ЗАПИСКИ О ХУДОЖНИКАХ

Петер Пауль Рубенс (1577-1640) — выдающийся Фламандский живописец.

Город Антверпен, обязанный славой своей Рубенсу и блистательной плеяде его последователей, в этот юбилейный год открывает выставки, воскрешающие век Рубенса, его историю, культуру, и, конечно, демонстрирует произведения самого художника. Участники выставок—самые знаменитые музеи мира, в том числе Государственный Эрмитаж, хранящий значительное число картин Рубенса.

В Антверпене до сих пор сохранился дом Рубенса, построенный по проекту художника и под его наблюдением. Это маленький дворец, в котором мастерская с огромными окнами и комнаты, где художник держал свои коллекции картин, скульптур, медалей.

Хранят память о великом антверпенце и старый готический собор, церкви и музеи. И до сих пор в Синт Якобскерк (церковь Святого Иакова) над могилой художника висит картина, которую он в завещании сам предназначил для этой цели.

Отец Рубенса был юристом, советником антверпенского магистрата. Но после введения в 1567 году в страну испанских войск, когда начался жестокий террор, установленный герцогом Альбой, Ян Рубенс бежал в Кельн. Семья вернулась на родину уже после его смерти. В изгнании, в городе Зиген в 1577 году и родился будущий великий художник. В 1591 году он начал обучение в мастерских антверпенских живописцев,—Т. Верхахта, А. ван Ноорта и О. ван Веена. В 1598 году Петер Пауль стал свободным художником. Через два года Рубенс отправился в Италию. Восемь лет, прожитые здесь, принесли молодому художнику известность. Он работал в Риме, Генуе и Мантуе, серьезно изучая творчество таких великих предшественников, как Леонардо, Микеланджело, Тициан. Из современных итальянских мастеров больше других его интересовал Караваджо.

Автопортрет с Изабеллой Брандт.    1609-1610 годы.

Вернувшись в Антверпен осенью 1608 года, Рубенс увидел, по образному выражению одного из современников, «большой город—большую пустыню». В результате многолетней войны с Испанией и Голландией Антверпен разорен, обескровлен. Но весной 1609 года было объявлено перемирие, продлившееся 12 лет. И Фландрия наконец смогла вздохнуть свободно. Рубенс отразил в своем искусстве это счастье мирного бытия.

Гений Рубенса—гений универсальный. Блестящий живописец, человек к тому же литературно одаренный, он сочетал свои художественные пристрастия с глубоким интересом к философии, мифологии, истории, археологии, физике. Он владел несколькими языками и был человеком широкого политического кругозора… Современники отмечали глубину и живость его ума, необыкновенное обаяние личности. Не потому ли Рубенс стал одним из известных дипломатов своей эпохи? Не случайно король Испании Филипп IV сделал его дворянином и секретарем тайного совета, а Карл I Стюарт возвел в звание рыцаря.

Но дипломатическая карьера не смогла
заслонить главной цели жизни художника.

Даже в период наибольшего увлечения своей дипломатической деятельностью Рубенс создал несколько полотен, содержащих призыв к миру в Европе, и среди них такую известную картину, как «Последствия войны».

Будучи придворным живописцем правителей— наместников Испании, живших в Брюсселе, он предпочел обосноваться в Антверпене. Свободолюбивый и независимый художник пожелал жить вдали от венценосных владык. В одном из писем он признается: «…я задыхаюсь при… дворе…»

Не многим, даже великим художникам, свойственна такая широта и масштабность мировосприятия, которая была присуща Рубенсу. Он стремился воссоздать стихийную мощь, необузданную власть природы и вместе с тем был способен увлечься мягкой грацией юной матери, играющей со своим младенцем. Он любил труд, землю, народ Фландрии. О быстроте, с которой он создавал свои полотна, складывались легенды, недалекие, впрочем, от истины. Известно, например, что картина «Поклонение волхвов», хранящаяся в Антверпенском музее, была написана за одиннадцать дней.

