Кончаловский Пётр

кончаловский26

 

 

 

Кончаловский Пётр Петрович (1876-1956) — русский советский художник.             Наследники знаменитого художника — семья Михалковых-Кончаловских — пытаются отловить фальшивки деда. Миллион за «Бубнового» За него на аукционах и в галереях платят миллионы. Он считается главным явлением в искусстве XX века. Иностранцы едут в Москву и Питер только ради того, чтобы увидеть его своими глазами. Речь идет о русском авангарде. Том самом направлении, которое на родине стали ценить лишь в последнее время. Между прочим, авангард ценят и криминальные элементы — с каждым годом катастрофически растет количество подделок и подлогов. У истоков одного из первых авангардных направлений в живописи стоял Петр Петрович Кончаловский, один из основателей артистического клана Михалковых-Кончаловских. Ни для кого не секрет, что это благородное семейство сегодня определяет облик российскойкультуры: от гимна страны, написанного поэтическим мэтром Сергеем Михалковым, до искусных кулинарных рецептов супруги режиссера Андрея Кончаловского — Юлии. Все началось в 1910 году, когда группа молодых провинциалов решила взорвать Москву хулиганской выставкой с броским названием «Бубновый валет». Откуда появилось такое название, не могли ответить даже сами художники: во Франции, например, «бубновым валетом» называли обманщика, плута и проходимца. Как бы то ни было, под этой шулерской вывеской были представлены картины, говорящие со зрителем ярмарочным языком афиш, трактирных подносов и примитивных фотографий. Иными словами, это было обращение к истокам под влиянием европейских модернистов (Сезанна и Гогена). Лучшие представители «Валета» — Кончаловский, Машков, Лентулов, Куприн, Фальк — развили такую живописную манеру, которая предвосхищала, с одной стороны, смелые абстрактные эксперименты Кандинского и Малевича, с другой — богатый и красочный сталинский реализм. В советское время Кончаловскому пришлось проститься со слишком скандальной манерой и сюжетами, но живописная смелость осталась.

кончаловский111

С ярмарки (На Ильмень-Озере).   1926 год.

кончаловский16

С покоса.     1948 год.

кончаловский18

Андрон с собакой.    1949 год.

кончаловский19

Пейзаж.

кончаловский29

Луч солнца. Лес.   19з0 год.

кончаловский44

Первый снег.   1940 год.

кончаловский33

В лесу.

Таких ярких красок и сочных мазков русская живопись еще не видела. Даже Василий Суриков, чьим зятем Кончаловский стал в 1902 году, женившись на Ольге Васильевне, мог позавидовать его колоритным портретам и натюрмортам.

кончаловский45

Натюрморт. Листья табака.   1929 год.

Нельзя сказать, чтобы Петр Петрович испытал гнет сталинских репрессий, но относились к нему настороженно. В конце концов, Сталинская премия была дана скорее за выслугу лет и за авторитет, чем по большой любви.

