Сезанн Поль
Сезанн Поль (1838-1906) — французский художник-постимпрессионист.
Автопортрет.
Поль Сезанн родился в 1839 году в Экс-сен-Провансе. Сын преуспевающего фабриканта и банкира. У него отличное гуманитарное образование. Он рано освоил языки академической живописи. Его «Портрет Мо…..» и «Пастораль» сделаны добротно и академично. Год франко-прусской войны принёс новые передвижения. От военной реформы Сезанна спас отец — просто выкупил. Он поселился с натурщицей Гортензией Фике близ Марселя, в Эстаке. Сезанн полностью отдался светоносному пейзажу, старательно переломлял свой темперамент широкими мазками первичных красок. 1882- 1900 годы отмечены формальными поисками своего стиля. Поиск — это множество натюрмортов. С 1890 года художник сосредоточился на портретах. В 1985 году состоялась первая выставка картин Сезанна, принёсшая ему успех. Сезанн становится художником «постимпрессионистом».
Благодаря давней дружбе с Золя, в Париже Сезанн близко сходится с Писсаро, Моне, Мане, и другими будущими импрессионистами.
Мужчина с трубкой.
Курильщик. 1911 год.
Уже в самом начале своего творчества Сезанн пишет ряд значительных натюрмортов и картин, в которых заметно влияние таких художников, как Веронозе, Тинторетто, Делакруа. Многие критики говорили, что он создаёт свои картины, стреляя из Пистолета, заряженного до отказа различными красками, а манеру его письма называли «пистолетной» живописью.
В 1874 и 1877 годах Сезанн опять выставляется с импрессионистами, но на него нападают более яростно, чем на других.
Пейзажи, написанные Сезанном между 1882 и 1900 годами принадлежет к числу его наиболее типичных и удачных творений, в период, когда он был особенно углублён в поиски формального строя. Если в период между 1882 и 1900 годами внимание Сезанна как будто сосредотачивалось на пейзаже, в котором художник стремился передавать свои ощущения, но после 1890, и до конца века лучшие свои творения — это портреты. «Портрет Поля Сезанна» — один из самых человечных из автопортретов художника. Стыки планов на портрете непривычны, но динамичны и очень точно передают впечатление от лица — его добродушный, острый, пронизывающий взгляд.
Игра в карты. 1893-1896 годы.
Самой выдающейся композицией Сезанна является «Картёжники». Цветовой эффект основан на контрастах между сине-фиолетовой курткой игрока и жёлтыми тенями, на контрасте этих тонов с красным фоном и тел игроков с жёлтым столом.
Своеобразие художественного стиля Сезанна в полной мере отразилось и в его натюрмортах. В натюрморте художественное видение, так как его понимал Сезанн, часто заставляло его нарушать объёмные формы, ради соблюдения плоскости изображения.
Пьеро и Арлекин.
Его картины грубые и неуклюжие, но сильные и сверкающие — показывающие всю красоту красочной лирики,все … неразложенного и нераспылённого цвета. Он первый нанёс удар оптическим рецептам живописи и внушил отвращение к эскизно-случайной живописи импрессионистов. Его картины были победой цвета над светом, стили над отдельными фрагментами жизни.
Надо уметь оранизовать свои впечатления — таков был завет, такова была традиция, вытекавшая из творчества Сезанна.
Проблемы возрождения пластической материальной живописи, возврата на новой основе к устойчивому композиционному построению картины поставлены крупным представителем Французской живописи 19-го века Полем Сезанном. Ровесник Моне, Ренуара и Сислея, Сезанн работает хронологически нормально с этими мастерами. Но его искусство своей неповторимостью складывается именно в 1880 году и принадлежит уже постимрессионизму. Ранние работы Сезанна, написанные в 1860 годах в Париже отмечены влиянием Домье и Курбе («Портрет монаха» 1865-67 годы, «Пастораль» 1870 год, «Убийство» 1867-70 годы.).
Понтуаз.
Берега Марны.
