Дюрер Альбрехт

Альбрехт Дюрер, главный представитель искусства эпохи Возрождения в Германии, родился и жил в Нюрнберге, учился у своего отца золотых дел мастера, позднее — в мастерской Михаэля Вольгемута. Стремление познакомиться ближе с достижениями современного искусства побудило Дюрера совершить путешествие по Германии, Италии, Нидерландам. Дюрер — один из образованнейших и разносторонне одаренных людей своего времени: живописец, теоретик искусства, инженер.

В каждом виде и жанре искусства Дюрер выступает как новатор. Он глубоко изучает натуру, выявляет ее закономерности. Полнее всего гуманистическая концепция мировоззрения Дюрера проявилась в жанре портрета. Выражая общую для всех гуманистов идею величия и достоинства человеческой личности, Дюрер не подпадает под влияние других национальных школ или отдельных художников. Сын своей страны и своего времени, он прежде всего утверждает национальные идеалы. Главным содержанием его портретов становится преобразующая сила духа и воли человека.

 

 

 

Автопортрет.   1495 год.

 

 

Внутренней собранностью и целеустремленностью отмечен «Портрет молодого человека».

Портрет молодого чаловека.   1521 год.

Твердые, чуть угловатые черты энергичного лица крепко вылеплены светом и тенью. Взгляд прозрачных глаз бесстрашно и решительно устремлен вдаль. Изломы полей шляпы подчеркивают взволнованность образа. Точно передавая индивидуальные черты облика модели, Дюрер подчеркивает и типические качества характера героя своего времени, бурной эпохи Реформации и крестьянских войн в Германии, разрушивших устои феодализма. Дюрер утверждает ценность человеческой личности вне зависимости от ее социального положения

ЭКСЛИБРИСЫ ЭПОХИ ВОЗРОЖДЕНИЯ

Великое изобретение И.Гутенберга — книгопечатание — в середине XV века способствовало и появлению первых печатных экслибрисов в Европе. К сожалению, многие эти знаки — анонимны, то есть авторство их не установлено.

Поэтому первым в мировой антологии художников-экслибрисистов названо имя величайшего мастера эпохи Возрождения Альбрехта Дюрера (1471 — 1528), в творческом наследии которого 20 книжных знаков и геральдических композиций, использовавшихся в то время в качестве экслибрисов.

Одной из первых его работ является книжный знак для Вилибальда Пиркхеймера, созданный около 1500 года для ученого-гуманиста, библиофила, владельца крупнейшей библиотеки г. Нюрнберга. В центре композиции — девиз: «SIBI ЕТ AM1CIS» — «Себе и друзьям», который впоследствии был заимствован многими известными библиофилами.

Но лучшей считается гравюра 1525 г. для настоятеля церкви св. Лаврентия в Нюрнберге Гектора Помера, на которой изображен святой с пальмовой ветвью в левой руке и жаровней в правой. И на этом знаке на латинском, греческом и древнееврейском языках читаем: «OMNIA MUNDA MUNDIS» — «Чистому все чисто».

Созданные Альбрехтом Дюрером экслибрисы насыщены аллегорическими мотивами и очень сложны для восприятия, но и сегодня привлекают внимание почитателей малой графики точностью графических образов.

Небольшое, но изящно оформленное издание включает в себя работы величайшего немецкого графика, находящиеся в собрании

 

Британского музея. До нас дошло приблизительно 970 его рисунков. 138 из них, 99 гравюр и 6 офортов, хранящиеся в музее, — эта великолепно сохранившаяся коллекция включает образцы всех этапов его творчества. Кстати, гравированных портретов Дюрер создал всего восемь, из которых лишь два — гравюры на дереве, выполненные на закате жизни. Каждая из приведённых в книге работ снабжена историческим и искусствоведческим комментарием.

Так, на знаменитой гравюре «Носорог» надпись над самим изображением гласит: «В 1513 году после Рождества Христова в первый день мая могущественному королю Португалии Эммануилу привезли в Лиссабон живого зверя из Индии, которого они называют носорогом…
Цвет его подобен цвету черепашьего панциря, и он плотно покрыт толстой чешуёй. И по величине он равен слону…»

Точный глаз, тонкий художественный вкус и творческую душу немецкий художник Альбрехт Дюрер унаследовал от отца -знаменитого на весь город Нюрнберг ювелира. Как мечтал отец передать секреты своего мастерства именно ему, Альбрехту, самому талантливому из восемнадцати детей!
Но не в ювелирном деле, а на поприще живописи уже первые работы Альбрехта оказались блистательны. Взрослея и совершенствуя свой дар, Дюрер с грустью замечал: «До бога в творчестве не возвысишься. Искусство — это природа.» Современники называли его «ювелиром рисования»

 Крестьяне.   1496-1497 годы.

Танцующие и музицирующие путти с античным трофеем.   1495 год.

Штудия рук. Подготовительный рисунок к Геллеровскому алтарю.  1508 год.

Голова  старика.   1521 год.

Заяц.    1502 год.

Средне вековые костюмы.