Однако настоящий триумф Кончаловский пережил уже после смерти. Сначала молодые художники 1970-х подняли на щит его стиль. Тот же Зураб Церетели — плоть от плоти воспитанник «бубнововалетцев». Наконец, рыночные 1990-е годы сбросили старых советских кумиров и возвели новых: на аукционах и антикварных торгах XXI столетия Кончаловский превратился в одного из самых важных и самых дорогих художников, оставив за плечами даже таких мастодонтов, как Айвазовский, Шишкин и прочих певцов русской природы. Так, одной из самых дорогих русских картин, когда-либо проданных за границей, оказался «Портрет Юрьева», ушедший в 2005 году на «Сотбис» за 1,5 миллиона долларов. Что нам стоит Фонд построить Как только художник растет в цене и за ним начинают гоняться дилеры и музейщики всего мира, возникают проблемы с наследием. С Петром Кончаловским дело обстоит еще интересней. Здесь нужно знать российские реалии. Так уж случилось, что большая и лучшая часть картин известных русских мастеров хранится в музеях. В советские времена музеи выгребали у наследников почти подчистую, да и сами владельцы охотно расставались с раритетами в пользу государства. Кончаловский — особый случай. Плодовитость художника и дальновидность его родственников (особенно сына Михаила, также художника) создали такую ситуацию, когда немало классных произведений осталось в семье. Правда, в этом случае возникали жаркие споры между внуками. А в 2002-2004 годах дело даже дошло до суда, когда четверо из наследников (в том числе Никита Михалков и Андрей Кончаловский) обвинили двоюродного брата Лаврентия в сокрытии части картин. Конфликт более-менее разрешился. Но возникла новая проблема: то там то тут на рынке стало появляться немало дедовых холстов, о которых Михалковы-Кончаловские и понятия не имели. Выяснилось, что десятки, если не сотни картин оказались свежими подделками или вещами с непонятным прошлым. Например, до сих пор даже специалисты затрудняются порой определить разницу между живописью Петра Петровича и его сына Михаила Петровича. К тому же многие музеи и галереи стали просить у семьи экспонаты для выставок, альбомов и прочих мероприятий. В итоге нашелся один способ сохранить и преумножить наследство, который давно обкатан на Западе. Именно из Европы и Америки пришла идея создания Фонда художника под эгидой «семьи» — кому как не близким родственникам лучше знать и ценить творчество предка. Фонд Петра Кончаловского возник весной 2006 года и объединил знаменитых Михалковых, Кончаловских и лучших российских экспертов в живописи (в том числе и дирекцию Третьяковской галереи). Он немедленно превратился в мощную художественную силу, с которой вынуждены считаться любители авангарда. Подделки и веское слово экспертизы В Фонде Кончаловского любят приводить один криминальный пример. В Третьяковскую галерею принесли натюрморт Петра Петровича, который его «владельцы» намеревались продать за четверть миллиона долларов. Эксперт Третьяковки установила, что картина — фальшивка. Однако продажа почти состоялась, и потерпевшие вынуждены были с милицией искать концы дилеров… Это, как заверяет директор Фонда Александр Конов, лишь капля в море криминала вокруг имени художника. Поэтому одним из главных дел новой структуры стала экпертиза — определение подлинности произведений. Удивительно, что именно Кончаловские первыми ввели институт «открытой экспертизы», когда сразу несколько специалистов в присутствии журналистов и даже владельцев картин обсуждают уровень и ценность лежащих перед ними предметов. Здесь и проверка химического состава (те ли краски), и рентген, и, наконец, острый глаз музейного хранителя, которому известны все «кончаловские» во всех провинциальных хранилищах. Только после этого выдается сертификат с наследственной подписью. Понятно, что Фонд не может запретить продажи вещей, не прошедших через его специалистов. Например, на одном французском аукционе намеревались за 200 тысяч евро продать очень сомнительный «Букет цветов». Письмо от наследников не подействовало на аукционистов, однако покупателей заставило задуматься. У такой специализации фондового определения подлинности — есть еще одна сторона, важная для сегодняшнего момента. Как раз сейчас ставится вопрос, что почти всю живописную экспертизу нужно убрать из музеев и передать частным компаниям (это чтобы музеи не погрязли в коммерции и коррупции). Михалковы с Кончаловскими и тут оказались на гребне волны — в их Фонд вошли лучшие музейные сотрудники, гарантирующие качество экспертизы. Так что в скором времени именно это учреждение станет главным авторитетом на мировом антикварном рынке. В общем,авангард — это не только искусство. Иван Аркидов.   Никита Михалков надеется вернуть себе, а заодно и Отечеству хотя бы часть полотен своего деда — Петра Кончаловского. О том, что Отечество, возможно, лишилось шестидесяти с лишним картин Петра Кончаловского — одного из ведущих русских живописцев первой половины XX века, — впервые заговорили полтора года назад. Тогда некоторые из полотен, которые должны были находиться в квартире сына художника Михаила, неожиданно «всплыли» на аукционе «Сотбис». В связи с этим Пресненский районный суд Москвы наложил на коллекцию арест. Однако в квартиру судебных приставов не пустили. И вот на днях судебный пристав-исполнитель вскрыл дверь жилища. Ни картин, ни жены внука художника Нины Кончаловской, кому было поручено их ответственное хранение, на месте не оказалось. Корреспондент «Труда» связался по телефону с одним из наследников Петра Кончаловского — его внуком, кинорежиссером и актером Никитой Михалковым. — Речь идет о картинах, которые были поделены дедом между его сыном Михаилом и дочерью Натальей, моей матерью, — пояснил Никита Сергеевич. — Решено было, что все они хранятся в доме Михаила, а после его кончины должны быть разделены между пятью внуками художника. Однако к разделу были представлены далеко не все полотна. Уже это встревожило. Мы с братом Андреем предложили сыну Михаила Лаврентию ничего не делить, а просить Министерство культуры о выделении помещения, где коллекция могла бы быть выставленной целиком как постоянная экспозиция, открытая для всех. Притом картины не изымались бы ни из чьей личной собственности. — Но,видимо,Лаврентий — человек с испанским паспортом, никогда нигде не учившийся и не работавший — еще при жизни своего отца, которому тогда уже было около 90, начал вывозить картины через Украину, — продолжил Н.Михалков. — По моим сведениям, некоторые уже находятся в Швейцарии. Я, однако, надеюсь, что вывезены не все шестьдесят работ. Думаю, Лаврентий и Нина где-то их прячут. Вот почему возбуждено уголовное дело. Разговор не о том, что мы с братом хотим вернуть себе имущество — и он и я довольно обеспеченные люди. Необходимо вернуть России ее национальное достояние, сделать его доступным всем. Сергей БИРЮКОВ.

