Курдов Валентин
Курдов Валентин Иванович (1905-1989) — русский советский художник, плакатист, иллюстратор детских книжек.. Родом из Пермской губернии. Окончил ВХУТЕИН в Петрограде. Учился у К.Петрова-Водкина, А.Савинова, М.Матюшина. Занимался у Филонова. В ГИНХУК учился у К.Малевича. Детской книжной графике учился у В.Лебедева в Детгизе. Иллюстрировал детские книги вместе с Ю. Васнецовым, А. Пахомовым, Чарушиным. Жена — художница Герта Неменова.
На стойке.
Скворец.
Венецианский мотив.
КРАСОТА И БЕСПРЕДЕЛЬНОСТЬ БЫТИЯ
В искусстве нет никакой зависимости между размером произведения и силой его воздействия. Патетические размахи в поэзии ли, на экране или в изобразительном искусстве отнюдь не обусловливают силу и глубину чувства и совершенство мастерства. Наоборот, огромность полотна способна высветить и подчеркнуть его холодную пустопорожность, а сдержанность, скромность внешних масштабов оказывается исполненной глубины и бесценности вместившегося таланта, чувств и мыслей. Прошедшая в начале нынешней весны в Москве в Центральном доме художника персональная выставка Валентина Ивановича Курдова с очевидностью подтвердила эту старую истину.
Наверное, он один из самых любимых и популярных наших художников, хотя имя его, очевидно, известно не всем. Парадоксально, но это так. Работы Валентина Ивановича Курдова — вернее, часть его обширного и прекрасного творчества — знают по крайней мере три поколения читателей. Они вошли в духовную жизнь человека как один из первых уроков добра, единения с природой, родства всего живого между собой в огромном познаваемом мире.
Иллюстрация к книжке В. Бианки «Где раки зимуют».
Иллюстрация к повести Р. Киплинга «рики-Тики-Тави» «Дарзн» 1934 год.
Рассматривая «Лесную газету», «Где раки зимуют» Виталия Бианки или «Рики-Тики-Тави» и «Сказки» Киплинга, воспринимая уроки Искусства, но не назидания, маленький читатель получал не только зримое выражение того, что в тексте, но больше — того, что за текстом, за стенами дома. Рисунки Курдова поселяли в душе чувству беспредельности и теплоты земли, они открывали добрый и прекрасный мир. а я убеждена: научить хорошему можно только на примерах добра.
И еще одно свойство работ Курдова я открыла для себя самой и, уверена, со мной согласятся очень многие. Его герои — звери, птицы, пресмыкающиеся — сохранились в памяти. Более того, открывшись в рисунках Курдова, они продолжают оставаться основой наших представлений и после знакомства с их оригиналами. Что собой представляют рыси? Ну как же, знаем, — они хитрые, коварные, вот такие, какими изобразил их художник. Но можно никогда и не встретить зверька, но считать его своим знакомцем. Например, я никогда не видела мангуста (фотография не в счет), тем не менее убеждена: я знаю, какой он. Такой, как Рики-Тики-Тави. Храбрый. Самоотверженный. Нужный человеку. А пышная растительность, которая окружает зверька на листе иллюстрации в книге, навсегда запечатлелась в сознании эквивалентом знойно-таинственных пейзажей Индии, даром что рисунки черно-белые. И при всей грациозности супружеской пары Нага и Нагайны кобры всегда воспринимаются нами как олицетворение Зла и Порока. А вот крошечная птичка Дарзн, бесстрашно защищающая свой дом и своих детей, — очевидно, герой положительный. В ней соединилось множество оттенков, переливов настроений, чувств, характера: отчаянный страх и беззаветность отваги, беззащитность и благородство души… Нам не просто показали, как выглядят наши меньшие братья, нам дали понять их сущность, наделив такими же. как у нас, людей, характерами. И сделал это художник с легкой улыбкой, иногда чуть усиливая иронию, но никогда не прибегая к сарказму, чуждому природе его дарования и человеческой сути.
