее всего Сомова увлек XVIII веком Александр Бенуа, который любил и много изображал это время. Лето 1896 года художники провели в Мартышкине под Петербургом. Там Сомов написал портрет супруги Александра Николаевича Анны Карловны Бенуа в костюме начала XIX века. Кстати, этим периодом для мирискусников заканчивался интерес к русской живописи, да, наверное, и к русской истории. Жизнерадостную и деятельную Анну Карловну Сомов изобразил грустной и мечтательной. Во время работы над портретом перед Сомовым словно бы витал тот образ женщины, который будет жить в его творчестве до конца дней. Отрешенное, замкнутое лицо, печальные глаза…
Дама в голубом. 1897-1900 годы.
Свой идеал он воплотил в картине «Дама в голубом». Это портрет художницы Е. М. Мартыновой, с которою Сомов был дружен. Страдающие глаза, горестно сомкнутые губы. А старинный наряд с кружевным воротником-пелериной, с глубоким декольте словно подчеркивают изысканность образа, его поэтическую возвышенность.
«Даму в голубом» Сомов писал три года. За это же время художник создал несколько «пассеистских» (pass6 (фр.) — прошлое) произведений… В них словно бы восстановлено давно ушедшее время. То время, которое гналось прочь из русской памяти самоуверенным и самоуспокоенным XIX веком, пригнувшим искусство напористой тенденциозностью и отказавшимся от красотывжизни, а художнику отказав в свободе фантазии и праве на самостоятельность.
Отдых на прогулке. 1896 год.
Написанные с мягкой иронией акварели— «Две дамы на террасе», «Летом», «Прогулка после дождя», «Прогулка зимой», «Радуга», «В боскете» — завершили первый период сомовского творчества. (Который, кстати, художник начинал «непридуманными» вещами.) Это были традиционные, исполненные маслом жанровые портреты: матери, жены скульптора А. Л. Обера… Последней попыткой писать портреты в широкой, живописной манере станет портрет отца, где заметно влияние шведского, очень модного тогда художника-портретиста Андерса Цорна, которым в ту пору в России увлекались многие портретисты и даже сам Репин.
Итальянская комедия. 1914 год.
Эти работы объединились в цикл «Времена года», где на первом месте — природа. Но она уже изображается «из головы», как, впрочем, и весь сюжет. Здесь все вымысел, все сочинение. Во многих работах стилизация под XVIII век почти навязчива, персонажи похожи на кукол в дорогих нарядах, хотя красиво и безупречно точно переданных.
Портрет Н.Г.Высоцкой. (этюд) 1917 год.
Так суховато завершился первый период сомовского «пассеизма». Художник никогда’больше не вернется к умиротворенным идиллиям. Жизнь заставит забыть о самом этом понятии. Появится другое настроение, так точно подмеченное А. Бенуа: «Прошлое, встающее как живое перед ним, все же безнадежно мертво, навеки схоронено. Поэтому ему если и мила, нежно, сердечно мила, жизненная возня этих людишек, их страсти, их увлечения, которые он так понимает и разделяет, то все же одновременно все это ему и смешно, потому что не нужно, сметено, пропало зря».
Натюрморт. Окно.
Но и живая действительность Сомова пугала и отталкивала. «Сомов,— писал Андрей Белый,— знаток изображаемой эпохи: множеством незаметных подробностей воскрешает он образ жизни минувшей. Он идет от поверхности изображаемого к вечно поющей душе его, от быта к музыке».
1897 год был для художника годом удач. Он работает увлеченно. но как всегда кропотливо,медлительно. Много пишет маслом, что редко у «мирискусников», акварелью, гуашью, совершенствует рисунок графитным карандашом, с блеском использует и смешанную технику. Истинной же манерой Сомова было гладкое, тщательное письмо. «Когда на какой-нибудь части акварели получалась случайная неровная поверхность,— записал племянник Сомова С. А. Михайлов,— то дядя поправлял эти места мельчайшими точками. Эту работу он называл «пуповать» и чрезвычайно не любил, как чисто техническую. Акварели он, случалось, «купал» до семи раз, иногда даже в горячей воде с мылом(!), делал им «кумпот»! Отчего они не только не теряли свежести колорита, но становились нежнее, прозрачнее».
Волшебство. 1902 год.