В области пейзажа, и особенно натюрморта достижения Сезанна если и не наиболее значительны, то во всяком случае наиболее безусловные («Парковый ландшафт»). Пейзажи Сезанна конца 1870-1890 годов всегда монумельтальны, каждый из них проникнут чистым величием, ощущением стабильности, вечности природы («Берега Марны», «Поворот дороги», «Маленький мост»). Выразительность пластичности предметов Сезанн передаёт в своих многочисленных натюрмортах зрелого периода («Натюрморт с корзиной фруктов», «Голубая ваза», «Горшок с геранью и фрукты», «Персики и груши»).
Персики и груши.
Поль Сезанн в России
В Государственном Эрмитаже открылась выставка «Поль Сезанн и русский авангард начала XX века». По нынешним временам выставка грандиозна —100 произведений высочайшего класса свезены со всего мира, чтобы продемонстрировать историю русского сезаннизма.
Равнина у горы св. Виктории.
Гора св.Виктории со стороны Лов. 1906 год.
Выставки такого уровня — чрезвычайная редкость для России. Это дорого, очень хлопотно, связано с массой межмузейных и межгосударственных дрязг. И вообще, настолько нереально, что у отечественных кураторов почти совсем атрофировалось чутье на крупные амбициозные проекты, в которых тема и подбор вещей диктовались бы не тем, что легко получить, а только тем, что нужно для новой идеи. Тем исключительнее нынешняя экспозиция. Все сложилось удачно: смогла договориться не слишком добрая друг к другу четверка главных русских музеев (ГМИИ, Эрмитаж, Третьяковка и Русский музей), стало возможным выставить рассекреченные уже к этому времени трофейные вещи, лучшие собрания мира щедро поделились своими «Сезаннами» (20 работ приехали из Нью-Йорка, Филадельфии, Чикаго, Вашингтона, Бостона, Форт-Уорта, Оттавы, Парижа, Лондона и Штутгарта). В результате получились блистательная подборка Сезанна в первой половине выставки и оригинальный набор русских вещей, иллюстрирующих идею о почти тотальном влиянии французского гения на мастеров отечественного авангарда, во второй ее половине. Кого тут только нет! Ларионов, Гончарова, Машков, Кончаловский, Анненков, Фальк, Осмеркин, Лентулов просчитывались заранее —для них влияние Сезанна первостепенно. Но тут же и Малевич, Татлин, Петров-Водкин — столь однозначная привязка их ранних работ к мастеру из Экса интересна, но спорна. Удовольствие от созерцания полотен и разгадывания тайных и явных связей — исключительное. Пафос выставки — созидательный. Похоже, именно акции такого масштаба и такого уровня способны оживить российские музеи. Очень полезное зрелище.
Натюрморт с драпировкой. Около 1899 года.
Натюрморт с яблоками и сахарницей. 1894 год.
Фрукты. Около 1879-1880 годов.
«Стоя, сидя, лежа» — самая приятная выставка сезона. Камерная — всего 23 картины, каждую можно разглядеть не утомляясь. Любопытная — собраны вещи из частных собраний, мало выставлявшиеся, не успевшие надоесть. Качественная — значительные для русской живописи имена: Наталия Гончарова, Константин Коровин, Давид Штеренберг, Аристарх Лентулов, Роберт Фальк. Тематически беспроигрышная — женский портрет особо любим почитателями изящных искусств. Остроумная — название перечисляет положения тел портретируемых и разделы выставки. Классификация по позам, конечно, не научная, а пустячная,что приятно — зрителям можно и отдохнуть от идеологически нагруженных экспозиций.
Дамы на портретах действительно иногда изображены стоя, но в большинстве все же сидя и лежа. Картины подобраны для выставки не только по теме, но и по мере живописной условности — никакого чистого реализма, но почти на всех портретах модели узнаваемы, похожи если и не на самих себя, то хотя бы вообще на женщин. А значит, моделям приходилось позировать, может быть, долго. Требовалось их усадить, чтобы не уставали. Но как бы ни ставили, усаживали или укладывали дам художники, по портретам видно —роман у их авторов был не с женщинами, а с живописью. Характер,состояние,настроение и красота изображенных были решительно безразличны эгоистичным живописцам.