Рисовальщик, живописец, гравер, он свободно переходил от резца к кисти и опять брался за резец. Дюрер так быстро овладел техникой гравирования, что признанные мастера того времени предпочитали просто подделывать его гравюры на меди. Один из таких «копиистов» даже попал за это в тюрьму. Портреты, иллюстрации к Библии, зарисовки и моделирование костюмов, наброски животных — все это отразилось в творчестве мастера.

Меланхолия.

Император Максимилиан сделал его своим придворным художником. Карл V возвел в рыцарское достоинство. Совет Нюрнберга избрал своим секретарем.

Картину «Четыре апостола» Дюрер решил подарить городскому нюрнбергскому Совету. Говорил даже, что «ни на одну прежнюю работу не употреблял столько прилежного труда». Когда в мастерскую художника пришел посмотреть на картину один из советников, то очень удивился, обнаружив, что «Четыре апостола» — это не одна, а целых две картины, написанные на досках, очень высоких и узких. Дюрер объяснил, что на левой доске — апостолы Иоанн и Петр с огромным ключом, на правой — апостол Павел, опирающийся на меч, держит в руках книгу мудрости, а позади него, со свитком в руках — Марк.

А еще Дюрер говорил, что, по мнению науки, характеры людей можно разделить на четыре разновидности: задумчиво-меланхолический, медлительный, или флегмати-

ческий, сангвинический, подвижный и вспыльчиво-холерический. В свою очередь, характеры эти соответствуют четырем элементам, составляющим мир: вода, воздух, земля и огонь. И оттого на картине так одухотворен и возвышен Иоанн, спокоен Петр, мрачно-задумчив Павел, оживлен и порывист Марк.

Хорошенько подумав и посоветовавшись, городской Совет принял от художника этот подарок, несмотря на то, что под картиной Дюрер сделал очень смущавшую всех надпись, взятую из Священного Писания. В ней говорилось, что тот, кто ходит в роскошных одеждах и кичится богатством не может принести в мир счастье, если будет жесток, жаден, самолюбив, кичлив и недружелюбен.

Немного позже надпись, к сожалению, отпилили…

Недавно с новой силой вспыхнул старый спор о Бременской коллекции графики, которую во времи Второй мировой войны вывез из Германии капитан Балдин. Пока коллекции остается в России, но, возможно, уже ненадолго. Речь идет об уникальных предметах искусства, что и вносит в споры вокруг их возвращения невиданную остроту.

Начало конфликта

С 1999 года Минкультуры выпускает «Сводный каталог культурных ценностей РФ, похищенных и утраченных в период Второй мировой войны», состоящий аж из 29 томов! Странно, но это, пожалуй, первая попытка определить и систематизировать все, чего лишилось наше культурное достояние в 1941-1945 годах.

Во время Второй мировой войны на нашей территории были уничтожены более ста пятидесяти музеев, тысячи библиотек, уникальные памятники архитектуры и зодчества Новгорода, Пскова, Смоленска, пригородов Ленинграда, сотни икон, картины Серова и Шишкина, Левитана и Кипренского, Васнецова и Брюллова. До сих пор так и не найдена Янтарная комната, воссозданная практически заново к юбилею Петербурга. На это было потрачено более 7,5 млн. долларов из средств федерального бюджета и 3,5 млн. долларов, перечисленных немецкой фирмой «Рургаз». Несколько лет велась реставрация (кстати, за счет Германии) новгородской церкви Успения на Волотовом поле, которая была построена в 1352 году и разрушена во время войны. В декабре 1941 года был взорван уникальный памятник истории Новоиерусалимский монастырь XVII века, который практический

заново был восстановлен уже в конце XX века.

Нацистские стратеги особое внимание уделяли целенаправленному уничтожению культуры народов, которых хотели смести с лица земли или поработить. Существовал, в частности, Оперативный штаб Розенберга, занимавшийся планомерным разграблением культурных ценностей на оккупированной территории нашей страны.

Лишь после Победы Советская армия вывезла из Германии десятки вагонов (!) предметов культуры, принадлежавших СССР и награбленных фашистами. Это, по сути дела, и являлось реституцией, то есть возвращением незаконно перемещенных культурных
ценностей на территорию, где они находились до войны.

Однако была создана и специальная Трофейная комиссия, которая, руководствуясь подробнейшими списками, занималась вывозом уже немецких культурных ценностей в СССР в качестве компенсации. Этот факт, названный российским законодательством «компенсаторной реституцией», и вызывает сейчас много споров между Россией и странами Европы, в частности Германией.

Буква закона

Согласно Федеральному закону 1998 года «О культурных ценностях, перемещенных в Союз ССР в результате Второй мировой войны и находящихся на территории Российской Федерации, эти самые ценности являются национальным достоянием России. Закон принимался туго: его отклоняли то Совет Федерации, то Госдума, то президент Ельцин. Западные и, в частности, немецкие юристы и СМИ не раз говорили о том, что этот закон не соответствует нормам международного права. Видя споры юристов, убеждаешься, что законодательство в этой области крайне запутанно — причем не только российское, но и международное.

Согласно нашему закону, перемешенными культурными ценностями являются только те, которые были вывезены с территории Германии в соответствии с приказами военного командования Советской армии, Советской военной администрации в Германии, распоряжениями других компетентных органов СССР. В девяностые годы встал вопрос о тех предметах культуры, которые не подпадают под это определение. В частности, речь идет о знаменитой Бременской коллекции, у которой накопилась уже собственная законодательная история.