кончаловский122

Автопортрет.    1933 год.

кончаловский355

Автопортрет ( в жёлтой рубашке).    1943 год.

 Одна из главных особенностей «Автопортрета» Кончаловского — захватывающий психологизм. Мы угадываем в пытливом, пристальном взоре художника твердо устремленном вперед, работу зрелой творческой мысли, ощущаем напряжение всех душевных сил, сполна раскрывшихся в тяжелую для Родины годину.Внешне портрет напоминает сложившуюся в веках композицию многих классических автопортретов — художник с кистью в руке, в своей мастерской, на фоне подрамников и традиционной статуэтки, олицетворяющей искусство. Однако при более внимательном рассмотрении мы убеждаемся, что все здесь и так и в то же время не так. Кончаловский не только вдохнул новое содержание, но и привнес свои живописные находки в известную рембрандтовскую композицию (мы имеем в виду «венский» автопортрет великого мастера). В пределах этой композиции он явил нам массу неожиданных и в то же время вполне естественных новшеств. Благодаря им мы видим в портретируемом не просто «служителя муз», но прежде всего нашего живого современника, человека, готового каждую минуту переступить порог своей мастерской и выйти на улицу — в самую гущу людской толпы. В этом нас убеждают и его фигура, представленная в свободной энергичной позе, и, несмотря на суровость, открытое, общительное лицо, и свойственное широким натурам пренебрежение к мелочам костюма (из-под распахнутого пиджака видны подтяжки и не прикрытая галстуком пуговица воротника). Живая непосредственность образа подчеркнута тем, что мастер отошел здесь от излюбленной им классической центричности. Фигура сильно сдвинута влево, так, что край рамы срезает часть рукава. Это привносит элемент динамики во внешне неподвижную композицию портрета. Смело и необычно решен и традиционный фон произведения. Подрамники, возле которых стоит Кончаловский, вопреки обыкновению повернуты к зрителю «спиной». Художник как бы говорит нам, что суть не в том, что он уже написал, а в том, что ему еще предстоит написать. Не совсем обычна и статуэтка. Это не узаконенная в подобных случаях аллегорическая фигурка, а гипсовый «Суриков» (коненковская модель памятника живописцу), конкретно намекающий на творческую родословную Кончаловского. Мы явственно ощущаем каждый удар увесистой, темпераментной кисти художника, видим отрывистую, массивную кладку то коротких, то, напротив, протяжных, но неизменно метких мазков (мазку, совершенно точно, исчерпывающе передающему форму, мастер всегда придавал большое значение). И все это как будто только что, буквально на наших глазах, превращается в живую плоть полнокровного образа, сообщая произведению непреходящую свежесть. В отличие от многих предшествующих работ Кончаловского «Автопортрет» не поражает нас обилием красок и разнообразием цветовых оттенков. Его немногословный колорит, как и сам образ, подкупает внутренней собранностью, обобщенностью и глубиной. В фигуре художник варьирует оттенки желтого и коричневого. В фоне — зеленого и серого. Стремясь несколько смягчить цветовой контраст между фигурой и фоном, Кончаловский надел на себя серую шляпу, а у стены поставил коричневый столик и охристые подрамники. Колорит портрета гармоничен, но отнюдь не «умиротворен». Внутренняя напряженность, высокий эмоциональный накал образа великолепно раскрыты звучным сопоставлением двух «ударных» цветовых массивов: ярко-желтой рубашки и не менее яркой зелени стены.     27 октября в галерее «Дом Нащокина» потомки знаменитой династии Кончаловских соберутся на открытие выставки, приуроченной к 130-летию художника Петра Кончаловского. Еще гимназистом Петр Кончаловский попал в среду московского художественного мира 1890-х годов. В доме его отца, издателя Петра Кончаловского-старшего часто бывали Василий Суриков, Валентин Серов, Константин Коровин, Михаил Врубель, которые и стали первыми критиками начинающего живописца. Кончаловский учился в Париже, затем в Петербургской академии художеств, а позже стал активным членом общества «Мир искусства» и стоял у истоков объединения «Бубновый валет». В экспозицию (более 60 картин, фотографии и письма) войдут работы художника из семейного собрания Михалковых-Кончаловских, частных коллекций и российских музеев — Государственной Третьяковской галереи, Тульского музея изобразительных искусств, Таганрогского художественного музея. Петр Кончаловский написал более 5000 картин.