Женщина — только подручная модель в решении формальных художественных задач. Соотношение линий, цветовых пятен, разложение изображения человеческого лица и тела на простейшие геометрические фигуры, оттачивание и поиск собственного стиля — вот о чем говорят портреты. Так Сезанн бесконечно писал автопортреты и портреты своей жены, нимало не заботясь о внешнем сходстве, а только о развитии своей живописной системы. Для большинства художников выставки «Стоя, сидя, лежа» великий французский художник был кумиром и учителем. На замечательной картине Роберта Фалька беременная женщина лежит рядом с сезанновским автопортретом. Непосвященному может показаться, что именно этот сердитый бородатый и лысый господин — отец будущего ребенка, хотя на самом деле от Сезанна была зачата картина.
Выставленные портреты написаны в период с 80-х годов прошлого века по 30-е нынешнего, но независимо от хронологии они как будто фиксируют период остановки живописи перед неизбежным и полным разрушением изображения. Тень черного квадрата Малевича уже нависла и над моделями, и над художниками, и над зрителями. И на выставке думаешь, что посвящена она как раз последнему и нежному прощанию художников с натурой. Ведь самой любимой, самой выигрышной и благодарной натурой были для художников женщины, и большинство самых знаменитых в мире картин — женские портреты.
Но можно думать о чем-то другом. О том, что «Испанка» Наталии Гончаровой совсем не похожа на хрестоматийные неопримитивистские работы художницы, что-то в ней есть демонически-прерафаэлитское. Что «Обнаженную» Надежда Удальцова писала в период, когда о прошлых своих авангардных опытах безопасней было не вспоминать, и от этого, наверное, картина так благородно мрачна. Что написанная в тех же 30-х годах «Летчица» Сергея Адливанкина, наоборот, по-ангелически безмятежно оптимистична, и, значит, в одно и то же время можно чувствовать и работать по-разному, не оглядываясь на историю искусств. Что Алиса Коонен на знаменитом серо-розовом портрете Георгия Якулова хотя и сидит в популярной во все века у живописцев позе — перед зеркалом спиной к зрителю, но в зеркале отражается не ее лицо, а нечто декоративное, но столь же волнующее, нервное и претенциозное, как голос актрисы.
Художественное достоинство выставленных портретов так убедительно, и подобраны они настолько тонко, что все мысли зрителей, хотя бы немного знакомых с русской живописью и любящих ее, сосредоточиваются только на русской живописи. А это дорогого стоит. Ведь искусство и осведомленность в нем дают совершенно исключительную и сладостную возможность размышлять не о насущном и отвлекаться от повседневности. Последнее время повод вспомнить эту банальность дают редкие выставки.
Московский центр искусств — новая выставочная площадка. Здесь открылась только вторая экспозиция, но она, как и первая, реконструирующая выставку лубка 1914 года, оказалась умно задуманной и отлично собранной.
Ольга КАБАНОВА
Поль Сезанн и русский авангард начала XX века» — эта выставка, с большим успехом экспонировавшаяся сначала в Эрмитаже, а затем в Музее изобразительных искусств им. Пушкина в Москве, была признана лучшей из всех художественных проектов прошлого года.
Почему именно Сезанн, так хорошо знакомый российскому зрителю по коллекциям Эрмитажа и Пушкинского музея, и русский авангард стали предметом сопоставления и исследования искусствоведов? Несмотря на то, что Поль Сезанн давно уже признан одним из величайших мастеров в истории искусства, он остается загадочной, во многом противоречивой
фигурой. В течение XX века его искусство подвергалось различным толкованиям, породило множество последователей, и каждое из новых течений — фовизм, экспрессионизм, кубизм, супрематизм — провозглашало Сезанна своим родоначальником.
Революционер и новатор в искусстве, в жизни Сезанн был обычным буржуа, провинциалом из Прованса, в поздние годы — ревностным католиком, который всю жизнь самозабвенно занимался лишь одним делом — живописью. Вот что вспоминает его современница Матильда Льюис, встретившая Сезанна в 1894 году в Живерни (Сезанну было тогда 55 лет): «Месье Сезанн родом из Прованса, он очень напоминает тех южан, которых описывает Альфонс Доде. Когда я увидела его в первый раз, он показался мне похожим на убийцу, с его большими, чуть раскосыми глазами навыкате, с угрожающе заостренной седой бородой и манерой говорить очень возбужденно, так, что дрожали тарелки. Но скоро я убедилась, что его внешность очень обманчива, и… Сезанн, напротив, самый мягкий человек на свете.