Бременские страсти

Бременская, или так называемая Балдинская, коллекция включает две картины и 362 рисунка, сделанные лучшими европейскими мастерами XV-XX веков, среди которых Рембрандт, Тициан, Рубенс, Ван-Дейк, Дюрер, Коро, Делакруа, Гойя, Мане, Ван Гог, Дега, Тулуз-Лотрек. По оценкам специалистов, ее стоимость превышает 23 млн. долларов.

Публичную дискуссию о судьбе Бременской коллекции начал Виктор Балдин, который и вывез ее в июле 1945 года. В 1990 году он рассказал по телевидению об истории спасения рисунков. Потом вышла статья в газете «Правда», в которой сообщалось о намерении вернуть собрание в Германию. Однако возвращение затянулось. В 1994 году Государственная комиссия по реституции культурных ценностей даже постановила «считать возможным возвращение балдинской части коллекции бременского Кунстхалле правительству ФРГ как незаконно вывезенной с территории Германии». Однако Госдума объявила временный мораторий на принятие решений о перемещенных ценностях. Коллекция снова осталась в России.

И вот недавно газета «Коммерсантъ» сообщила о возможной передаче коллекции в Германию до конца этого года. Оказалось, переговоры шли на уровне экспертов. Один из них, авторитетный искусствовед и реставратор Савелий Ямщиков, хотел, чтобы Германия заплатила за коллекцию 30 млн. евро, которые пошли бы на реставрацию архитектурных памятников Новгорода й Пскова. Но переговорщики вроде бы зашли в тупик.

Капитан Балдин -герой или мародер?

Виктор  Балдин.   1942 год.

Согласно общепринятому мнению, капитан Виктор Балдин спас часть Бременской коллекции, которую и стали называть Балдинской. По рассказам самого Виктора Балдина, он нашел рисунки в июле 1945 года, перед самым выступлением, в подвале замка недалеко от Берлина. Когда он попросил у командования машину для спасения бесценных рисунков, ему сказали, что машин и так не хватает. Тогда он собственноручно собрал их -сколько поместилось в чемодан. Именно в этом чемодане и хранилось сокровище, пока в 1947 году не попало на хранение в созданный незадолго до этою Музей русской архитектуры. За эти два года искусствовед сам исследовал и систематизировал коллекцию, проделав громадный кропотливый труд. В Бремене ему присвоили титул почетного гражданина города как человеку, спасшему бесценные предметы культуры.

Однако в этой версии событий сомневается авторитетный реставратор и искусствовед Савелий Ямщиков. Он убежден, что рисунки не могли валяться в подвале на полу, учитывая немецкую педантичность и огромную ценность коллекции. К тому же капитан Балдин должен был немедленно сдать коллекцию по прибытии в Москву, а не хранить ее два года в чемодане под кроватью, что кажется ему очень странным. Заставила же Балдина сдать сокровища в музей, по мнению Савелия Ямщикова, некая темная история с неудачной попыткой продать личный кортик Геринга, украшенный драгоценными камнями.

Возможно, вопрос о том, как все же расценивать поступок Виктора Балдина, мог бы стать одним из решающих в деле о возвращении коллекции. Однако элементарная презумпция невиновности не позволяет нам обвинять в чем-либо этого человека.

Вернуть или не вернуть

Процесс реституции из СССР в Германию начался сразу после смерти Сталина, когда ГДР вошла в состав Восточного блока. С начала 1950-х до конца 80-х годов СССР возвратил ГДР 1,9 млн. единиц культурных ценностей, принадлежащих немецким владельцам. В том числе знаменитую Дрезденскую галерею — собрание европейской живописи XV-XVIII веков, включающую Рафаэлеву «Сикстинскую Мадонну».
Однако в течение почти пятидесяти лет после войны трофейные ценности были фактически засекречены. Зачем было прятать по спецхранам то, что вывозилось из Германии открыто? СССР вывозил предметы немецкой культуры не скрывая, и тогда немцы не препятствовали этому, понимая огромную ответственность, которую они несут за содеянное в годы войны.

Кавалькада.

В качестве трофейной литературы были, в частности, вывезены книги из Немецкого музея книги и шрифта в Лейпциге.

Но эти бесценные экземпляры, в том числе величайший раритет — Библия Гуггенберга, почти полвека пролежали в хранилище Российской государственной библиотеки рядом с библиотечной столовой настолько засекреченные, что в их существовании попросту сомневались.

Директор ГМИИ им. А.С. Пушкина ветеран войны Ирина Антонова убеждена в том, что возвращать ничего не надо, так как культурные ценности, оказавшиеся на территории Советского Союза, -это лишь малая компенсация за все наши громадные культурные потери в годы войны. К тому же, считает она, если и возвращать перемещенные ценности, то начать придется с Лувра, три четверти итальянских коллекций которого были вывезены из Италии армией Наполеона.

В адрес России не раз шли упреки в том, что перемещенные ценности не служат нам компенсацией, так как лежат в коробках и ящиках, недоступные ни специалистам, ни широкой публике. Бременская коллекция только в 1991 году дождалась выставки — в Эрмитаже. А в 2003 году прошла выставка в Москве.

