Саврасов Алексей
Алексей Кондратьевич Саврасов (1830-1897) — великий русский живописец, пейзажист.
«TЕБЕ ПОДАРОК ко дню рожденья. Но необычный…» Далее друг мой сказал, что разыскал место, где были написаны знаменитые «Грачи прилетели» Саврасова. «Летом обязательно съездим. Рассказать же об этом надо, конечно, в марте».
Грачи прилетели. 1871 год.
КТО НЕ ЗНАЕТ знаменитой картины! Нескольким поколеньям людей в России она известна по школьным хрестоматиям. Множество раз в цвете появлялась в журналах.
В тринадцать лет я собирал репродукции картин русских художников. Хранились они в объемистом сундучке и постоянно пополнялись — дарили их подписчики «Огонька» или те, кому попадали в руки подходящие почтовые карточки. Волновавшее меня богатство было всегда под рукой, в любой момент можно было его разложить на полу, что я и делал не только для друзей-сверстников, но и для взрослых, говоривших: «Надо же, как интересно!»
Собранье мое в сундучке не помню, как и куда сгинуло. Начались, видно, новые увлеченья, и сундучок был заброшен. Но он оставил в памяти след — впервые попав в Третьяковку, я чувствовал себя уверенно, в первозданном виде разглядывая давних своих друзей.
В прошлом году, памятуя о подарке приятеля, я специально сходил в галерею с прицельным интересом посмотреть, какое место занимают «Грачи» в ряду «видописцев», как называли когда-то художников-пейзажистов. И понял, почему «Грачи» Саврасова проникли даже в школьные хрестоматии.
Закат на болоте. 1871 год.
Было время,пейзажей в российской живописи не было.
В первых залах Третьяковки видишь иконы, потом лики святых, потом портреты знатных особ в кафтанах, дорогих шубах, в обсыпанных орденами мундирах, в мантиях с горностаями, людей с красивыми и не очень красивыми лицами.
Потом вдруг неожиданно видишь пейзаж, тоже значительный, но какой-то чужой, холодный: голубое «италийское» небо, горы, камни, сосны-пинии, водопады, клубы розовых облаков. Родного «березового ситца» как бы не существовало. Вплоть до XIX века, видимо, полагали: кому интересны наши поля, равнинные тихие речки, березняки?
Сокольники. 1882 год.
И вдруг на одной из выставок в 1871 году появились эти «Грачи». И сразу померкло всё, что до этого выставлялось. Люди на выставке толпились у небольшой картины, изображавшей окраину захолустного городка, — церквушка, равнинная даль за нею, воздух, пропитанный мартовской сыростью, поля с остатками снега, а на переднем плане — деревянная изгородь, серый дощатый сарай, гнутый молодой березняк, следы собаки на мокром снегу, лужи весенней воды. И грачи! Вчера их еще не было. И вот появились, уже хозяйничают на березах, вероятно, орут по-весеннему.
Вид на Кремль в ненастную погоду. 1851 год.
Изначально картина понравилась сразу всем: зрителям, художникам, критикам. Была она понятной, родной, всё узнавалось и волновало в «Грачах». Полотно сразу было признано живописным шедевром, таким остается поныне и пребудет таким, пока всех нас волнуют прилеты птиц, ледоходы, листопады, июльский зной, белый январский иней.
Произошло в «Грачах» открытие русской природы, неброской,сдержанной в красках. (Величие в ней тоже было замечено — вспомним шишкинские сосны во ржи или его же вековой дуб — «Среди долины ровныя».) Но в «Грачах» тонкими струнами зазвучало то, что обычно мы видим рядом, к чему привыкли и не чаяли думать, что это может так волновать на картине.
Вид на Москву из Мазилова. 1861 год.
Успех «Грачей» был оглушительным. Искусствоведы справедливо писали о демократизме картины, понятной и близкой каждому, о тщательно выверенной композиции, о натуральности воздуха в «Грачах», о «примете русского в пейзаже». Это была частица обычного окружения человека за дверью небогатого дома, радостная минута повседневного бытия — грачи прилетели!