Когда обилие заказов и нетерпение знатных заказчиков заставляли его особенно торопиться, он поручал исполнение отдельных Мастей картины своим ученикам. Помогали ему и известные молодые мастера— Иордане, Ван Дейк. Сайдерс. Этот достаточно распространенный метод работы он перенял у итальянских и антверпенских живописцев XVI века.

Осенью 1609 года художник женился на Изабелле Брант. Автопортрет с молодой женой принадлежит к лучшим его созданиям. Молодые люди изображены в саду около куста жимолости. Их лица напоены счастьем, а движения полны естественной простоты. Но куда больше, чем ощущение счастья, в фигуре самого художника бросается в глаза гордое сознание свободы и уверенности, которые всегда были присущи Рубенсу. В этой работе художник великолепно передает нежную мягкость кожи, блеск глаз, фактуру ткани… И в то же время композиционное и цветовое решение полотна, как, впрочем, всегда у Рубенса, зрелищно-декоративно Портрет во многих деталях отвечает принципам парадности изображения, хотя автор и вводит в него настроение интимности и камерности.

Спустя 16 лет после женитьбы художник в одном из своих писем с болью напишет: «Я потерял превосходную подругу… Эта утрата поражает меня до самых глубин моего существа, и так как единственное лекарство от всех скорбей—забвение, дитя времени, придется возложить на него всю мою надежду». За три года до этого горестного события Рубенс пережил другую тяжелую утрату—смерть двенадцатилетней дочери Клары-Сарены.

Портрет Клары-Сарены.

Но художник был не только мужественным, но и жизнелюбивым человеком, и искусство его, несмотря на потрясения и болезни, всегда было проникнуто призывом к наслаждению земными благами.

Рубенсу было свойственно восторженное восхищение женщиной, то исполненной одухотворенной красоты и чарующей, пленительной нежности, то здоровой, чувственной силы. Жена, мать, возлюбленная то и дело возникают на его полотнах. Любил художник изображать и детей—они всюду в его произведениях — ласковые, смеющиеся крепыши.

Одна из лучших работ Рубенса называется «Гирлянда фруктов» — несколько ребятишек тащат на себе фрукты. Налитый соком виноград, вишни, персики соперничают со свежестью румяных лиц, яркостью их сияющих глаз.

Тематика картин Рубенса чрезвычайно разнообразна. Он пишет исторические, религиозные, мифические композиции, работает в жанре портрета, пейзажа, бытовых сцен, своим смелым, жизнеутверждающим искусством бросая вызов распространенному тогда ханжеству и лицемерию.

Охота на кабана.

Любит он и темы охоты. Ему не стоит ни малейшего труда изобразить человеческую фигуру или тело животного в самом сложном движении, ракурсе, полете, падении. В этом помогает ему блестящее знание анатомии строения человеческого тела. Здесь с ним могут соперничать разве только Дюрер и ЛеонардоОхота на львов.

В картинах, посвященных военным действиям, он прежде всего спешит передать героический порыв, усилие, азарт, вдохновение, охватывающее человека в пылу боя.

С удовольствием углубляется художник и в древнюю историю, вызывая из забвения образ Деция Муса, отдавшего жизнь ради победы своих соотечественников-римлян. Восхищение отчаянной смелостью сражающихся женщин он выразил в картине «Битва греков с амазонками».

Блистательный дар монументалиста Рубенс проявил, создав по заказу королевы Марии Медичи двадцать четыре огромных полотна, прославляющих вдовствующую правительницу Франции.

Этот цикл картин явил собой новый тип исторической живописи, где главное не достоверное изображение событий, а высокий смысл совершившегося исторического факта. Расписывал он банкетный зал в Уайтхолле (Лондон), картоны ковров, предназначенных для французского королевского дворца, арки, которые сооружались к моменту торжественного въезда в Антверпен нового правителя кардинала-инфанта Фердинанда.  К этому времени мастер был уже тяжко болен и потому не смог принять участия в торжествах, которые стали праз— дником и его искусства. Как известно, Фердинанд сам навестил художника в его доме. Это обстоятельство красноречивее слов говорит о том почете, которого добился Рубенс в сложном мире феодальных отношений, где личные заслуги ценились куда ниже преимуществ, дарованных знатностью и богатством.