В марте 2007 года в ГМИИ им. А.С. Пушкина (а в июне — в Эрмитаже) открылась совместная российско-германская выставка «Эпоха Меровингов — Европа без границ». С нашей стороны она была представлена в основном перемещенными из Германии ценностями. Наконец, включено же в постоянную экспозицию Пушкинского музея легендарное «золото Шлимана», обнаруженное немецким археологом на месте раскопок Трои и вывезенное из Германии после войны!

Россию обвиняли и в том, что она не отдает даже те ценности, которые не принадлежали Германии, а были вывезены фашистами из других государств, в том числе — наших союзников, и только после этого попали в СССР. Так, о своих претензиях заявляли Австрия, Бельгия, Венгрия, Германия, Греция, Люксембург, Нидерланды, Украина.
В 2005 году часть из них была удовлетворена.

Иногда кажется, что реституция — действительно неразрешимый вопрос. Помимо законодательных, юридических споров совершенно очевидно, что существует и нравственная сторона этого дела. Как может страна, которая развязала эту страшную войну, сожгла картины и книги, разрушила дворцы и церкви, говорить нам о реституции? Это с одной стороны. С другой — не так уж сложно понять немцев, которые хотят вернуть себе часть своей культуры. Культура и война — вещи несовместимые. Фашизм, слава боту, был побежден 62 года назад, и многим может показаться, что ценности должны быть возвращены в страну, которой они принадлежали до войны. Но, естественно, если и может идти речь о возвращении перемещенного в результате войны, то только на основе адекватного обмена.

Германия же, видимо, хочет решать культурные вопросы на политическом уровне. Как сообщила газета «Коммерсантъ», есть вероятность того, что Бременскую коллекцию передадут Германии к октябрьскому визиту в Россию Ангелы Меркель.

Светлана ФИЛЮХИНА

Опять скандал

Новый министр культуры, Александр Соколов, восстановил Госкомиссию по реституции культурных ценностей, распушенную в конце 1990-х г-ном Швыдким. Вместе с ней была реанимирована инициатива России по реставрации памятников Новгорода и Пскова. В 2007-м начались новые российско-германские переговоры. Еще одна комиссия, из числа немецких и российских реставраторов и искусствоведов, пришла к совместному заключению, что на восстановление памятников истории Новгорода и Пскова, по их мнению и мнению Министерства культуры РФ, потребуется около 29 млн евро. Зимой 2007-го это заключение эксперты Минкульта передали российской и немецкой переговаривающимся сторонам, которые взяли тайм-аут до мая. Весной в Москве немецкие переговорщики, напомнив, что на восстановление Новгорода Германией уже потрачено около 1 млн евро, что подтвердила проверка Совета Федерации РФ, назвали новую сумму, которую они согласны выделить на реставрацию двух городов-памятников, — 2 млн евро.

— При этом они предложили, — говорит участник переговоров Савва Ямщиков, — мол, вы на аукционах продайте два рисунка из коллекции Бремена и используйте их на реставрацию. Это торгашество. Кстати, они не постеснялись оговорить, что если мы выручим более 2 млн евро, то разницу должны вернуть им. Тут я не выдержал. «Извините, господа, — говорю. — Мне стыдно сидеть с вами за одним столом. Вы ведете себя так, будто стоите в 1941-м на мотоциклах у Москвы. Но сейчас другие времена. И не спекулируйте будущим визитом Меркель в Москву. Ельцинские времена кончились. Путин уже сказал мюнхенскую речь».

Те переговоры Ямщиков демонстративно покинул, отказавшись от статуса эксперта, но сегодня они продолжаются под руководством заместителя министра культуры РФ Леонида Надирова. Как удалось выяснить «Профилю», Москва и Берлин рассматривают уже не две схемы возвращения ценностей, а три. Первая — Швыдкого: около 20 из 362 рисунков «чемодана Балдина» остаются в России навсегда, а остальные работы Германия получает бесплатно. Вторая — схема Ямщикова: 10 картин остаются в стране, остальные после реставрации германской стороной Новгорода и Пскова вернутся в Бремен. Наконец, третий вариант — вообще со всем повременить, так как после серии скандалов все схемы нежизнеспособны. В качестве компромисса (не устраивающего, к слову, обе стороны) президент Путин подарит канцлеру Меркель 15—16 октября две-три работы из «балдинской коллекции», и стороны опять возьмут тайм-аут в поисках прорывного решения.

— Я знаю, что переговоры идут, — говорит депутат Госдумы Николай Губенко, — но президент Путин будет не прав, если коллекцию или ее часть отдаст. Будет много шума, как предвыборного, что ослабит его позиции, так и гражданского возмущения. Германия и так получила от нас все. Еще Хрущев отдал Дрезденскую галерею, которую мы и восстановили. Немцам возвращены Пергамский алтарь, 3 миллиона единиц нумизматики, целые музеи. А они, кстати, не только ничего нам не возвращают, но и даже не указывают, что «Дрезденка» ожила благодаря русским реставраторам. Этот подход, что мы должны только отдавать, а нас взамен не будут трогать, исчерпан себя.

Торг уместен?