кончаловский36

Он — один из самых дорогих русских художников. В мае этого года на аукционе Sotheby’s портрет работы Петра Кончаловского был куплен за $ 1,4 млн. инвестиционным фондом AURORA, сопредседателями которого являются Виктор Вексельберг и Владимир Воронченко. Мария Микели. В конце марта в Санкт-Петербурге в Президентской библиотеке имени Б.Н.Ельцина прошла Международная научная конференция «Россия и «Глoбальный эффект Сезанна» 1900 — 1950″ посвященная мировому влиянию Поля Сезанна и роли России в истории мировой живописи. Необычайно пафосное мероприятие было организовано при поддержке Правительства Российской Федерации и Министерства культуры России, генеральным спонсором выступило ОАО «Газпром». В бдениях приняли участие ведущие мировые искусствоведы и критики из более чем 20 стран. Событие такого масштаба — редкость даже для нашей «культурной столицы’.’ Поэтому закономерен вопрос, почему именно сейчас была организована эта конференция. Журналисты долго гадали: юбилей чего или кого отмечаем? Как пояснил Дэни Кутань, главный хранитель Дирекции музеев Франции, президент Общества Поля Сезанна, юбилей скрытый: фактически с 1910 года началось признание Сезанна в России, когда Щукин представил свою коллекцию французского искусства, а в Москве было создано объединение художников «Бубновый валет’,’ одним из инициаторов которого был Петр Кончаловский. Именно поэтому Фонд Петра Кончаловского при поддержке того же «Газпрома» и ОАО «Банк ВТБ» устроил его уникальную ретроспективу «Петр Кончаловский. К эволюции русского авангарда», которая открылась на второй день после начала конференции в Государственном Русском музее, в корпусе Бенуа, и продлится до середины июля, а осенью переедет в Третьяковку. На ней представлены 93 холста, 19 графических листов и архивные материалы из собраний ведущих музеев России и частных коллекций, которые охватывают все творчество художника.

кончаловский233

Портрет Г. Б. Якулова.   1910 год.