Сначала его манеры меня шокировали. Он ел с ножа и постоянно размахивал им, зажав в руке в течение всей трапезы. Несмотря на полное презрение к этикету, он был деликатен с нами, как никто другой. Он не хотел, чтобы горничная обслуживала его раньше, чем нас, как того требовали правила этикета, и был очень предупредителен с этой бедной девушкой. Он даже стеснялся старого берета, в котором пришел в гости».
Этот странный южанин стал для многих художников XX века пророком, символом именно потому, что он воплотил идеальный образ бескорыстного художника, которого интересуют не деньги, не суета, но лишь «самореализация» в искусстве, для которого живопись — это способ «передать природу».
Здесь кроется главная загадка Сезанна: он хотел «писать природу как Пуссен» и был по сути классическим художником в смысле построения четких и устойчивых композиций, в стремлении свести все к простым и ясным формам — и в результате создал собственную художественную систему, которая подтолкнула следующие поколения к новому, авангардному искусству. Сезанн оказался намного современнее своих друзей-импрессионистов, таких, как Моне, Ренуар, Писсарро.
Очень трудно сформулировать, чем же все-таки притягивают нас полотна Сезанна. Об этом писал еще Морис Дени: «Я ни разу не слышал от поклонников живописи Сезанна четких и ясных объяснений: что же именно им нравится. Даже среди художников и людей, тонко чувствующих искусство Сезанна, крайне редко встречаются те, кто могут выразить свои чувства».
Данная выставка предоставила зрителям прекрасную возможность еще раз насладиться живописью Сезанна и попытаться понять притягательную силу его гения. Экспозиция в Пушкинском музее состояла из двух частей: в Белом зале были представлены около 50 произведений Сезанна, на оси колоннады — произведения русских художников 1910-1930-х годов, так или иначе относящихся к «русскому сезаннизму», о которых мы расскажем ниже.
Блестящая ретроспектива Сезанна получилась очень цельной благодаря участию крупных музеев США, Франции и Англии, предоставивших 18 произведений художника, впервые экспонировавшихся в России. Интереснейшим открытием для публики стали 7 картин из трофейных немецких коллекций, 50 лет пролежавших в запасниках Эрмитажа. И, конечно, шедевры из коллекций Щукина и Морозова (ныне — в ГМИИ им. Пушкина и Эрмитаже), составившие ядро экспозиции.
Попробуем на нескольких конкретных примерах (в основном на картинах из зарубежных музеев, незнакомых нашему зрителю) проследить творческую эволюцию Сезанна и развитие его художественной системы.
Пейзаж в Овере. 1875 год.
«Квартал Фур в Овере-на-Уазе» (Пейзаж в Овере) — одна из лучших работ Сезанна раннего, импрессионистического периода. До этого он писал картины в более темных, мрачных тонах, а в начале 1870-х, после переезда в Овер, где жил Камиль Писсарро, Сезанн стал работать вместе с ним на пленэре и создал целую серию пейзажей. Его палитра высветляется, освобождается от темных тонов, техника становится более мягкой и деликатной, мазки — более плавными. Однако уже в импрессионистических произведениях Сезанн ставит те художественные задачи, которые будет решать в дальнейшем: четкое построение композиции, структурирование пространства, соразмерность объемов, геометризм. Пейзаж в Овере, выдержанный в теплых, охристых тонах, тоже построен в конструктивном духе, как бы составлен из прямоугольников и ромбов стен и крыш домов.
У Сезанна был ограниченный набор сюжетов и тем, к которым он обращался в течение жизни. Это пейзажи, натюрморты, портреты и автопортреты, виды горы Св. Виктории, фигурные композиции: крестьяне, игроки в карты, курильщики, а также купальщики и купальщицы.
Моделью портретов Сезанна чаще всего становилась его жена Ортанс Фике. На выставке было представлено пять ее портретов из коллекций американских музеев, и мы хотели бы остановиться на самом известном: «Мадам Сезанн в полосатой юбке».
Мадам Сезанн в полосатой юбке.
