Cальников Владимир
Владимир Сальников (1948 г.р.), художник В 1970-80-в — иллюстратор и рисовалыцик. В 90-е -начале 2000-х — видеохуцожник. В настоящее время живописец, увлечен проблемой картины. Выступает как критик и теоретик современного искусства.
В Большом дворце музея «Царицыно» проходит выставка, посвященная 300-летию со дня рождения Михаила Ломоносова и 125-летию со дня рождения Владимира Фаворского. На ней представлены иллюстрации Фаворского к написанной литературоведом Георгием Штормом биографии ученого «Труды и дни» (первое издание -1932 под, второе -1934-й).
Уже мало кто из молодых помнит, что Владимир Фаворский в течение нескольких десятилетий был фигурой культовой. Выдающийся педагог преподавал во Вхутемасе, имел множество талантливых и карьерных учеников, последователей и подражателей, которые, став преподавателями в художественных заведениях и начальниками в союзах художников, насаждали «учение» и культ личности Фаворского. «Учение» я ставлю в кавычки, потому что постепенно многие последователи мэтра растеряли наследие и передавали ужв не его метод, а несколько заклинаний в верности авторитету и доктрине. Но были не в состоянии ничего рационально обосновать, оставляя лишь «верую, потому что абсурдно» Тем не менее на фоне всеобщего господства под именем реализма иллюзорного жизнеподобия «учение» было глотком свежего воздуха — эстафетой принципов настоящего искусства из русских 1910 — 1920-х годов. Дело в том, что Фаворский был, как теперь бы сказали, поставангардистом и неоклассиком, художником, усвоившим достижеюя авангарда и попытавшимся применить их в предметном, фигуративном, опирающемся, в том числе и на историческое наследие искусстве. На Западе после 1918 года у Фаворского и порожденной им неоклассики было множество национальных вариантов: «Новеченто» в Италии, «Ное Захлихкайт» («Новая вещественность») в Германии, творчество Риверы, Сикейроса и Ороско в Мексике, римская школа в Венгрии и т.п., вплоть до Финляндии и Эстонии. После войны культурная политика в западных странах резко изменилась — повсеместно начало насаждаться созданное в США в подражание европейскому авангарду современное искусство — contemporary art. В пережившей же нашествие coifianH-стического реализма России возродился довоенный модернизм в консервативных формах и «школа Фаворского» в том числе. «Школа» частично контролировала графику, иллюстрацию и так называемое монументальное искусство. После разрушения советской системы искусства традиция неоклассики как варианта вписанного в советскую культуру модернизма потеряла свое значение. После 1945 года западные идеологи объявили единственно законными детищами демократии авангард и его самозванного наследника — contemporary art. Действительно, по сравнению с авангардом и современным искусством, неоклассика в версии Фаворского, порицавшего художнический волюнтаризм и субъективный идеализм, может показаться слишком строгой, суховатой и холодной. Но таково настоящее искусство. Тёплым бывает только кич. А последователи мастера не смогли в соответствии с методом художника реагировать на нововведения в послевоенном искусстве Запада. Не знаю, как Малевич, но Кандинский, Клее, дада или сюрреализм, нью-йоркская школа, поп-арт и концептуализм сегодня выглядят. А мне в молодости представлялись прожектами куда более плодотворными, перспективными, чем Фаворский. В то же время, на мой взгляд пример, опыт и метод Фаворского и его учеников, таких как Дейнека или Лабас, помогут новым нонконформистам создать альтернативу воспроизводящимся десятилетия тенденциям contemporary art.
Однако попробуем посмотреть, в чем же увидели организаторы выставки сходство между двумя героями русской истории. Начнем с самой книги Она писалась и издавалась в момент разгула «культурной революции» когда массово сносились храмы, репрессировались священники, инженеры. И повествует книга о жизни человека, которого через несколько лет после издания ее в 1932 году введут в сонм русских национальных богов и героев. Потому роскошное для своего времени иллюстрированное издание выглядело атавизмом заигрывания со сменовеховством и проявлением национализма. Впрочем, как и сам художник, и его товарищ, священник Флоренский. В то же время выбор издателем иллюстратора невероятно точен Ломоносов и Фаворский легко соотносятся, этакие Фома да Ерема Однако сведение в одном издании повествования ее героя и иллюстратора и затеянный устроителями выставки параллелизм этих двух деятелей глубже, чем может поначалу показаться. Напомним что Ломоносов считается основателем русского литературного языка, русского стихосложения, он также и технолог, наладивший произвсдотво смальты, и художник, первый русский мозаичист и и тому же великий естествоиспытатель. Как художник, мыслитель, литератор с ученый Ломоносов представлял позднюю, классицизирующую тенденцию барокко, стиля художественного и мыслительного. Очень схематизируя, по аналогии с модернизмом и постмодернизмом XX века, можно представить барокко в качестве следующего за Ренессансом постмодернизма, хотя в случае искусства барокко это еще и католическая реакция на протестантское иконоборчество, метод католической пропаганды. Ведь Ренессанс, как принято думать, воспроизведя якобы забытые в Средневековье ценности античности, на самом деле оказывается не возрождением и повторением прошлого, а потоком новаций, находок. Когда распространяемый Восточной Римской империей редуцированный вариант эллинизма перестает влиять на становление западноевропейской культуры, ее собственная варварская, но могучая живительная и обновляющаяся струя, движение страстное, полное наивной любознательности и жажды перемен, проявившееся в готике, захватывает романо-германскую Европу и создает подобие модерности — Ренессанс. Хотя для барокко и классицизма Ломоносова невозможно найти свой Ренессанс в русском прошлом, в стране лишь за полвека до рождения героя принявшей в своих официальных и верхушечных проявлениях западноевропейские формы искусства Зато его можно найти в европейском прошлом, откуда и пришло к нам барокко. Но застроили же тем не менее русские цари, назло маркизу де Кюстину, Россию полицейскими участками в классическом стиле.
Однако в случае Фаворского мы ужв имеем дело с русским искусством как зрелым феноменом, во воем параллельным западному. В России, как во Франции и Германии, отцвел авангард, породив в качестве фигуры гегелевского синтеза неоклассику, примирившую историческое искусство и отвергавший его авангард, ставший всего лишь эпизодом той же Истории. В 20-30-е неоклассика, включая и фундаменталистские реализмы интернационал-социалистической сталинской России и национал-социалистской Германии, стала уже господствующим направлением повсеместно. Скорее всего, она господствовала бы и до сих пор, если бы культуринженеры из США не предложили в начале 50-х опусы нью-йоркских подражателей европейским авангардистам в качестве эрзаца авангарда и либеральной альтернативы сотрудничавшему с режимами Сталина, Муссолини, Гитлера, Хорти и Маннергейма неоклассицизму. И все же имеет смысл помнить, что неоклассицизмы 1920 — 1940-х были натуральными продуктами естественной эволюции истории европейского искусства, в том числе и через кризис авангарда, и не были, подобно contemporary art, насаждены гуманитарными культурбомбингами, цивилизованных экспортеров либерального искусства. Поэтому, хотя «учение» Фаворского и его «школа» в сложившихся исторических формах, способах передачи и инициации обречены на угасание, метод и пример мастера, его интернационализм и европейскость останутся в будущем, говоря словами друга художника о. Павла Флоренского, столпом и утверждением истины. Об этом свидетельствует растущая популярность его учеников.
Владимир Сальников.