Сомов вообще любил находить новую технику, разгадывать технические способы старых мастеров. И оттого точечно-ювелирный Сомов умел работать пастозно, даже употреблял мастихин (специальные лопаточки), но чаще всего в пейзаже.
В 1899 году Сомов уехал в Париж. Там он увлекся модным в то время стилем — рококо. Домой вернулся уже сложившимся мастером и сразу же стал одним из ведущих представителей «Мира искусства». И если на первой выставке этого объединения Сомов представлен был скромно, то на второй — 1900 года — он показал несколько своих прекрасных работ: «Конфиденции», «Купальщиц»…
Сомов полностью принял лозунг организатора общества Дягилева: «Искусство самоцельно. самополезно и, главное, свободно». Рядом с этим кредо значится: «Красота в искусстве есть темперамент, выраженный в образах, причем нам совершенно безразлично, откуда почерпнуты эти образы, так как произведение искусства важно не само по себе, а лишь как выражение личности творца… Все возможные рамки должны быть удалены. Природа, воображение, правда, содержание, форма, колоритность, национализм— на все это должно смотреть лишь сквозь призму личности».
Словно сказано о самом Сомове. Этот дальний потомок татарских царевичей поражал своеобразием личности. Он был последовательным и непоследовательным, изысканным и изощренным. И еще — вялость темперамента и постоянное недовольство собой, прирожденная лень и бесконечная усталость, а наряду с этим, словно не зависящая от воли художника, вечная способность придумывать сюжеты и образы при почти насильственной тяге к натуре. Видимо, он утомлялся и от постоянной раздвоенности: влечение к страшному, отталкивающему и в то же время ненасытность в наслаждении прекрасным в искусстве. Сомов собрал такую изысканную и богатую коллекцию раритетов и фарфора, что уже советское правительство взяло ее под охрану, объявив народным достоянием.
Но, преодолевая самого себя, свою лень, странно соседствующую с кропотливым терпением, он рвется к натуре, тому состоянию, которое Бенуа точно назвал «поединком с натурой».
Сомов твердит себе: «Надо бы вернуться к работе с натуры»; «У Бенуа… С двух до 4 часов рисовали модель»; «Рисовал модель. Очень скверно, но все же на йоту лучше прежнего воскресенья»; «Рисовал у Бенуа модель…». Сомов не только теоретически понимает необходимость тренировки в штудиях человеческой фигуры, но сознает это чутьем истинного мастера. И постоянно сомневается в себе. «Так уж, верно, мне никогда не суждено радоваться и гордиться взаправду. Главное — хлеб. Теперь это все». Он использует любую возможность «побороться» с натурой, чтобы хоть меньше страдать от вечной неудовлетворенности.
Когда грянула революция 1905 года, «мирискусники», творившие для избранных и принципиально пренебрегавшие вкусами «толпы», стали мечтать о своем творческом воздействии на общество. В статье «Голос художника» (журнал «Русь»), подписанной Бенуа, Добужинским, Сомовым и Лансере, прозвучал призыв установить связь и взаимное понимание между художником и уже не «обществом», а «народом».
Поражение революции раздавило эти мечты и порывы. Сомов в отличие от своих друзей и единомышленников не создал тогда ни одного сатирического рисунка для журнала «Жупел». Он остался в кругу своих привычных тем и образов. Создал две изысканные фарфоровые статуэтки «Дама, снимающая маску» и «Влюбленные», рисовал виньетки, орнаменты для ювелиров, но свое слово о времени он высказал позже — на страницах нового символистского журнала «Золотое руно», издававшегося «миллионщиком» Н. П. Рябушинским. Высказался портретами творческой интеллигенции.
Продолжить начатое ему удалось в журнале «Аполлон». Так родилась редкая по тонкости психологизма портретная галерея. Исследователи считают ее зачином сомовские автопортреты 1902—1903 годов. Вообще-то художник писал автопортреты с юности и едва не до смертного часа, но именно портреты русской элиты очень тонко и точно передают внутреннюю жизнь творческой личности в сложное время. В автопортретах, да и во всей серии, художник все внимание уделяет изображению лица, внутренней характеристике человека. Вот как описала внешность художника А. П. Остроумова-Лебедева: «Я увидела небольшого роста, широкоплечего, полного юношу с бледным одутловатым лицом… Производил он впечатление своеобразного, оригинального человека. Много внимания тратил на свою наружность. Носил сюртуки особого покроя, чрезвычайно изысканные галстуки. Печать утонченности… Но при всех причудах и странностях он внушал товарищам уважение и поклонение своему большому таланту».