Петра Кончаповского — обучавшегося в Париже «француза» с точки зрения его московских коллег, «славянина» зятя главного русского художника Василия Сурикова, с точки зрения французов, — еще при жизни чаще всего называли «сезаннистом’,’ последователем и продолжателем Сезанна. Но в его творчестве отчетливо заметно и влияние импрессионистов, Ван Гoгa, Гогена, кубофутуристов, старых мастеров. Злые языки даже отказывают Петру Кончаловскому в собственном стиле и авторском «я». И действительно участники группы «Бубновый валет’,’ лидером которой был Петр Кончаловский, не столько развивали, сколько старательно сохраняли и поддерживали живописные приемы и темы, разработанные европейскими художниками еще в конце XIX века. Это объединение стало одним из важнейших этапов в творчестве Кончаловского. Вместе с Ильей Машковым, Аристархом Лентуловым, Робертом Фальком он искал новый язык живописи, опираясь и на европейский модернизм, и на национальные русские традиции: недаром столько внимания «бубнововалетцы» уделяли иконописи и наиву. Несколько работ, на которых Кончаловский изображал яркие подносы, деревянные игрушки, натюрморты с хлебом, открывают экспозицию в ГРМ. И они, пожалуй, лучшие на выставке. До 1910 года в его творчестве отчетливо просматривается влияние Ван Гoгa: Кончаловский даже побывал в Арле и привез оттуда немало портретов и пейзажей а-ля Ван Гoг. Об этом влиянии сам художник говорил: «Произведения Ван Гoгa раскрыли мне глаза на свою живопись. Я ясно почувствовал, что не топчусь больше на месте, как раньше, а иду вперед, знаю, как должен художник относиться к природе. Не копировать ее, не подражать, а настойчиво искать в ней характерное, не задумываясь даже перед изменением видимого, если этого требует мой художественный замысел, моя волевая эмоция». Позже Кончаловский попал под влияние Поля Сезанна, о чем так написал в воспоминаниях: «Я в те годы инстинктивно почуял, что без каких-то новых методов нет спасения, нельзя найти дорогу к настоящему искусству. Оттого и ухватился за Сезанна, как утопающий за соломинку» Но самое значительное влияние на Кончаловского оказывала сама жизнь: страны, в которых он побывал, их национальные традиции и самобытные художники. Из поездки по Испании он привез большой цикл работ, в которых ощущается сильное влияние и старых испанских мастеров, и народного примитива — «Матадор», «Бой быков в Севилье»: мощное движение, энергия переданы контрастными цветами, черным, бордовым, желтым.

кончаловский46

  Автопортрет с женой.    1923 год.

кончаловский10

Портрет О. В. Кончаловской, жены художника.

Поездка в Италию вместе с Суриковым, на дочери которого он был женат, тоже оставила заметный след в его творчестве: целый зал в корпусе Бенуа отведен для работ Кончаловского, созданных в Сиене, — это знаменитый «Семейный портрет» (Сиенский), виды города, морской залив.

кончаловский25

Семейный портрет.

В воспоминаниях Кончаловский описывает; как под влиянием морского воздуха, ослепительного солнечного света белоснежные стены комнаты буквально превращались во фресковую фактуру. И как эта фактура гармонировала с зеленым цветом одежды жены, с белым халатом главы семейства. В 20 — 30-е годы Кончаловский увлекся русской историей и национальными традициями. Настоящим событием стала для него, долго жившего за границей, работа в Новгороде, где он изучал древнерусское искусство — иконопись, архитектуру, общался с местными жителями. В работах новгородского периода с особой ясностью проявился и самобытный стиль Петра Кончаловского — мощная, энергичная живопись, мастерская передача настроений и характеров, фактуры изображаемых предметов. Но одновременно создавались совсем другие работы — небольшие, тонкие и лирические, почти как акварель, пейзажи, городские зарисовки, посвященные Москве и Петербургу.

кончаловский47

Где здесь сдают кровь?

кончаловский377

 Семейный портрет.

По контрасту рядом с ними выставлена самая крупная вещь — «Семейный портрет’,’ который зрители видят впервые, он никогда раньше не показывался: это квартира художника с большим количеством деталей, мебелью и мольбертами, лестницами и сундуками, среди которых вполне гармонично живет его семья.

кончаловский388

Пушкин в Михайловском.   1932-1949 годы.

кончаловский322

Окно поэта.   1935 год.

кончаловский344Стол, книги, трубки.    1929 год.

кончаловский133

Натюрморт на фоне зимнего окна.   1937 год.

кончаловский300

Натюрморт. Мальвы.    1921 год.

кончаловский311

Розы.   1955 год.

кончаловский99

Сирень.

кончаловский177

Сирень белая и красная.    1951 год.

кончаловский211

А. Н. Толстой в гостях у художника.   Фрагмент.   1941 год.

На выставке представлены и знаменитые букеты и портреты, среди которых особенно обращают на себя внимание несколько работ. Например, хрестоматийный портрет «советского графа» писателя Алексея Толстого — конечно, за обильно накрытым столом.

кончаловский244

Портрет В. Э. Мейерхольда.   1941 год.