Последнее десятилетие жизни художника было озарено новой любовью. Рубенс так объясняет причину своей второй женитьбы на девушке из бюргерского, а не дворянского сословия: «Я взял дочь честных горожан… хотя меня со всех сторон убеждали сделать выбор при дворе… Я хотел иметь жену, которая бы не краснела, видя, что я берусь за кисти…»

В конце жизни Рубенс создает два своих едва ли не самых знаменитых портрета. На одном—полуобнаженная молодая женщина со спокойным, ясным взором, чистым и доверчивым. Это его вторая жена Елена Фоурмент. На другом—он сам, в плаще со шпагой, полный чувства собственного достоинства, уверенности и независимости. Таким Рубенс хотел остаться в памяти последующих поколений, таким в общем-то он и был в жизни—«король живописцев», подаривший миру искусство, которое Делакруа назвал «роскошным пиром для очей».

За этим городом стоят века, охраняя, подобно мощным крепостным сооружениям, его сокровища. Хороши и оригинальны его архитентурныв ансамбли. Что и говорить о зоологическом саде— он известен во всем мире, как, впрочем, и музей навигации. Но в этих заметках хочется сосредоточиться на одной лишь антверпенской достопримечательности, ради которой стоит избежать соблазна и не распространяться ни о чем другом. Я имею в виду дом, или, если желаете, особняк, в нотором большую часть своей жизни провел и скончался Петер Пауль Рубенс.

Создании его волшебной кисти хранятся во многих музеях мира, в том числе и в нашем Эрмитаже. В Дрезденской галерее, мюнхенской Старой пинакотеке, мадридском дворце Прадо, в Вене (там — знаменитая «Шубка»), во многих государственных и частных собраниях. Он расписывал дворцы европейских монархов: галерея Медичи во Франции, Банкетинг-хаус в Англии. Написал алтарные композиции для капеллы св. Елены в римской церкви св. Креста Иерусалимского. Есть полотна Рубенса в собрании герцога Ришелье. Но все же искусство Рубенса больше всего представлено именно в Антверпене. Город озарен именем Петера Пауля Рубенса…

Передо мной заветный дом.

Каменные ворота, выходящие на улицу тремя широкими пролетами, соединили два здания — двух- и трехэтажное. На столбах установлены статуи и массивные вазы. Все добротно и внушительно: двери, стенки, мощенный булыжником двор, ступеньки крыльца, арки из дуба. Архитектура Фландрии семнадцатого века.

После кончины художника немало состоятельных людей пытались приобрести палаты, где жил и трудился Рубенс, где сохранились его личные вещи, студия со множеством картин, садик-двор, по которому он любил прогуливаться. Одному из них удалось заполучить особняк: в нем поселился Уильям Кавендиш, дьюк Ньюкастльский.

Однако патриотизм бельгийцев давал о себе знать, и городские власти Антверпена вели упорную тяжбу за обладание домом Рубенса Добрым словом следует вспомнить усилия по созданию рубенсовского центра по собирательству материалов, связанных с художником, со стороны известного деятеля бельгийского и мирового социалистического движения Камиля Гюисманса. Лишь в тридцатых годах нашего столетия именитые поселенцы из Англии наконец то покинули жилище и оно стало достоянием города Были произведены дорогостоящие реставрационные работы. Так появился нынешний музей.