Ортанс Фике была дочерью скромного банковского служащего, работала брошюровщицей и иногда занималась позированием. Сезанн познакомился и сблизился с ней в 1869 году, а заключить официальный брак они смогли лишь через 17 лет, в 1886-м. До этого Сезанну приходилось скрывать свою семейную жизнь от отца, грозившего лишить Поля денежного пособия. В 1872 году Ортанс родила Сезанну его единственного сына. Ортанс не смогла стать достойной парой Сезанну из-за большой разницы в их интеллектуальном уровне, но она обладала редкостным терпением, житейской мудростью и была рядом с художником всю жизнь.
Портрет из Бостонского музея, на котором мадам Сезанн изображена сидящей в большом красном кресле, был выставлен на знаменитой посмертной выставке Сезанна в Осеннем Салоне 1907 года. Молодой австрийский поэт Райнер Мария Рильке в своем письме жене оставил глубокий анализ этого портрета, в котором схвачена суть живописи Сезанна: «Сегодня Салон закрывается. Уже и сегодня, в последний раз возвращаясь оттуда домой, я пытался вспомнить фиолетовые, зеленые или голубые тона, которые, как мне кажется, я был обязан увидеть лучше и запомнить навсегда. Уже и сейчас великая цветовая гармония женщины в красном кресле, хотя я так часто и с таким неотступным вниманием стоял перед ней, так же мало повторима в моем сознании, как большое многозначное число. …Кажется, что каждая точка картины знает все обо всех остальных. Так явно участвует она во всем, так очевидна в ней игра сил притяжения и отталкивания, так заботится она о равновесии целого и в конце концов сообщает это равновесие действительности».
Рильке писал также о своем ощущении, что «краски Сезанна
окончательно освобождают Вас от всякой неуверенности, от любых сомнений». Действительно, нет места сомнениям и метаниям, когда смотришь на эти полотна, на которых люди, предметы, яблоки и груши, горы и деревья будто пребывают в вечности, самоценные и самодостаточные, излучающие ту удивительную внутреннюю гармонию, которой одарил их Сезанн.
Крестьянин в синей блузе. 1890 год.
«Крестьянин в синей блузе» -один из таких персонажей. Сезанн написал целую серию портретов крестьян, и потом их образы стали прототипами его «курильщиков» и «игроков в карты». В этих портретах неподвижности, окаменелости сидящих фигур противопоставлено движение самой живописной поверхности, движение кисти, мазок за мазком создающей живописное целое. Жоазим Гаске, молодой писатель родом из Экса, приятель Сезанна, видевший в его мастерской несколько изображений крестьян, писал: «Дышащие здоровьем и непоколебимостью, все они выражают какое-то ощущение справедливости, они спокойны, у них нет других забот, кроме как любить землю и делать ее плодоносящей… Именно от них я узнал, что в глубине своей представляет моя раса. Они дали мне урок благородства».
«Игроки в карты» — один из пяти холстов на эту тему, созданных Сезанном, самый маленький по размеру, но не уступающий другим по своим живописным качествам. Удивительная симметричность композиции, с черной бутылкой на столе, «держащей» центр, двумя сидящими игроками и чуть сдвинутым вправо столом, производит впечатление равновесия форм и тонкой сбалансированности цветовой гаммы. Слова Роджера Фрая, написанные по поводу других, больших «Игроков в карты», полностью применимы и к полотну из Орсэ: «Ни одна картина со времен итальянских примитивов и, может быть, поздних произведений Рембрандта не дает нам такого потрясающего ощущения устойчивости и монументальности: вот композиция, которая нашла свой центр и не может быть сдвинута с места».
Пять пейзажей изображают гору Св. Виктории — излюбленный мотив Сезанна, который он писал всю жизнь. Эта гора в окрестностях Экса стала для Сезанна неким сакральным символом, к постижению которого он стремился до самой смерти. Он писал ее с разных точек зрения, с разного расстояния, в различное время суток, и в течение его жизни гора меняла свой облик. Сопоставление пяти пейзажей с одним мотивом очень наглядно продемонстрировало изменение живописной манеры художника.
«Гора Св. Виктории» (1897-1898, Эрмитаж) — самая светлая и воздушная из всех пяти пейзажей. Она была написана в ранний, рассветный час, легкими мазками розоватых тонов и сохранила особую легкость дыхания. Сезанн даже оставил большие участки незаписанного фунта, используя его цвет.