Но особенно интересен написанный Кончаловским портрет Мейерхольда — на диване, покрытом ярким узорчатым ковром а-ля Матисс, лежит худой мужчина в черном костюме: печальные глаза, седеющая шевелюра. Эта работа, кстати, — самый достойный ответ тем, кто обвинял Кончаловского в заискивании перед властью: народный художник РСФСР, академик, лауреат Сталинской премии не написал ни одного портрета партийных вождей, а портрет Мейерхольда создал как раз в то время, когда режиссер был фактически отстранен от работы в театре и когда все понимали, что он обречен. И вся эта выставка в целом представляет зрителю художника масштабного, самобытного и независимого в своем творчестве — Петр Кончаловский был абсолютно свободен в выборе выразительных средств, тем и сюжетов, он легко переходил с одного стиля к другому, всегда сохраняя свой почерк. И несмотря на все увлечения различными «измами’,’ он стал художником, безусловно, оригинальным, одной из самых значительных фигур в российском искусстве XX века. Ну а что постепенно отошел от авангардной молодости, так это и есть «эволюция», как и было сказано. Наталья ШКУРЕНОК

кончаловский277

кончаловский288

Я знал Петра Петровича много лет… Никогда не забуду его прямо-таки античную голову, видную, массивную фигуру с удивительно легкой походкой. Добрые, ясные глаза глядели на мир ласково, и во взоре, в выражении лица никогда не было ни суеты, ни малейшего намека на нервозность. Вглядитесь в его автопортреты — ом написал их в разные периоды жизни, и все они очень похожи. Вот перед нами Кончаловский—молодой пытливо исследующий мир. Вот сидит он, радостный, в расцвете сил, за столом с любимой женой. Вот бреется, глядясь в зеркало. Вот неожиданно хмуро смотрит на нас из-под красной чалмы… И кажется, будто каждый холст излучает удивительную, непосредственную, почти детскую его любовь к природе. Петр Петрович был само обаяние и сама сердечность, он был простодушен, как умелый мастеровой. Кончаловский любил сам растить виноград, подрезать яблони, коптить окорока (кстати сказать — превосходно! — я их едал), но он и сам грунтовал холсты, сам тер краски. И делал это умело, добротно. Поэтому и картины его так устойчивы на износ… Но, конечно, не это было в нем главное. Главное — это его искусство, полное до краев беспредельной любви к жизни и сочного оптимизма. Не много отыщется на земле художников, в которых были так гармонически слиты человек и творчество. И наверняка именно в этой гармонии таятся истоки того совершенно особенного, «кончаловского» стиля, той яркой художественной индивидуальности, не ведающей ни подражаний, ни стилизации, ни приспособлений, того свободного, творческого почерка, что узнается нами сразу, безошибочно и в большом и в малом: в картине, в акварели, в рисунке. Все, что создал этот человечище, монументально, весомо, громогласно, даже самый малый этюд. Потому что все его творчество — торжествующий гимн бытию! Любое земное дело получалось у Петра Петровича, как говорят украинцы, смачно. И когда он ел и когда писал. Поглядите, какая сочная тоновая прокладка в его картинах. Как много вкусного! Каждая его вещь имеет свой живописный ключ, свою цветовую индивидуальность, неповторима и единственна по гамме, колориту, тону в целом. Это один из самых мощных русских живописцев-цветовиков, обладавший, что называется, абсолютным чувством цвета. Это как абсолютный слух музыканта, как композиторское дарование. Натуру, мир, жизнь Кончаловский видел прежде всего через цвет, потому что был живописцем в первую голову. И через один только цвет умел выразить все свое неуемное чувство влюбленности в красоту и богатство жизни, земли. Обжитая и любимая им деревня Бугры. Сад. Дом. Яблоки. Сирень. Все, среди чего он жил, все претворялось и становилось излучающим жизнь, жарким и жадным искусством. И мы просто не в силах противиться охватывающему нас перед холстами Кончаловского чувству ликования, слияния с природой, счастья. Невозможно нам не проникнуться языческим его пантеизмом; все вокруг живет, цветет, и я сам да и мои картины тоже — часть этого живущего. Сколько раз, слушая его, я поражался взаимопониманию, раз и навсегда установившемуся между ним и природой. Помню, одно время увлекся он живописью «против солнца» и взволнованно объяснял: «Интересно