Николай Губенко и Савва Ямщиков сформировали непримиримую оппозицию — «никаких переговоров». К ним примкнула Ирина Антонова, директор Музея изобразительных искусств имени А.С. Пушкина, которая изначально была противником возвращения перемещенных ценностей.

— Мы должны занять жёсткую позицию, — уверен Савва Ямщиков, -ведь что такое реституция? Это удовпетворение пострадавшей стороны. Всё. После скандала с 2 млн евро немецкая сторона потеряла последнего союзника. Я, как реставратор. знаю, что важнее восстановить и тем сохранить памятники, чем хранить картины из Бремена в запасниках. Поэтому, зная, что мы ничего не должны Германии. пошел на компромисс. Но теперь уверен: никому ничего отдавать не надо. По Гаагской конвенции 1949 года Германия не имеет права предъявлять никаких претензий оккупированным ею странам. Надо организовывать выставки и делать эти произведения максимально доступными миру, а не пылить и не гноить их в спецхранах. Кстати, что и делает г-жа Антонова, — а европейцы в ответ пытаются арестовывать наши музейные ценности или устраивают всякого рода провокации, когда их перевозят, нарушая либо температурный режим, либо безопасность перемещения.

— Я бы не назвал возвращение «балдинской коллекции» актом реституции, — не соглашается Павел Хорошилов. бывший заместитель министра культуры РФ и один из инициаторов возвращения бременских ценностей Германии. — Ведь все графические работы и картины из бременского Кунстхалле были перевезены в СССР как личные трофеи. И в соответствии с Гражданским кодексом и законом «О ввозе и вывозе культурных ценностей» мы должны все же вернуть коллекцию немецкой стороне. Кстати, сам Балдин понимал, что с юридической точки зрения его действия были противоправными.

Женская баня.

О том, как рядовые и офицеры расценивали свои действия в 1945-м и позже, пожалуй, красноречиво свидетельствует история знаменитого полотна Альбрехта Дюрера «Женская баня». Его Балдин, как ни старался, не смог выменять не только на вожделенные любым воином «сапоги Черчилля», но даже на золотые монеты. Наверняка простой народ истинного значения этого шедевра немецкого Ренессанса не понимал, но эротизм сцены ценил как мог. Эскизы Дюрера с обнаженными красавицами, по воспоминаниям Виктора Балдина, украшали тенты грузовиков, кабины «эмок» и танков саперов 61-й армии 1-го Белорусского фронта. Примерно так, как много лет спустя дембельские альбомы солдат, служивших в ГДР, украшали переводные картинки-наклейки немецких актрис и просто полуобнаженных девушек. В конце 1980-х годов «Женская баня» Дюрера всплыла в Баку, где частный коллекционер продал ее Национальному музею имени Мустафаева. В 1990-х музейщики Бремена, отыскавшие следы картины, обратились к президенту Азербайджана Гейдару Алиеву с предложением выкупить ее. Алиев был краток: «Берите». Но пока велись переговоры о компенсациях, загадочной «Бани», цену которой слухи взвинтили стократно, и след простыл. По слухам, она была продана в частные руки арабских нефтяных магнатов, а затем перепродана частному коллекционеру из США.

В те же годы и чуть раньше в среде советских и российских частных коллекционеров владеть графикой и живописью из Бремена стало престижно. У самого известного из советских собирателей, Феликса Вишневского, по разным данным, было от 17 до 25 бременских рисунков. 34 рисунка оказались в Самарканде (Узбекистан), большая часть которых тоже растворилась в частных руках. Еще 50 работ постепенно перекочевали из Новосибирска в Эрмитаж. А примерно 100— 130 графических рисунков, по данным Минкульта РФ, по-прежнему находятся у частных коллекционеров и, чем дольше идут безрезультатные переговоры, тем быстрее превращаются в выгодное вложение капитала.
Слабость победы и сила поражения

Глава российской делегации на идущих российско-германских переговорах по «балдинской коллекции», замминистра культуры РФ Леонид Надиров категорически отказался от интервью «Профилю». «После достижения договоренностей» — таков был его ответ.

Другой участник переговоров, занимающий высокий пост в музейном мире, просил не называть его имени, но признал: «Полагаю, пришло время, когда Россия поняла: односторонние уступки играют против нее и воспринимаются визави как слабость. У нас наконец обратили внимание на позицию США в вопросе перемещенных ценностей. Она проста: на все, что ими вывезено как из Европы, во время Второй мировой войны, так, например, из Вьетнама или Ирака, наложен запрет на 100 лет. Всё. Тема закрыта. Это позиция уверенного в себе государства. Большего сказать не могу».

Примерно такую же позицию занимает Англия, экспозиции Британского музея которой почти целиком состоят из вывезенных ценностей, награбленных во время колониальных войн. Наконец, французам в голову не приходит требовать у Италии коллекцию живописи Наполеона, которая свободно выставляется по всему миру, оставаясь собственностью Италии. Поэтому, как объяснил «Профилю» другой источник из Минкульта РФ и окружения депутата Николая Губенко, постепенно заходящие в тупик переговоры, скорее всего, закончатся «незначительными отступными, чтобы сохранить лицо перед ЕС». А в среде как российских переговорщиков, так и высшего чиновничества. похоже, вызревает иное видение проблемы: зачем просить у Германии деньги на реставрацию Новгорода и Пскова, вставая в позу проигравшего, когда у страны есть Стабилизационный фонд? Шанс выделения 29— 30 млн евро на реставрацию российских городов из средств Стабфонда, как удалось выяснить «Профилю», есть. Его реализация могла бы закрыть тему перемешенных ценностей: все останется в России. Точнее, то, что еще не разворовали и не перепродали.