Мой гид, служащий музея, сообщил, что число посетителей в год составляет 50—60 тысяч. В Антверпене действует общество «Друзья дома Рубенса». Его стараниями музей, хотя и редко, но пополняется отысканными и выкупленными картинами Рубенса. Вот и теперь ведут переписку с одним американцем: он обладает подлинником Рубенса. Таких, как этот американец,— считанные единицы, но все они известны, и руководители музея полагают, что рано или поздно, а частное, разбросанное, порой даже скрываемое станет собственностью Антверпена, Бельгии..

Посетителям предоставлена возможность неторопливого осмотра и, что особенно приятно, без толпы. Экскурсовод обращается не к десяткам людей и не шпарит заученными фразами, а рядом с тобой стоит у одного произведения и объясняет какую-то одну деталь.

Деталь картины «Пьяный Силен»   1618 год.

В особняке тесно переплелись искусство и быт, что позволяет приобщиться к художнику с двух сторон. Известно, что в жизни Рубенса не было капли того, что называется богемой. Схоронив первую жену Изабеллу Брант, он в 53 года женится на шестнадцатилетней Елене Фоурмент, оставив порубенсовски столь же изящное, как и откровенное, объяснение: «Я решил жениться вторично, ибо не считаю себя достаточно зрелым для воздержания и безбрачия».

Автопортрет  с Еленой Фоурмент и их сыном.

В этом особняке от второго брака появилось на свет четверо детей: Констанция Альбертина родилась уже после смерти отца, и ей, пятой, пришлось на руках матери участвовать в похоронной процессии от своего дома до собора святого Якоба, где покоится прах великого фламандца. Цветущая, пышущая здоровьем Фоурмент увековечена не только в портретах: ее лицо, ее пленительные глаза, ее фигура присутствуют в бесчисленных картинах. Какая щедрая дань любви! (В качестве информации, а отнюдь не упрека, сообщим, что она, Елена Фоурмент, спустя пять лет после кончины супруга вышла замуж за барона Бергейка, знатного, богатого, но совершенно заурядного человека).

Голова старика.    1615-1620 годы.

И всюду царит дух искусства, виден вкус хозяина. В спальне—деревянная кровать с деревянными ступеньками к ней. В шкафах — шкатулки, где хранились документы и деньги. Внушительные сундуки для белья. Рядом — кухня в старом фламандском стиле, что значит: сработано на века. Дубовые доски в ладонь толщиной. Добротная, красивая посуда.

Рубенс любил украшать комнаты произведениями своих друзей. В спальне висит картина Йорданса «Мозес и его эфиопская жена». Полотно «Смерть ребенка» принадлежит кисти Матиса Ван ден Верге, а висящая в соседней комнате картина «Последний ужин» подарена учителем Рубенса Адамом ван Ноортом.

Остановившись в студии около картины «Благовещение», я услышал от куратора музея объяснение:

— Это полотно нам удалось взять на временное пользование. Владелец живет в Брюсселе. Естественно, мы заплатили ему приличные деньги. Берем на себя расходы по найму детективов во время перевозки картин. Да, да, месье, стыдно сказать, что в цивилизованном обществе процветает воровство полотен! Мы продолжаем поиски всего, что связано с деятельностью Рубенса.

В саду, во внутреннем дворике, сохранился павильон, где Рубенс выставлял только что оконченные картины. Из Италии он вывез статуи богов, полководцев, философов. Во весь рост стоит Геркулес. Около входа в студию установлен бюст Сенеки. Расставлены фигуры сатиров. Все дышит мощью, преизбытком жизненных сил, все физически крепко и улыбчиво-радостно. И все связано с человеком, его жизнью. Небольшая статуэтка «Адам и Ева», сделанная из слоновой кости, переносит в область мифологии о начале человеческого рода.

Персей и Андромеда.    1620-1621 годы.   Фрагмент.

Мергурий и Аргус.   Около 1638-1640 годы.

Возчики камней.   Фрагмент.

Похищение дочерей Левкиппа.