ловить, как солнце швыряется серебром по листьям, по траве. Холодное такое серебро, и сколько в нем оттенков…» Потом подойдет к окну: «Посмотрите, природа-то что вытворяет сегодня! Красного-то сколько появляется в листве, в деревьях! А тут-то синька гуляет по стволам какая — чудо! Ну и натура — лоддает жару…». Но самое удивительное, что потом каждому «живописному» слову о природе находил он на палитре краску-эквивалент. Тронет кистью — и точно! Его бесконечно злило сюсюканье с природой. Он часто говорил, как не терпит, когда художники говорят «нёбко» вместо «небо», «тон-чик» вместо «тон». Сам он никогда не умилялся природе, не сюсюкал с ней. Он ее просто мощно, всем своим организмом, всем духом любил. «Я — реалист»,— твердил он постоянно и был глубоко прав. У его натюрмортов с персиками, яблоками, лимонами я невольно чувствую запах плодов и даже забываю — чего нелегко добиться от профессионала — о красоте композиции, о великолепии цвета, А все потому, что настоящие яблоки, положенные перед его мольбертом, вписывались у него как есть в картину, — растворялись в ней, а живые цветы — те бывали порой и потускнее написанных… Началось это Цветущее буйство с маленьких шедевров — нежных по окраске полевых цветов. Потом пошли пионы, маки, розы. И, наконец, навсегда поразили нас безудержной роскошью, богатством земной красы метровые его сирени. Невольно люди теперь, глядя на сиреневое майское цветение, восклицают: «Как у Кончаловского!» И это — высшее признание подвига живописца. Подвига, о котором сам он рассказывал очень просто: «Цветок нельзя писать «так себе», простыми мазочками, его надо изучить, и так же глубоко, как и все другое. Цветы — великие учителя художников: для того, чтобы постигнуть и разобрать строение розы, надо положить не меньше труда, чем при изучении человеческого лица. В цветах есть все, что существует в природе, только в более утонченных и сложных формах, и в каждом цветке, а особенно в сирени или букете полевых цветов, надо разбираться, как в какой-нибудь лесной чаще, пока уловишь логику построения, выведешь законы из сочетаний, кажущихся случайными… Я пишу их, как музыкант играет гаммы. Поработаешь часика два, так ум за разум начинает заходить — вместо цветов являются уж звуки какие-то…» И это никакая не мистика. Художник властен творить как бы вторую реальность, создавать свой, конкретный мир. Но для этого ему нужно вложить большое и неподдельное чувство и огромный труд в свое произведение, и тогда в картине навсегда остается жить душевная человеческая теплота, невыразимо волнующая нас. Происходит так не только в высокой живописи, но и в талантливой народной резьбе, вышивке, росписи… Машинное производство часто, повторяя лишь внешне, механически рисунок, не сохраняет живого аромата, который так чарует и согревает нас. Настоящие розы и яблоки даже в картине должны словно бы излучать запах, иначе они будут фальшивы и в них не поверишь. Оттого и чувствуем мы безошибочно, когда полотно написано словно бы холодной рукой автомата. Никакое правдоподобие, никакая условность не в силах помочь такой картине. Ее засушенная ретушь, не ведающий тревоги и трепета стандарт выдают, что перед нами только копия — природы, жизни, чужого стиля, чужого волнения… Не несет эта копия и намека на то живое начало, которым с излишком даже насыщал свои картины Кончаловский. «Силища!» — говорили про них еще в 20-е годы. И по сей день Кончаловский в европейском искусстве нашего века — один из самых колоритных, радостных, жизнеутверждающих художников. Не случайно сам он так любил могучих старых испанцев, и великолепного Тинторетто, которым не уставал восхищаться: «Как бесконечно жизненна его живопись в каждом своем куске!» Петр Петрович прекрасно знал, любил и понимал искусство Европы, где он бывал не раз. В европейских музеях и мастерских художников он смотрел, восторгался, спорил, рисовал, постигал, отрицал, дружил. И, однако, остался неколебимо, до глубин сердца русским, советским мастером. Правда, участник первой мировой войны, Кончаловский недолюбливал как прусскую военщину, так и рациональное искусство немцев XIX века, отдавая должное лишь высочайшим достижениям этого народа, таким, например, как Дюрер или Бетховен. Его, эпикурейца, человека широкой души, естественно, интересовал