Безусловно, самой интересной и важной для понимания позднего творчества Сезанна яапяется «Гора Св. Виктории» 1906 года, одна из последних картин художника. Здесь уже нет деления на планы и четкой композиции, а нижняя часть картины представляет собой почти абстрактную живопись. Сезанновская система построения формы с помощью отдельных мазков, «живописного модуля», достигает здесь своего апогея. Ритмизированный, энергичный мазок создает напряженное поле живописи, каждый элемент которого самодостаточен и в то же время активно влияет на все остальные. Форма уже распадается на отдельные элементы. Именно эти поздние полотна Сезанна вдохновили Пикассо и Брака на создание нового живописного стиля — кубизма.
Садовник Валье. 1906 год.
Последней картиной Сезанна, написанной за месяц до смерти, считается «Садовник Валье». Валье, бывший моряк, работал у Сезанна садовником, был его доверенным лицом и часто позировал ему в последние годы жизни. На этой картине он изображен сидящим на террасе перед мастерской, и это неожиданный для Сезанна портрет на пленэре, под открытым небом. Картина осталась незаконченной, но гармония цветовых пятен, света и ритма в ней уже была создана. Ж.Гаске считал, что в этом портрете много автобиографического, что Сезанн невольно придавал модели свои собственные черты.
Разноликим и многогранным предстал перед нами Сезанн на этой выставке. Каждый волен видеть, понимать его искусство по-своему. Один из последователей творчества Сезанна заметил, что у каждого поколения и у каждой нации — свой Сезанн. Был свой Сезанн и у художников русского авангарда. Возможностью видеть в < русский музей, оригинале полотна Сезанна они были обязаны двум замечательным Сезанн русским коллекционерам — Сергею садовник Валье. Ивановичу Щукину и Ивану Абрамовичу Морозову, которые привезли в Москву все сливки новой французской живописи, в том числе Сезанна, тогда, когда даже во Франции она еще не получила широкого признания. Посещая частные галереи Щукина и Морозова, московские художники видели все самые новые, прогрессивные достижения французской живописи. Именно благодаря коллекциям Щукина и Морозова смогло возникнуть такое удивительное явление, как русский авангард. И все же если под авангардом обычно подразумевают русский кубофутуризм, супрематизм, конструктивизм, беспредметную живопись, то на этой выставке был представлен скорее «русский сезаннизм», а не авангард. Художники «Бубнового валета», такие, как Машков, Кончаловский, Лентулов, за которыми закрепился ярлык «московских сезаннистов», по-своему интерпретировали творческое наследие Сезанна. Их большие, яркие, кричащие полотна имели гораздо больше общего с русским примитивом: вывеской и лубком, нежели с более утонченной, рафинированной живописью Сезанна. На выставке экспонировались пейзажи, натюрморты, автопортреты русских художников, мотивы которых явно были навеяны полотнами Сезанна. Из наиболее интересных важно отметить «Курящего солдата» Михаила Ларионова, продолжающего сезанновскую тему курильщика, но трактованную в духе русского примитива, а также «Курильщика (стиль подносной живописи)» Натальи Гончаровой.
Очень тонко и деликатно интерпретировал сезанновские мотивы А.Осмеркин в «Портрете Е.Т.Барковой», напоминающем портреты мадам Сезанн, с его глубокими колористическими разработками красного и синего, — одна из лучших работ русской части выставки. Примером личного, внутренне пережитого и пропущенного через себя «сезаннизма» является, безусловно, творчество Фалька — его пейзаж «Старая Руза» сохранил сезанновское чередование планов и ясность композиции.
Очень важным было участие в выставке произведений Малевича и Татлина, для которых искусство Сезанна было толчком к созданию собственных художественных систем. Для Малевича Сезанн был гением, пророком, который возвел во главу угла «чистую живопись». В своих теоретических работах Малевич постоянно обращался к Сезанну, анализировал его произведения.
Убедительной русской картиной выставки стала знаменитая «Натурщица» Татлина, по силе образа и заложенной в ней энергии сопоставимая с лучшими произведениями Сезанна. Разумеется, она принадлежит уже к другой художественной системе, но система никогда не возникла бы, если бы не было искусства Сезанна.
М.КОСТАКИ,
Журнал ЮХ