На сомовских рисунках-портретах предстанут М. Кузмин, А. Блок, Ф. Сологуб, М. Добужинский. И в каждом нечто общее, что их соединяло,— отрешенность от окружающего, обособленность, утонченность, духовный аристократизм. И — само Время на его взлете.
В 1905 году в Петербурге открылась выставка русского парадного портрета, организованная Дягилевым, после чего портрет снова вошел в моду. Для Сомова оказалось не просто сделать шаг от рисунка к парадному изображению! Обычная сомовская скромность и требовательное отношение к создаваемому, кажется, в полную силу сказались именно в этом жанре. Когда-то для лирически-интимного портрета А. П. Остроумовой-Лебедевой ему понадобилось более семи десятков сеансов. И тогда его модель записала: «Он не растерял то художественное чувство, с которым начал так давно портрет. Велик был его художественный темперамент, который дал ему такой заряд».
Портрет А.К.Бенуа. 1896 год.
В работе над портретами светских дам, аристократок каждый сеанс был пыткой. Но художник в славе, его одолевали заказами, и, лишенный внутренней жесткости, Сомов не мог этому противостоять. Хотя дело иметь приходилось с теми, о ком он говорил: «противные аристократки», «Ненавижу bean monde, такая скука с ними и так неуютно». Писал Бенуа: «Вообще я никогда не любил «князей» и никогда не понимал твоей к ним слабости».
Категорически отказывался писать видных деятелей и не согласился на портреты императрицы и наследника. Даже Собинова его уговаривали писать несколько раз, но до портрета дело не дошло.
Портрет Фёдора Сологуба. 1910 год.
Ему вообще было присуще упрямое и неожиданно резкое для его характера стремление к независимости, нежелание связывать себя какой-либо служебной деятельностью. 11 октября 1915 года в дневнике он записал: «Приезжал Ф. Г. Бернштам, просил меня согласиться на выборы меня в действительные члены Академии. Я, конечно, категорически отказался». В январе 1914 года Сомов все же получил диплом Академии живописи.
Портрет Е.Е.Владимирской. 1899 год.
Частные заказы на портреты давали материальную независимость. С сочувствием читаешь запись в дневнике от июня 1914 года: «Говорил… об отсутствии у меня любви и интереса к людям, о большой грусти от этого отсутствия». Какого же душевного напряжения стоил ему каждый заказной портрет… Из Москвы, куда приехал для написания обещанных заказных портретов, писал сестре: «Я уже. конечно, в муках, почти уверен, что провалюсь со своей работой,— что знал прежде, тому разучился, а нового умения и знания не приобрел!»
Портрет В.И.Иванова 1906 год.
Наряду с портретами Сомов работает над изысканными ретроспекциями. Но теперь эти фантазии лишились лиризма. вот круг тем Сомова по определению М. Кузмина: «Ретроспективность у него— не только исторические иллюстрации любимой эпохи, а необходимый метафизический элемент его творчества, улыбающаяся скука вечного повторения… Беспокойство, ирония, кукольная театральность мира, комедия эротизма, пестрота маскарадных уродцев, неверный свет свечей, фейерверков, радуг и вдруг мрачные провалы в смерть, колдовство — череп, скрытый под тряпками и цветами, автоматичность любовных поз и жуткость любезных улыбок (не у «противных ли аристократок» он на них нагляделся?! — Э. П.)… О, как невесел этот галантный Сомов!»
Портрет А.А. Блока 1907 год.
«Не слушайте нашего смеха, слушайте ту соль, которая за ним»,— это уже блоковские слова. Лучшая из вещей этого времени «Осмеянный поцелуй» (1908 год). Сомов лишает своих героев, застигнутых на «месте преступления», и намека на светскость. Кавалер не по этикету грубоват. Такая пара была бы немыслима в ранних пейзажах Сомова. Здесь весь пейзаж выстроен человеческими руками: увитый плющом боскет, сквозь зелень которого просунулись две подсматривающие головки, посыпанные гравием дорожки, причесанная лужайка… Не лирики искал художник— добивался блеска живописи: такого великолепия зелени у Сомова еще не было. Бенуа увидел в этой картине целый «заколдованный мир» и назвал ее «драгоценной жемчужиной». В «театральном мире» Сомова-пассеиста пейзаж откровенно играет роль декорации. Сомовские друзья, работавшие для театра, многое могли почерпнуть у него.