и манил в первую очередь Париж, Франция. Именно там находил Петр Петрович родственные души в искусстве, что, однако, ни на йоту не поколебало в нем русской основы, не увело от родных традиций, в которых он вырос и творил. Помню, как Петр Петрович удовлетворенно и даже гордо объявил: «Валлотон очень тонко подметил национальный, «славянский» характер моей живописи, которая слыла тогда в Москве «французской…». Я, конечно, мог быть «французом» только с московской точки зрения. Я понятен для настоящих чисто французов… но все же всегда останусь для них славянином и даже «варваром…». С первых дней революции Петр Петрович активно включился в новую жизнь, в работу, которой не оставлял до конца дней. Трудно вобразить более плодовитого мастера — ведь им создано около пяти тысяч произведений! И они — словно яркий, радужный мост, перекинувшийся от великого дореволюционного русского искусства в нашу советскую эпоху. Жена художника, Ольга Васильевна Кончаловская, рассказывала: «Революцию мы воспринимали как избавление от чего-то рабского, хотя первые два года были очень трудны и полны лишений… Мы не могли понять, как можно уезжать, когда стало так легко и свободно жить и дышать, Мы очень любили Запад, но нам и в голову не приходило бросать родину в тот момент, когда началась свободная жизнь, без всякой зависимости от богатых коллекционеров…» Дочь великого русского художника Сурикова, властная красавица-сибирячка, могла ли она думать, говорить, поступать иначе! Кончаловского и Сурикова объединяют не только родственные связи. Двух этих могучих живописцев России роднит само искусство. После 17-го года Кончаловский обрел как художник новое, более мощное и свободное дыхание, по-новому оценил значение и место живописи в обществе. Он, подобно Маяковскому, сбросил желтую кофту, надел обычный рабочий костюм и из человека, эпатировавшего буржуазное общество, превратился в работника, который засучив рукава принялся за настоящее дело. Петр Петрович уходит из «Бубнового валета», стоявшего в стороне от общественных интересов, и начинает создавать добротную живопись с насущной современной тематикой. Да и в тематике ли одной было дело!.. «…Жизнерадостность есть очень важная сторона социализма, один из важнейших элементов его фундамента… Пролетариат — радостный класс и вообще трудящийся — радостный человек… Нам нужна радость, нужны элементы ласки, ликования, ощущения биения здоровых сил,— они необходимы для нас и даже, может быть, особенно необходимы потому, что мы находимся в жестокой борьбе. Поэтому Кончаловский не может быть нам чуждым. Появление и развитие такого художника среди нас — это для нас благо» — так думало большинство тех, кто приходил на персональную выставку Кончаловского, открывшуюся в 1933 году. Нарком Луначарский в своей статье, посвященной выставке, тогда только как бы собрал воедино мысли советских людей и сформулировал их… Петр Петрович очень любил свои выставки. Они были его итоги-премьеры и его большие праздники. Были они и нашими праздниками. И я подумал, что если бы мы сегодня меньше говорили и заседали, а устраивали бы побольше таких выставок, сколько было бы у нас новых картин и интересных творческих экспериментов. Каким бы благом для советского искусства могла бы стать, к примеру, выставка портретов Кончаловского. Ведь среди его портретных работ есть такой шедевр, как портрет жены с бусами, а еще — портреты детей, портреты композитора Прокофьева, пианиста Софроницкого, летчика-героя Осипенко, писателей Всеволода Иванова, Алексея Толстого, Сергея Михалкова, режиссера Мейерхольда, японского актера Тодзюро Каварасаки… Какая бы составилась богатая, интересная, поучительная и современная экспозиция! И каждый, кто придет на эту новую выставку работ Петра Петровича Кончаловского (а я надеюсь, что такая скоро будет открыта), унесет в своем сердце благодарность и огромную радость от встречи с жизнеутверждающим, щедрым, дарящим людям счастье искусством этого подлинного классика русской живописи, певца цветов, солнца, земного счастья.

Александр Дейнека.

Комментировать

Вам необходимо войти, чтобы оставлять комментарии.

Поиск
загрузка...
Свежие комментарии
Проверка сайта Яндекс.Метрика Счетчик PR-CY.Rank Счетчик PR-CY.Rank
SmartResponder.ru
Ваш e-mail: *
Ваше имя: *

товары