Величайший художник Германии Альбрехт Дюрер прославился своими портретами, сохранившими для истории облик выдающихся писателей и ученых своего времени, в том числе неутомимого просветителя Эразма Роттердамского. В его портретной галерее почти нет женщин. Тем удивительнее вот этот портрет.

Портрет веницианки.

В смело очерченном, полном ума и живости юном лице с ясным высоким лбом нет ничего от простодушия и робости. Обаяние модели не в безупречности черт, а в выражении приветливого внимания. В больших темных глазах, неожиданных на лице блондинки, серьезность и тревожащий затаенный огонь. Крепкую, слегка наклоненную шею обвивает ожерелье из кораллов и жемчуга—сокровищ моря, которыми славится родина девушки. В маленьком твердом ее подбородке, в своенравном разлете энергичных бровей таится упрямство. Эта девушка—венецианка. Ее портрет—дань увлечения немецкого мастера искусством итальянского Возрождения да и самой Венецией—королевой морей. От свежести моря и сияния солнца, весело озаряющего дворцы и каналы, от оживленной толпы, наполняющей площадь Сан Марко, венецианская жизнь кажется художнику праздником, особенно по сравнению с’трагическим запустением на его родине.

..Дюрер оставил родной Нюрнберг в разгар эпидемии чумы, едва успев отправить в безопасное место родных. Опустошительные эпидемии—частые гости Германии, и, вероятно, потому из восемнадцати детей его отца-ювелира выжили только трое, из которых он, Альбрехт, рождения 1471 года, был старшим. С раннего детства приобщенный к отцовскому ремеслу, Дюрер всем сердцем тянулся к высокому призванию художника и тринадцати лет от роду уже нарисовал автопортрет, замечательный по своей правдивости. Угадав редкую одаренность сына, суровый отец отдает его в учение к живописцу. Спустя три года юный подмастерье/a в согласии с давним обычаем отправляется в четырехлетнее странствие по городам Германии. В точных и тонких путевых акварелях Альбрехт пробует себя в искусстве
пейзажа, которого немецкая живопись дотоле не знала.

Работа с драгоценностями ничуть не обогатила Дюрера-старшего, еле сводившего концы с концами. Мечтая о лучшей участи для сына, не спросив его согласия, отец приготовил Альбрехту выгодную партию. По традиции женитьба была одним из главных условий получения звания мастера, и Альбрехт, стремясь облегчить материальное положение семьи, легко подчинился отцовской воле. Не лишенная миловидности, богомольная и бережливая Агнесса Фрей вместе с немалым приданым принесла в бедную семью мужа неуемную жажду накопительства. Образцовая хозяйка, она сама разъезжала по ярмаркам, торгуя картинами и гравюрами мужа. Строжайшая экономия и порядок царили в холодном доме, где не было детей. Вскоре истинным жилищем художника становится его мастерская, а редкой отрадой—посещения ученых друзей, чьи вольные речи и нравы пришлись не по вкусу благочестивой Агнессе. Впрочем, сдержанный и терпеливый Альбрехт не жаловался на свою участь, но испытывал облегчение, покидая безупречную супругу для деловых поездок.

Как непохожи приветливые венецианки в легких, свободных одеждах с их вольными прическами на чопорных, затянутых в громоздкие, стесняющие движения платья землячек Дюрера! Культура Возрождения, раскрепостившая и просветившая женщин Италии, еще не коснулась немецких горожанок. .

В Венеции, в городе великих художников, Дюрера знают и ценят как непревзойденного гравера, но с сомнением относятся к его живописному дару. Желая разрушить это предубеждение, в благородном соперничестве с лучшими мастерами Венеции— Беллини, Джорджоне и Тицианом—он берется по заказу немецких купцов написать алтарный образ Мадонны,

За пять месяцев работы над торжественным «Праздником четок» (так называлась эта работа) Дюрер успел приобщиться к щедрой на приключения, заманчивой атмосфере Венеции. Жизнь его здесь нелегка, неспокойна, но зато до предела насыщена, и Дюрер не знает усталости ни в развлечениях, ни в работе. Тридцатипятилетний художник, словно вырвавшийся на свободу школяр, испытывает небывалый душевный подъем.