Вот отсюда шедевры «Гомера живописи», как величал его Делакруа, боготворивший Рубенса, вывозились и расходились во все концы света. Сюда слали специальных гонцов, фельдъегерей из Мадрида, Лондона, Рима, Парижа с рекомендательными, любезными письмами коронованных особ, баронов, герцогов, кюрфюрстов, наследников престолов, чтобы успеть приобрести хоть что-нибудь, созданное какими-то нечеловеческими руками Рубенса. Мемуаристы рассказывают, что его ученик Ван Дейк приходил сюда с моделью изящных рук, вылепленных из воска. Символ. Гимн работающей и «думающей» руке.

Здесь, у полотен Рубенса, в атмосфере его творчества, вспоминаются и мраморная «Рука бога» Августа Родэна, и две высеченные из камня кисти под названием «Кафедрал», вытянутые, сходящиеся на какой-то мысли, готовые ласкать и гневаться, работать и отдыхать, созидать и разрушать, смотреть в прошлое и будущее. Руки, способные воздвигнуть кафедральный собор. Песнопение феноменальным способностям человеческой руки.

У Рубенса всю жизнь была гениальная рука — без спада мастерства, уровня художественности. Исследователи ставят одни его картины выше других, что вполне естественно, но колебания допускаются в рамках гениальности.

Труженик он был образцовый. Поразительная результативность, плодотворность: вот из этого особняка вынесено свыше двух тысяч полотен! Говорят, что он не знал, что такое утомление, и причислял это ощущение к разновидности человеческого воображения. Хотя нетрудно предположить, что наверняка уставал, ежедневно приступая к работе в четыре часа утра. С автопортрета, писанного в Виндзоре, на нас смотрит явно утомленный человек. В один день написана большая картина «Причащение Франциска Асизского». На огромном полотне «Битвы с амазонками» свыше сотни человеческих фигур. В доме две мастерские — на первом и втором этажах. Он одновременно работал над шестью, восемью или даже десятью полотнами!

Правда, он был и работодателем. Его осаждала молодежь из местной гильдии живописцев, где когда-то учился и он сам. Рисовать с Рубенсом хотели все — хоть что-нибудь, выполнить пусть и малейшее, но рубенсовское поручение, покорпеть несколько часов под его надзором, получить его совет, увидеть, как он накладывает мазки, что поправляет, бракует и что создает заново. И он великодушно допускал всех, жаждавших, если так можно выразиться, сокистия. Поэтому встречаются вещи с пометками Рубенса: «пройдена мной», «подправлена моей кистью». В картине «Прометей, прикованный к горе Кавказа», орел нарисован его учеником Снейдерсом.

Эжен Фроментэн в своем исследовании «Старинные мастера» писал о Рубенсе: «Жизнь его вся налицо, без смущающих облаков. Она вся в ярком свете. Это день в разгаре. Загадочно в нем лишь одно: тайна безграничной плодовитости… Он творил так, как дерево приносит плоды, без усилия, без напряжения».

ОДНО ВРЕМЯ он брался за выполнение сложных дипломатических поручений: искусно вел переговоры между Мадридом и Лондоном, завершив их миром. Английский король в парламенте вручил Рубенсу собственную шпагу и кольцо с бриллиантами со своей руки,бриллиантовую цепь, возвел Рубенса в рыцарское звание.

Но почести не вскружили ему головух он знал подлинную цену политическим деятелям и правителям, называя их в частных письмах юнцами. И поделом! Европу называли тогда несчастной: войны то и дело вспыхивали во всех концах материка. Эпидемии косили народ. Антверпен переживал нашествие испанских войск, видел террор, вспыхнувшие религиозные войны. В картине «Следствие войны» Рубенс изобразил Европу той поры в виде убитой горем женщины в траурной одежде. Это обвинение художника, как бы перенесение на полотно его ж« слов: «Я возненавидел дворы».