Удивляет вот что: никто из искусствоведов, верно говоривших о том, что Саврасов почувствовал «душу русской природы», не сказал, что жеявляется ее сущностью, сущностью, неведомой природе, например, итальянской. А сущность эта — есть переменчивость, постоянное изменение красок земли и неба — буйная зелень лета, осенние «багрец и золото», щемящая пустота полей, сквозняки облетевших лесов и рощиц, снега с белыми головами копёнок сена, мартовские синие тени, и вот момент: грачи прилетели -волнующее начало весны. Короче, душу русской природы определяют времена года. Почувствовал это не только Саврасов — «песня зрела», но Саврасов взял в этой песне первую очень верную ноту. И сразу пошло! Ученик Саврасова Левитан немедленно подхватил песню и, превзойдя учителя своего, написал волнующие моменты меняющейся природы средней полосы Земли. Бессмертные его «Март», «Большая вода», «Золотая осень» и всё наиболее знаменитое в нашей живописи у Васильева, Шишкина, Остроухова, Нестерова, Поленова, Рылова, Юона, нашего современника Ромадина связано с постиженьем «души природы», с ее переменами на годовых кругах времени.
Понятие «времена года» было принято не только живописцами, но и писателями, поэтами, музыкантами. Вспомним хотя бы Пушкина: «Встаёт заря во мгле холодной;
На нивах шум работ умолк…»
И далее: «Зима!.. Крестьянин торжествуя
На дровнях обновляет путь…» Вслед за Пушкиным вспомним Тютчева, Тургенева, Фета, Есенина. С детства в памяти нашей строчки:
«Ласточки пропали,
А вчера зарей
Всё грачи летали
Да как сеть мелькали
Вон над той горой».
А композиторы! Постиженье души природы передается творцами картин, музыки и стихов читателям, слушателям, зрителям. И этим воспитывается у человека радость жизни и чувство Родины. Пейзаж, как ничто другое, роднит человека с местами, где прошло его детство, где пахал, косил, ловил рыбу, любовался цветами, синевой леса, закатом. Никогда не забуду выступленье по нью-йоркскому радио дочери Льва Толстого. Вспоминая Ясную Поляну, она вдруг разрыдалась: «Увидеть бы хоть одним глазом кувшинки у нас на пруду, вербы, услышать лягушек…» А отец её записал в дневнике: «Вышел за Заказ (местечко в Ясной Поляне) вечером и заплакал от любви благодарной за жизнь». Вот что скрывается за словом пейзаж.
МИНУВШИМ летом мы съездили с другом в костромские места, где в 1871 году, в марте, писал этюды Саврасов и где увидел вот эти дали, эту церквушку, этих только что прилетевших грачей. Тут в селе Молвитиново (ныне Сусанине) в руки ему далась жар-птица в образе грачей, принесших весну.
Та самая церковь в селе Сусанино.
Наивно было бы ожидать увидеть тут пусть постаревшие дерева (берёзы не живут долго), и село изменилось, конечно. Но стоит на прежнем месте и, видимо, мало в чем изменилась церквушка. Сравнивая её с изображением на картине, видим: живописец мог сделать то, чего не может фотограф, — колокольня и пятиглавая церковь по соображениям композиции сближены. И берёзки, судя по этюдам, тоже не имеют с натурой фотографической точности. Художник волен, пользуясь набросками впечатлений, писать картину по высшему замыслу. Но сохранилось главное, схваченное в этюдах: мартовское состояние природы — тающий снег, следы капели на нем, следы собаки и птиц, весенние лужи, сырой воздух, облака с просинью, дали в прохладной еще испарине. Так бывает в марте, когда прилетают грачи.
В. ПЕСКОВ.
Весна.
Грачи Прилетели! Диверсанты
Как на картине художника Саврасова, давно уже не бывает. Саврасов писал «Грачи прилетели», когда они гнездились во двориках церквей. А нынче, во-первых, церковных грачевников почти не осталось — 70 лет березы старательно вырубались и грачевники переместились на металлические опоры ЛЭП. Но этого мало — здесь грачи стали плести свои тяжелые гнезда из обрывков алюминиевой проволоки, подобранных под опорами и на свалках. Эти обрывки, вплетенные в гнезда, стали вызывать аварийные замыкания со всеми тяжелыми последствиями, что, естественно, не прибавило нашей любви к братьям нашим пернатым.