Одновременно с алтарной картиной он пишет портреты, которые ему здесь все охотнее заказывают. Словно оттаяв под лучами южного солнца, строгое искусство северянина теряет недавнюю скованность, и несравненный создатель сдержанно-суховатых мужских характеров неожиданно для себя и других становится истинным поэтом женской красоты. Особенным вдохновением дышит портрет пышноволосой девушки. Юная незнакомка выглядит воплощением той пленительной раскованности, которую художник с такой полнотой ощутил в Венеции, когда писал другу в Нюрнберг: «Теперь я считаю себя кавалером и начал обучаться танцам». Дело, конечно, не только в танцах, но друг должен все понять, если умеет читать между строк…

Трепетно-осторожным касанием кисти живописец почти осязаемо передает волнующее тепло шелковистой кожи, воздушных и капризных завитков волос возле щек, стекающих сзади тяжелой волной в легкую сетку. Рассказывают, что старейший художник Венеции Беллини, дивясь мастерству Дюрера, просил его показать инструмент, с помощью которого художник писал волосы, и готов был обидеться, когда тот протянул ему самую обыкновенную кисть.

Тем временем успешно оконченный «Праздник четок», названный знатоками «совершеннейшей во всем городе картиной», становится местной достопримечательностью. Приезжие и горожане Венеции толпами ходят смотреть на нее. Картина приносит автору долгожданное признание итальянских мастеров. Правительство Венецианской республики удостоило «полезного» чужестранца высшей чести, предложив почетное гражданство с мастерской и пенсией в 20 дукатов.

Соблазн был велик, но Дюрер отказался—не из гордости, а оттого, что не захотел навсегда оставить родину. Бескомпромиссный долг перед неласковой Германией настоятельно призывает художника, отрывая от радостей прекрасной чужбины. Покидая в 1507 году город, где ему так увлекательно жилось, художник был невесел. Но только однажды вырываются у него горькие слова: «О, как мне будет недоставать солнца! Здесь — я господин, дома—дармоед». Венеция, подарившая ему полтора года упоительной свободы, оставила неизгладимый след в душе и искусстве Альбрехта Дюрера. И портрет молодой венецианки то-‘ му убедительное свидетельство. Перед нами не прижимистая лавочница, прячущая за молитвенником грошовый расчет, не глупенькая домоседка в оковах церковной морали, на которых художник нагляделся на родине, а собеседница и подруга мужчины, равная ему в горделивом достоинстве. Застенчивый северянин, навсегда покоренный впервые увиденными в Италии памятниками античности, воплотил в ней собственный вариант «Золотой Афродиты»—древней и вечно юной богини любви. Стыдливый во всем, что касалось жизни его души, в невольно прорвавшейся нежности первый и единственный раз Альбрехт Дюрер проговорился о самом сокровенном.

О. ПЕТРОЧУК, кандидат искусствоведения.

Я поднимаюсь по ступенькам дюреровского дома. Даа нижних этажа—из камня. Два верхних — деревянная постройка. Крепко срубленные прокопченные стены. Хвала мастерам строительного дела, добротно сложившим этот дом в 15-м веке.

Время стерло следы Хозяина дома. Слишком многие после него обживали эти стены, пока в 1825 году город не приобрел а свою собственность этот дом. С тех пор он, как подобает тому, стал национальной реликвией. Благодарные потомки бережно восстановили обстановку и утварь дюреровского времени…

21 мая 1471 года а семье золотых дел мастера родился мальчик Альбрехт Дюрер. Из восемнадцати братьев и сестер выжило только трое. Семья, где дни рождения чередовались с днями смерти, жила в тяжком повседневном труде. Альбрехт стал учеником в отцовской мастерской. С большим трудом ему удалось добиться у отца разрешения брать уроки у соседа — художника Вольгемута.

Автопортрет.   1484 год.

В 13 лет он впервые нарисовал автопортрет. С тех пор не раз он пристально вглядывался в зеркало. Пожалуй, ни один другой художник не рисовал себя так часто и по-разному. Психологи до сих пор бьются над разгадкой этого феномена…

Что влекло художника к самовыражению? Что заставляло его вновь и вновь вглядываться в собственные черты? Поиски ответа на загадку мироздания? Или же стремление ухватить мелькнувшее мгновение. Бесспорно одно: художник был далек от самолюбования. Каждый его автопортрет — самооткровение и поиск истины. Он чувствовал ее в себе и в окружающем мире, частицей которого он себя ощущал.


Автопортрет.

В отчем доме Дюрер познает суть простых Вещей, окружающих человека в жизни. Во время своих долгих путешествий вдоль Рейна, затем в Италию н Нидерланды художник открывает для себя Мир и Человека. Он стряхивает с себя заскорузлость мещанских представлений и с наслаждением погружается в богатство человеческого общения. Приученный с детства ценить каждый грош, он узнает, что в мире существует высшая ценность — личность человека. Она поражает его своей неповторимостью и глубиной характеров. Так рядом с талантом художника в Дюрере зреет глубокий гуманизм и подкупающая демократичность. Эта редкая встреча «искры божьей» с искрой человеческой родила неугасимое дюреровское пламя. Его отсвет — на полотнах и гравюрах мастера, исполненных яростного поиска правды жизни. Волшебные блики этого пламени завораживают нас у картин художника. Потрясенные, мы снова и снова вглядываемся в окружавший его мир его глазами, Вот молоденькая женщина. Облокотившись, она опустила голову и, иажется, задумалась на минутку… Под рисунком подпись: «Моя Агнес», 1495 год. В 1494 году Дюрер женится на 19-летней Агнес Фрей из обедневшей, но известной в Нюрнберге семьи. Через 26 лет, в 1521 году, художник снова нарисует ее портрет. Портрет жены, зрелой женщины с плотно сжатыми уголками губ и твердым взглядом. Все эти годы она была его верным другом и помощником. Как и мать Дюрера, она держала свой стенд на ярмарках Нюрнберга и Франкфурта, где продавала резьбу по дереву и гравюры на меди, сделанные Альбрехтом Дюрером. В 1497 году художник открывает собственную мастерскую с печатным прессом и начинает издавать графические серии в переплете. Гравюры Дюрера пользуются успехом и спросом от Венеции до Лондона. Уже при жизни художника слава его проникает во все города Европы. Во время его поездки в Голландию и Венецию его чествуют не только как великого художника. Он уже известен своими теоретическими работами по живописи, по инженерной фортификации. Дюрер охвачен жаждой знаний и деятельности. Ему хотелось испытать свои силы во многом…