Он много ездил по европейским странам: его имя, его кисть, ум и блестящая образованность, возрожденческая натура, энциклопедизм в познании истории, завидная осведомленность обо всех перипетиях в правящих дворах, о способности к интригам тех или иных правителей — все это давало ему высокое положение своеобразного арбитра, желанного собеседника, советчика не только по вопросам, связанным с искусством, но и по части внешней политики, дипломатии, методов управления государством. Его появление в европейских столицах всегда превращалось в приметное событие. Он умел как-то ладить с монархами, оставаясь самим собой, независимым и оригинально мыслящим. Будучи при дворах, он был далек от придворности.

Уходя от политико-дипломатических поручений, которые были так сложны при запутанности дел в тогдашних Нидерландах, Рубенс так прокомментировал этот шаг: «Нужно уметь удалиться во время прилива, а не во время отлива, отвернуться от фортуны, когда она еще улыбается нам, а не дожидаться, когда она покажет нам спину».

Но сказанное относилось к разного рода увлечениям — к тому, что мы сейчас именуем хобби, в не к главному в его жизни, в его подвижническом труде. Не было и речи, чтобы уйти от художественного поприща, пусть и во время прилива, то есть на вершине славы, ибо Рубенс не знал отлива, да и современники не замечали какого-либо спада в его державной кисти. И он сам не ушел бы от мольберта, от своих замыслов, поражавших его коллег: во время творческого прилива его схватила смерть…

ПОСЛЕ РАЗЪЕЗДОВ снова возвращался 11 вот в этот дом, уходя целиком в искусство. Автор одной из ранних его биографий оставил такие слова: «Рубенс был высок ростом, красив, румян, отличался приятным нравом и благородными манерами, величественными и мягкими одновременно. Одевался он изящно, обычно носил на шее золотую цепь и любил скакать по городу верном, подобно другим дворянам и знатным людям. Всеми этими обычаями Рубенс высоко держал во Фландрии благородное звание художника».

При себе держал чтеца, выплачивая ему приличное жалованье: Рубенс работал над очередной картиной, а тот читал ему Плутарха, Сенеку, Тита Ливия. Рубенс свободно писал no-латыни, знал греческую и римскую классику. Не отрываясь от полотна, диктовал письма, наполненные умом и изысканностью, они по праву принадлежат национальной литературе. Недаром они изданы у нас в переводе Анны Ахматовой.

Головы мавров.   Этюд.

Здесь же в мастерской принимал посетителей. Картины его раскупались, золото текло к нему, а он почти не употреблял вина, был непритязателен в пище. Ходил пешком на берег Шельды: в порту трудились африканцы-грузчики. В так называемой Большой студии выставлено полотно «Король Эфиопии», а в Королевском музее изящных искусств в Брюсселе находится набросок «Головы негров». В картине «Вирсавия» изображена прислуга-африканка. Все это свидетельство того, что Рубенс интересовался народом малоизвестной тогда Африки.

Вирсавия.    Около 1635 года.

Статуя Цереры.    Около 1615  года.
Его осаждали коллекционеры не только художественных полотен: его уникальный набор резных камней приобрел после длительных переговоров король Испании. Слыл антикваром. Прекрасно зная латинскую литературу, он тщательно собирал, приобретал где только можно, не скупясь на баснословные цены, фолианты латинских поэтов. Современники отмечали изысканность и великолепие его итальянского языка: обширная библиотека итальянских классиков служит подтверждением и этой его увлеченности. Делал рисунки для титульных листов книг, которые издавал прославленный типограф того времени Плантен-Морет. Увлекался архитектурой: к нему приходили за советом зодчие Антверпена и других городов Бельгии и Голландии.

В любой книге о Рубенсе часто повторяются оценки: великолепный, блистательный, гениальный колорист, и выражение «к его краскам примешана его коовь», «на его полотнах — живой трепет плоти» и тому подобное. А сам Рубенс заботился только об одном, чтобы шла работа, не останавливаясь ни на один день. Он не говорил — как рисую, а — сколько часов просиживаю в мастерской. «Мой талант таков,— писал он,— что, как бы огромна ни была работа по количеству и качеству сюжетов, она еще ни разу не превзошла моих сил».