Во-вторых, часть грачиной семьи превратилась в оседлых горожан. В Москве, например, их можно видеть теперь круглый год. Увидев грача, не сильно верьте, что весна пришла — прилетать им ниоткуда никуда не нужно. И в-третьих, поведение грачей в крупном городе стало портиться, походить на воронье. Они держатся в основном на свалках и помойках, питаются, как и вороны, исключительно пищевыми отходами и отбросами (а чем еще прикажете питаться бедной горожанке?).
А вот сельские грачи стали доставлять нам особые хлопоты своей прожорливостью и приверженностью к дефицитному продукту’, как-то подсолнух. Нужно ли говорить о важности подсолнечного масла в наше трудное время? А из-за грачей поля стали терять до 60 процентов урожая подсолнуха.
Возникает сакраментальный вопрос: уничтожать или отпугивать птиц? Профессор Института проблем экологии и эволюции РАН В.Д. Ильичев категоричен: отпугивать. И этих «пугалок» у него в арсенале — тьма. Одна из последних разработок — на основе новейших достижений микропроцессорной техники уже создана модификация пугала «БАУ-М», которая на полях Оренбургской области сократила потери урожая от грачей примерно на 40 процентов.
Чем при этом должны питаться грачи — пока что не решено. Однако пернатые имеют право на жизнь в нашем демократическом обществе, не так ли? Так отдадим им все наши пищевые отходы, тогда каждый день человек может восклицать: «Грачи прилетели!»
К 145-летию великой картины
В начале марта 1871 г. Алексей Саврасов начал писать свою знаменитую картину Грачи прилетели». Наверное, «то самое «весеннее» полотно в нашей живописи. Так давайте его вспомним — ведь весна уже на календаре!
Волжская поездка
«Грачи» — шедевр, с которым Саврасов навсегда вошёл в число великих русских художников. А шедевр есть шедевр: написано про эту картину немало. Что ж, обложимся литературой — и поразмышляем над прочитанным.
«Грачи» — известный факт — запечатлели пейзаж костромского села Молвитино. Как Алексей Кондратьевич там оказался — тоже любопытно. Годом ранее он из поездки на Волгу привёз серию замечательных полотен («Волга под Юрьевцем», например, получила первую премию на конкурсе Московского общества любителей художеств). В конце 1870-го попросил в Московском училище живописи, ваяния и зодчества, где вёл пейзажный класс, отпуск до мая — и снова махнул с семьёй в полюбившиеся края. В Ярославле сняли большую квартиру. Всё шло замечательно — и вдруг удар: умерла новорождённая дочь. Третья смерть ребёнка в семье. Жена от потрясения слегла. И Саврасов горевал. Сохранился его печальный рисунок — могила девочки. Была у мастера такая привычка — постоянно что-то рисовал, набрасывал.
Господин полицмейстер
Привычка появилась ешё в детстве (родился Саврасов в 1830-м). Уже тогда стало ясно, что мальчишка без рисования не может. Сам научился работать кистью, его картинки вроде «Извержения Везувия» по
6 рублей за дюжину стал покупать для перепродажи сосед. Тут уж отец, небогатый купец из Замоскворечья, согласился отдать сына в училище живописи. Правда, почти сразу пришлось уйти — заболела мать. А там оказалось, что и денег на учёбу дома нет. Но был в тогдашней Москве такой добрый и просвещённый человек- генерал Иван Лужин, городской полицмейстер, тяготевший к «изящным искусствам», знававший Пушкина, член Московского художественного общества. Когда узнал о проблемах юного таланта стал оплачивать его учёбу из своего кармана. И дальше Лужин Саврасова опекал. Юный талант быстро становился талантом зрелым, картины пользовались успехом, одну даже купила великая княгиня Мария Николаевна — президент Академии художеств. Тоже прониклась к молодому художнику симпатией… .