Но сам он, кроме эскиза занавеса для Московского свободного театра и одного костюмного эскиза, ничего для театра не сделал. Его кропотливое, медлительное творчество было далеко от размаха и масштаба декорационной живописи.
Октябрь Сомов принял и пережил лояльно. При покровительстве Луначарского художнику был выделен особый паек, богатая коллекция взята под охрану государства. К нему не врывались с обысками вооруженные матросы, прокалывавшие и раздиравшие штыками все подряд в квартирах «буржуазной интеллигенции». Но Сомов по-прежнему отказывается от предлагаемой ему преподавательской деятельности, оформления чужих книг, работы в незнакомых журналах, обрекая себя на моральное одиночество, на продажу ради заработка картин случайным людям, покупающим «Сомовых» для выгодной, нещадной спекуляции. Но когда «страшное», чреватое «расстрелами и фонарным столбом» время войны и революции осталось позади, Сомова впервые подвигают на общественную деятельность, предложив ему принять участие в организации и проведении художественной выставки в Европе и Америке.
Заставка из книги «Le livre de la marguise» 1918 год.
Фронтиспис в журнал «Мир искусства» 1903 год.
Фронтиспис книги стихов В.И.Иванова. 1907 год.
За время работы выставки Сомов дважды побывал в Нью-Йорке, откуда уезжал в Париж, а затем снова возвращался в Штаты. В конце концов он «укоренился» в Париже, где жили его родственники, друзья, эмигрировавшие из Совдепии. Но там Сомов не пользовался популярностью: «У меня никого нет, если не считать двух, трех ярых поклонников»,— писал он сестре. Истинным подарком судьбы для Сомова оказалось знакомство с Рахманиновым. Сомов написал довольно удачный, композиционно сложный портрет — в овале — дочери композитора Татьяны Сергеевны. Живя у Рахманиновых во время работы над портретом, Сомов начал по вечерам «для себя, а не по заказу» рисовать самого Сергея Васильевича. Этим рисунком он продолжил ту, далекую, галерею графических портретов русской творческой элиты. Новая работа стала достойным пополнением для замечательных «головок на лоскутках», как пошутил некогда Александр Бенуа. В этом портрете — драма человека, покинувшего родину. (Однажды при очередном обыске в квартире Рахманинова матросы выбросили из окна его рояль… и это стало для великого композитора правдой о революции!) Сомов писал сестре: «Рахманинов блестяще устроился, у него свой собственный дом и большие средства, но он очень много тратит на благотворительность русским». И добавляет: «Вышел он у меня грустным демоном, сходство внешнее не разительное, по-моему, но все говорят, что я изобразил его душу. Сделан он в два тона и не в силу, а бледно-серебристо». Рахманинову портрет понравился, и он помог Сомову получить заказ на большой живописный портрет композитора для фирмы роялей Стейнвей в Нью-Йорке. Предназначался портрет для холла нового концертного зала, а репродукции его печатались на афишах и программах с целью рекламы.
Дружба с великим композитором, сдержанная, исполненная взаимного уважения и приязни, продолжалась и впредь. Лето 1929 года Сомов гостил у Рахманиновых в Клерфонтее под Парижем: «…пруды с квакающими лягушками, соловьи, глушь, аромат полей и лесов, цветущие липы». Письма к сестре сообщают, как не хватало художнику Родины: «Второй день сочиняю композицию «carnaval des payzan russ»… меня повело на «сюже рюс». В деревне ряженые перед крыльцом трактира. Ночь, звезды и освещение фонариками. Это— вариант другой, который всем чрезвычайно нравился, но там вместо ряженых были мальчики со звездой под Рождество».
Еще в России он попробовал такой «сюже», где изобразил купальщиц на фоне русского пейзажа с коровами, а на первом плане— русская Венера на самом краю речного бережка под высящейся рядом березой.
Русская пастораль. 1922 год. (Продана в 2006 году за $ 5,2 млн.)