Когда в 1977 году в Бельгии и во всех странах мира, по программе ЮНЕСКО, отмечался юбилей, посвященный 400-летию со дня рождения Рубенс», в Антверпене состоялись торжества, которые включали фестивальное шествие: костюмы участников были исполнены в стипе эпохи, когда жил и творил Рубенс. А на одном из щитов были нарисованы руки художника.

Он скончался в 1640 году. Перед его гробом на черной бархатной подушке несли золотую корону: с такими почестями в Антверпене никого не хоронили — ни до, ни после. И могила художника находится перед самым алтарем собора. Подчеркиваю: перед алтарем! И на стене —не образы святых, а его картина «Святое семейство».

Выражение «в последний путь» как-то не идет к нему: он не ушел, а вошел в вечность. «Судьба и я — мы испытали доуг друга», — говорил Рубенс. Слава же его испытана и отлита прошедшими столетиями.

Кажется, что сам «роскошный, великолепный Рубенс», как его чтили еще при жизни, сознательно или подсознательно предугадывал свое место в будущем, свое значение в мировом искусстве. Его миссия — общечеловеческая: как никто другой из его великих земляков по славной к героической Фландрии, он далеко шагнул эа рамки не только фламандской живописи. Вот почему вполне оправданно звучит мотив надежды на всеобщее признание, высказанный Рубенсом: «Я почитаю весь мир своей родиной и потому уверен, что буду повсюду желанным гостем».

— Нет, весь я не умру…

Стихи А. С. Пушкина. Проза Рубенса. А чувства и мысли одинаковы, и высказывание их не служит упреком в нескромности. Читатель спустя столетия воспринимает откровение творца как свою собственную оценку: зто совпадение и есть вернейший признак достойной увенчанности гениев.

В Лондоне в Национальной галерее на прошлой неделе вывесили одну из трех самых дорогих картин в мире. «Избиение младенцев» было написано Рубенсом около 1610 года. Картина упоминается в 1698 году в переписке двух торговцев искусством в Антверпене. Вскоре после этого картину продали княжеской семье Лихтенштейн, у которых она задержалась до 1920 года. Потом «Избиение младенцев» было продано в другую частную коллекцию. Однако последние два века владельцы картины были уверены, что перед ними не Рубенс, а всего лишь его последователь Ян ван Хоке.

Избиение младенцев.   Около 1610 года.

Картину не жаловали — ее совсем не вывешивали, постоянно пытались продать, а последняя владелица, 89-летняя австрийка, даже отдала ее в один из монастырей. Так бы полотно и прозябало в забвении, если бы не Sotheby’s. Когда в прошлом году наследники старой дамы предложили его аукционному дому, эксперт Георг Гордон установил, что «Избиение младенцев» принадлежит кисти самого Питера Пауэла Рубенса. Появление новой картины великого голландца на рынке вызвало ажиотаж: торги начались с $4,6 млн, но цена быстро выросла до немыслимых $81,5 млн. Картина досталась канадскому коллекционеру-миллиардеру Дэвиду Томсону, сыну бывшего владельца лондонской Times. Он одолжил ее Национальной галерее на три года, а потом картина отправится в художественную галерею канадского города Онтарио.
Картина Рубенса казалась прежним владельцам чересчур мрачной — а новый выложил за нее $81,5 млн

Картину «Пир богов на Олимпе»  обнаружили только в 60-х годах нашего века в Праге. Считают, что Рубенс написал ее на рубеже 1602—1603 годов. Эта дата была неизвестна, но в самой картине есть подсказка: на ней изображено положение планет. Мантуйский герцог Гонзага в образе Юпитера, Посейдон с Солнцем и Венера с Амуром означают положение Юпитера. Венеры и Солнца в Зодиаке. Кроме того, видно, что Венера направляется к созвездию Рыб. Астрономы вычислили, что такое положение планет было приблизительно в дни зимнего солнцестояния в 1602 году.