Он умер в 1528 году, когда слава его умножала известность Нюрнберга. Через два дня после погребения художники города извлекли гроб и сделали маску и слепок руки мастера. Время и распри не пощадили реликвии… Но пять веков достойны не обиды, а уважения. Если вдуматься: полтысячелетия! А мы ходим по лестницам и комнатам, где ходил Мастер. И в конце встречи с ним можно положить цветы на его могилу, у плиты, где выбита посмертная надпись: «Здесь, под этим холмом, покоится все, что было смертным у Альбрехта Дюрера».

…Я брожу по каменистым переулкам старого города, по залам
Германского национального музея,гдевыставлены дюреровские шедевры, вслушиваюсь в разноречье людского потока и постепенно весь наполняюсь торжественной музыкой. Но что-то беспокойное слышится в юбилейном хорале. Что-то мешает ощущению полной естественности праздника. Среди мощных аккордов дюрерианы, наполняющих торжественностью город, нет-нет да и прорвется фальшивая нота. То там, то здесь она звучит в навязчивом подтексте: величие Дюрера должно помочь вернуть Нюрнбергу доброе имя.

Честные немцы знают, что было и есть два Нюрнберга. И те, кому дорог Нюрнберг Дюрера, с болью и горечью говорили о нацизме.

Ветер несет по городу обрывки плакатов. Бредут старые баварцы, еще не потерявшие военной выправки. Идут молодые парни из «Судетско-немецкой молодежи» со значками и эмблемами встречи. Закончилось одно из так называемых федеральных сборищ «Землячества судетских немцев».

Но эти тени не заслонят от нас Дюрера. Чествуя великого Мастера, мы чествуем в его лице демократические и гуманистические традиции Нюрнберга. Сегодняшняя борьба демократических сил против реакции и неонацизма, по существу, продолжение Реформации и Крестьянской войны, начавшейся во времена Дюрера. Это столкновение двух разных мировоззрений пронизывает всю историю Нюрнберга со времен средневековья.

Сам художник не бежал от социальных битв. Более того, он был на стороне восставшего крестьянства. И когда рыцари феодализма расправлялись с бунтовщиками, он предложил свой эскиз для Триумфальной колонны. «Пусть скот и плоды земледелия,— писал он в пояснении к своему рисунку,— которые взращиваются благодаря прилежанию крестьян, будут располагаться вокруг колонны и на ней, а сверху всего бедный крестьянин, пронзенный мечом».

У Дюрера много поклонников. Но каждый находит в нем свое, отвечающее его мироощущению. Западногерманские коммунисты приветствуют жизнеутверждающую силу его реализма, его глубокий демократизм. В рамках дюреровских торжеств они развернули в Нюрнберге выставку произведений революционных художников-двадцатых годов. Этим они демонстрируют свою связь с великим Дюрером и преемственность гуманистических традиций…

Профессор Арно Шёенбергер, генеральный директор Германского национального музея, оказался хранителем сказочных сокровищ. Произведения Дюрера, собранные со всего света, оценены в 250 миллионов марок. Чтобы уберечь их от всякого риска на время работы выставки, над центром города запрещены полеты самолетов.

Профессор с благодарностью говорит о картинных галереях многих стран, которые согласились прислать в Нюрнберг дюреровские шедевры из своих коллекций. Среди них — высокая похвала в адрес Ленинградского Эрмитажа.

— К сожалению, на выставке нет известных портретов Ганса и Фелиситас Тухер, созданных Дюрером в 1499 году,— говорит нам экскурсовод. И я слышу печальную историю о том, как в первые дни после войны оба портрета были выкрадены из Веймарского музея американцами и переправлены за океан. Нью-йоркский адвокат Эвард Эликофон купил их с рук за 500 долларов. Несмотря на все жалобы, претензии и требования, портреты Тухеров остались в американских сейфах.

Но гений и талант нельзя запереть, как золото, в сейфах. Дюрер принадлежит всему миру. И человечество сегодня с гордостью встречается со своим Гражданином, который в далекую эпоху Возрождения воспел свободу и правду жизни.

Владимир Ломенко

Комментировать

Вам необходимо войти, чтобы оставлять комментарии.

Поиск
загрузка...
Свежие комментарии
Проверка сайта Яндекс.Метрика Счетчик PR-CY.Rank Счетчик PR-CY.Rank
SmartResponder.ru
Ваш e-mail: *
Ваше имя: *

товары