Похоже, к нему все проникались симпатией! Ведь мало что талантище, так и по-человечески невероятно обаятельный -большой, могучий, при этом интеллигентно-застенчивый, мягкий…
Но вернёмся к «Грачам».
Восклицательный знак
Накануне 8 Марта как не сказать доброе слово о саврасовской тогдашней жене! Софья Карловна Герц (сестра саврасовского соученика и друга, дочь крупного искусствоведа) в те дни сама отправила своего Алёшу под Кострому — сочла, что в тяжкой ситуации ему надо переключиться, занявшись любимым делом. Хотя, если вдуматься, женщина недавно пережила роды, её не меньше потрясла смерть ребёнка, она не вставала с постели и вполне была вправе попросить мужа быть рядом. Но отправила — и без этого мы «Грачей» не имели бы.
Молвитино — это достаточно далеко от Ярославля. Как Саврасов там оказался? Есть предположение известного искусствоведа Е. Коншина, что художника интересовали сусанинские места. Правда, костромской краевед Н. Зонтиков напомина-ет, что всё же родина Сусанина — Домнино — это в семи верстах от Молвитина, места живописные. Туда Саврасов вряд ли доехал, иначе обязательно остались бы какие-то наброски, зарисовки. Но, в конце концов, чего гадать! Это же художник, Увидел в Молвитино Воскресенскую церковь, радостную синеву пробивающегося сквозь облака мартовского неба, тающий снег, извив речушки, берёзы,грачей, кружаших над гнёздами, — что ещё надо? Родимый русский пейзаж, от которого замирает сердце.
Смешно, но и при жизни Саврасова и тем более в советские годы находились умники, всё пытавшиеся присобачить к «Грачам» какой-нибудь социальный подтекст. Вот, дескать, ещё одно воплощение «немытой России». И природа какая-то изображена скудная, и снег не такой, и церковь — символ народного невежества. Надо сознательно не замечать главного -тихой прелести запёчатлённых мастером мест, замечательно переданного восторженного ощущения приходящей весны. Ведь он полотно назвал «Грачи прилетели!» — с восклицательным знаком, явно желая передать свои бьющие через край эмоции.
Картину сразу купил Павел Третьяков. Но в декабре 1871-го впервые представляло публике свои работы «Товарищество передвижных выставок» (передвижники). «Грачи» сначала были показаны там. Потом выставка ездила по стране. Лишь в 1873-м полотно поступило владельцу.Третьяков заплатил за него 600 рублей. Сумма, равная годовому окладу Саврасова в училище.
Слом
Деньги всем всегда нужны. И Саврасову очень даже требовались. Ещё перед поездкой на Волгу его с семьёй попросили освободить квартиру при училище — так сказать, служебную. С тех пор кочевали по съёмным. А пейзажи в те времена считались чем-то вроде второстепенного жанра — соответственно, покупатели ценили их дешевле. При этом у самого Саврасова было странное убеждение, что художник и не должен быть богат. Наверное, он мог бы сработать заказной портрет, ещё что-то прибыльное -но хотел писать своё. К тому же у него начало портиться зрение…Но даже не всё это стало причиной саврасовской драмы. Если без обиняков — пить он начал. А потом и спиваться.Где, с какого момента обычное мужское молодечество, привычка давануть с друзьями бутылку, уверенность, что уж ему-то, богатырю, с лишней стопки ничего не
будет, вдруг стала оборачиваться чем-то необратимым? Выше сказано — этого человека все любили. Но к таким обычно и идут с рюмкой — престижно и приятно выпить с великим художником, к тому же славным мужиком! А Саврасов не отказывался…
Собственно дальше — то, что бывает всегда. Ушла жена — и кто осудит женщину, не пожелавшую жить с алкоголиком (тем более две дочки на руках)? В 1881-м выгнали из училища. Формальный повод мало учеников. Учеников бывало иногда много, иногда мало, а если даже и мало — так ведь среди них, например, Коровин, Левитан (всегда любившие учителя, прощавшие ему всё). А на самом деле просто слёг в болезни (и вскоре умер) задушевный друг, великий художник Василий Перов, — и некому стало Саврасову защищать. Но и начальство можно понять -сколько можно держать в штате запойного, на глазах опускающегося человека?