Пир богов на Олимпе.    1602-1603  годы.   Фрагмент.

Был у троянского царя Приама красавец сын по имени Парис. И однажды в его присутствии три могущественные богини — Гера, Афина и Афродита -поспорили, кто из них красивее, и попросили юношу Париса рассудить их. Желая склонить его на свою сторону, жена Зевса Гера обещала сделать его самым могущественным из земных царей. Афина — самым храбрым из героев. Афродита — обладателем самой красивой женщины. Пальму первенства в споре юноша отдал богине любви Афродите. И та, как обещала, помогла Парису завладеть Еленой — женой спартанского царя. Похищение красавицы Елены и стало главной причиной Троянской войны, описанной в знаменитой поэме Гомера «Илиада».

 Суд Париса.     Фрагмент.

Парис вручил Афродите -самой прекрасной из богинь — золотое яблоко как символ ее победы. Оскорбленные Гера и Афина поклялись отомстить Парису. С тех пор и появилось выражение «яблоко раздора».

В наступившем XXI веке одним из главных бедствий прекрасной половины человечества стал целлюлит. Считается, что позорней этой особенности организма не может быть ничего и бороться с ним следует беспощадно. Однако, если всмотреться в глубь веков, можно в ыявить интереснейшую особенность: оказывается, когда-то целлюлит был непременным атрибутом идеальной женщины.

Венера перед зеркалом.

То, что идеал женской красоты менялся от века к веку, ни для кого не секрет. Например, те девушки, что считались красавицами еще пятьдесят лет назад, сегодня стеснялись бы раздеться на пляже. Даже легендарная Мэрилин Монро по нынешним временам могла бы претендовать лишь на роль обаятельной толстушки. Что уж говорить про Ренессанс…

Три грации.

Представитель поколения пепси, впервые оказавшийся в Эрмитаже, Лувре или Прадо, наверняка будет поражен радикальным отличием дам, изображенных на полотнах эпохи Возрождения, от персонажей современных глянцевых журналов. И обнаружит у красавиц с картин Рембрандта или Тициана не просто отвисшие животики или «галифе» на бедрах, но и откровенный целлюлит, любовно выписанный художником.

И не нужно пытаться списать это на неудачный выбор моделей, позировавших великим мастерам. Художники сознательно выбирали женщин с животиком и целлюлитом. И рисовали с них не каких-то среднестатистических пастушек, а античных богинь!

Просто именно таков был идеал женской красоты эпохи Возрождения. И объясняется этот феномен просто. В те времена, как и в нынешние, было принято подсчитывать употребленные в пищу калории. Но только не «в плюс», а «в минус». Времена были не самые сытые -каждая крошка хлеба на счету. И человек «в теле» автоматически считался богатым, счастливым и красивым. Так что, если вы напоминаете женщин, изображенных на этих картинах, можете гордиться и не изнурять себя жестокими диетами. Вы — красавица эпохи Возрождения. А в то время, уж поверьте, понимали толк в красоте!
Нет жирка? Не будет и оргазма!

С точки зрения ученых нормой считается присутствие в женском организме от 17 до 21% жира. Такие женщины не только аппетитны внешне, но и более темпераментны. У них в большем объеме вырабатывается женский гормон эстроген. Кстати, этот гормон и повинен в появлении целлюлита — у мужчин, даже полных, он встречается крайне редко. Следовательно, целлюлит — это в какой-то мере показатель женственности. А еще у пышных дам в крови выше уровень гормона радости — эндорфина, что добавляет им сексуальной энергии и позволяет испытывать более яркие оргазмы, чем у худышек.

По мнению психиатров, здоровые мужчины стараются выбирать в подруги жизни женщин с тонкой талией и широкими бедрами. То есть, чтобы найти нормального мужа, не стоит доводить себя до истощения. Потому что каноны красоты устанавливают не модельеры, а природа.

сСоюз Земли и Воды.       Фрагмент.