В Париже у Сомова было немного заказов, точно неизвестно, сколько его работ разошлось по неведомым коллекциям. Горечь разлуки с Родиной словно удесятеряла недовольство собою: «Когда я вижу снимки с моих старинных вещей — конец прошлого века и начало этого,— мне делается смешно, что это считалось хорошим, все эти дамы в кринолинах, «человечки без костей», как раз напечатал обо мне Репин, вся эта отсебятина и дилетантство, ужасающие, мертвые, безвкусные московские портреты… Если бы с плеч свалить 30 или даже 20 лет! Ведь годами я ленился рисовать с натуры и совершенствоваться… Вот, дитя мое, грустные мысли о загубленных годах и неисполненном долге».
Бенуа в «Истории русской живописи» справедливо написал, что «искусство Сомова… не дает мощных. укрепляющих и поднимающих дух образов. Рядом с великими произведениями живописи оно покажется, пожалуй, мелким, во всяком случае, болезненным, слишком изнеженно тонким». К концу творчества из работ Сомова уйдет «едкая невыдыхающаяся соль», так остро ощутимая в русский, петербургский период творчества уникального художника.
Сомов не дожил до второй мировой войны. Зинаида Серебрякова написала в мае 1939 года дочери Татьяне в Ленинград: «Мы очень огорчены внезапной смертью К. А. Сомова, скончавшегося восьмого мая от разрыва артерии. Как раз мы виделиоь с Константином Андреевичем в день рождения дяди Шуры (А. А. Бенуа,— Э. П.), и Сомов обещал мне прийти ко мне в понедельник к пяти часам. т. к. мы его ждали, а вместо этого пришли к нам сказать, что он умер! Он был ровесник дяди Шуры и еще полон сил,— рисовал до последней минуты портрет дамы, потом внезапно почувствовал себя плохо, впал в бессознание и через час скончался…»
Умер художник на руках друга и мецената М. В. Брайкевича.
В его искусстве сохранились не только болезни «страшного кануна катастроф», но и преклонение перед красотой, жажда жизни, страстная любовь к природе. Сколько лиризма, восхищения и изысканного до простоты мастерства вместила его маленькая акварель ранней весны. Нашей северной, неяркой, с лишенным голубизны небом. Весны России!
Эльвира Попова.
Автопортретность, проявляющаяся в стремлении преобразить облик конкретного человека в соответствии с субъективной волей художника, весьма характерна для русского искусства рубежа XIX и XX веков. Наиболее отчетливо это стремление выступило в искусстве стиля модерн, где не столько преображение конкретного лица, сколько программное преобразование прозаической реальности в соответствии с романтизированной концепцией личности оказалось одной из форм самовыражения автора. Снова, как и в эпоху романтизма начала XIX века, излюбленной моделью живописца становится творческая личность. Так, у К. А. Сомова его знаменитая «Дама в голубом» — портрет художницы Е. М. Мартыновой. Романтическая концепция личности разработана автором портрета в духе идей и умонастроений русской художественной интеллигенции в период смутных предчувствий грядущих социальных потрясений.
Нездоровый румянец, воспаленный блеск печальных глаз, сухие губы говорят о болезни и одиночестве. Но за спиной героини—старинный парк, и пара на скамейке разыгрывает дуэт на флейтах, и падает тяжелыми складками темно-голубой муар платья, какие носили в 40-х годах XIX века. В руке Мартыновой — отставленная книжка, и, кажется, книжное видение стало на минуту реальностью. Душой Сомов и его героиня — во временах, давно ушедших. Но, возникающие поэтической метафорой из книги, времена эти — лишь условная сценическая площадка, и кулиса нарочито «сделанного» вычурного куста отделяет фигуру женщины от вымышленного пространства ее мечты.
К. А. Сомов, художник романтического склада, несет в себе свой мир, враждебный внешней обыденности и прозе. В облике модели Сомов иллюстрирует собственное творческое и человеческое кредо. Диктат автора здесь очевиден, но очевидно и иное. Художник действительно видит в героине средоточие мучительных проблем эпохи. Сближение портрета с автопортретом (Сомов и буквально «ввел» себя в композицию, наделив своими чертами беспечного фланера с тросточкой на парковой аллее) оправдано общностью портретиста и модели. Современники «прочли» портретный образ так, как он и был задуман, увидев в нем тему судьбы художника в антиэстетической реальности, тему индивидуализма и одиночества творца.