Есть воспоминания В. Гиляровского о Саврасове у «последней черты». Описано несколько встреч, но сюжет один: какие-то люди (друзья, сам Гиляровский, некий заказчик) решили помочь художнику. Нашли, накормили, похмелили, отмыли, одели, сняли комнату — работай, Алексей Кондратьевич! Тот воодушевлённо приступает к новой картине — но через неделю холст стоит недописанный, Саврасов валяется рядом и на все вопросы пьяно ревёт: «Никаких!» А там глядишь — он снова на улице, грязный, всё пропивший, с всклокоченной бородой у дверей дешёвого трактира шарит в карманах в поисках нескольких копеек. И так — много раз. Что с таким делать? Нет, и после слома им было написано несколько отличных полотен, осталась прелестная графика… Но в общем-то ему проще было быстренько, «на автопилоте», сляпать, например, повторение «Грачей» и чуть ли не на улице загнать кому попало за бутылку.
Его многие (тот же Третьяков) пытались поддержать, к 50-летию творчества друзья выпустили альбом рисунков, ему удалось обеспечить пенсию в 25 рублей -нищенскую, но ведь сколько ни дай, всё равно пропьёт! Умер в 1897-м в больнице для бедных.
Лишь один
В те годы Саврасов дважды сходился с разными женщинами — наверное, хорошими, если жалели его. Родилось ещё двое сыновей. Один тоже известен как яркий художник, но другого направления — входил в объединение «Бубновый валет», потом был сподвижником Малевича (правда, в советские годы пришлось перейти на сугубый соцреализм). Это Алексей Моргунов (1884-1935). Фамилия по матери, Евдокии Моргуновой, ведь брак родителей не оформлялся. То, что он пошёл иным путём, закономерно. Не только потому, что вообще пришли времена новых исканий. Возможно, понимал — в традиционной живописи отца не превзойти, надо пробовать что-то своё.
Среди других потомков Алексея Кондратьевича тоже есть художники, но и они не носят фамилию «Саврасов».
Может, логично? Саврасов в нашей живописи может быть лишь один.
СЕЛО Молвитино — ныне городской посёлок Сусанино, центр Сусанинского района Костромской области. 62 км от Костромы.
Молвитино известно с XVI века. Интересно, что одно время оно принадлежало боярину Михалкову, предку современных Михалковых. Из этих мест — Иван Сусанин, и в 1939-м Молвитино переименовали в его честь: близилась война, «спасителя Отечества» снова поднимали на щит. Но «спасителем Отечества» долго именовался ещё один здешний уроженец — и его судьба чем-то напоминает саврасовскую.
Дмитрий Каракозов 4 апреля 1866 г. стрелял в Александра II. Ученик шляпника Осип Комиссаров (родом из Молвитина) подбил руку с пистолетом. Тот факт, что простой крестьянин, да ещё земляк Сусанина, спас государя, сделал Комиссарова официальным героем. Ему пожа-ловали дворянство (под именем Комиссаров-Костромской), дали пожизненную пенсию, в его честь учредили особую медаль, выходили плакаты-лубки с описанием подвига, поэты (включая Н. Некрасова) посвящали ему стихи, он ездил по стране с банкета на банкет… Слава оказалась тяжким грузом: Осип мало-помалу пристрастился к пьянству.
Встал вопрос, что с ним делать. Определили юнкером в гвардейский полк, дали выйти в офицеры. Увы, и армейская дисциплина не стала сдерживающим фактором — тем более что для высокородных сослуживцев Комиссаров всё равно оставался плебеем, «нечаянно пригретым славой». Как-то незаметно он сошёл с горизонта, холили даже слухи, что повесился в белой горячке. Но сейчас известно — нет. Просто подал в отставку, уехал в подаренное ему имение на Полтавщине и там забытый всеми умер в 54 года.