Для Курдова мир зверей и птиц, всего живого, что населяет землю, самоценен и бесконечно прекрасен. Зная своих героев досконально (он — страстный охотник, собачник и лошадник, и по натуре своей скорее деревенский житель, хотя и живет в Ленинграде), художник не устает восхищаться ими и восхищать зрителя разнообразием их характеров, манер, повадок. Мама-медведица купает своих ребятишек. Пасутся лоси. Черепаха в сказке Киплинга обучает ежа плаванью. Тетерка замерла в черничнике. Это мирные, похожие на нас, «домашние» звери, почти родственники. Но вот в иллюстрациях к «Калевале» мы видим, как могуч хозяин леса — медведь, как жалок по сравнению с ним венец творения — вооружившейся человек, и как невесело их противоборство…
Курдов — лирик. Большая часть его творчества — рассказ о нашей земле, о родной природе. Своим творчеством он продолжает традицию таких тонких знатоков русской природы, как Тургенев и Аксаков. Многие графические листы Курдова и иллюстрации — это хоть и не записки, но зарисовки охотника, знатока нашей флоры и фауны, тихое, искреннее, без всякой патетики объяснение в любви к белому свету с его чудесами.
Мы все торопимся, все спешим, пропуская мимо глаз множество неповторимо-значительного. А Курдов заставляет нас остановиться, вглядеться и понять — мир воистину прекрасен, все мелкие приметы движений природы, все без исключения — прекрасны и необходимы. Не надо ничего придумывать, преувеличивать, не надо становиться на котурны, — незачем подбирать для натюрморта «красивые» вещи и роскошные цветы. Надо беречь все, что вокруг нас.
Шиповник и малиновка. 1960 год.
Лоси. 1979 год.
И он показывает нам самое простое — герань и флоксы, две тарелки с ягодами, герань и синичку, шиповник и малиновку. Как просты и сердечны его листы с «живой натурой», как великолепны, как шемяще беззащитны и трогательны все эти вальдшнепы, цапли, кабаны, фазаны, лошади с жеребятами и телята в загоне…
Кулики. Серия «Битая дичь». 1937 год.
Работы эти с особым чувством воспринимаются сейчас, когда человек неразумием своим самого себя поставил иа грань экологической катастрофы.
Хуторок. 1930 год.
Село Шемаха.
Старый дом на тракте. Псковщина.
Щемящее ощущение заброшенности, какой-то обреченности возникает в работах серии «На Псковщине», «На Южном Урале» и «Родные места» (Урал). И все же это — согласное сосуществование человеческого жилья с полем, с опушкой, даже с пустошью. И потому одинокое жилище не кажется гибельно сиротливым — оно вписано в извечный пейзаж. Но вот в серии «На целине» (1958—1960 гг.) ощутимо прорывается тревога, мысль о разбалансированности существования. Утрачен уют обжитости, временность проступает явственно, звенит тоскливая нота неустроенности. Как еще далеко до гармонии земли и человека! Некоторые листы этой серии представляются провидческими: «Нефтебаза», «Ремонт трактора». Грязь, разбухшее месиво под ногами и жирные пятна мазута, запачкавшие, кажется, не только землю, но и небо. И в «Атаке тракторов» нет ничего общего с праздничностью романтических атак курдовских графических серий, посвященных Революции. Тут — беспомощно расползшиеся по огромному полю машины и подчеркнуто одинокие, редкие человеческие фигурки…
Михаил Васильевич Фрунзе.
Из цикла «Всадники революции».
Двое на лошади. 1985-1987 годы.
Аврора. 1881-1885 годы. Серия «Вперёд, заре навстречу!»
Работы, посвященные революции, графические листы серий «Всадники революции», «Песни революции», «Красные и белые», «За власть Советов» — одна из составляющих творчества Курдова. События давних лет увидены художником как бы взглядом из детства, рассмотрены сверху и издалека. Они ложатся на бумагу, окрашенные романтикой мечты и надежд. Несется вперед отчаянная красная конница, рвется вперед на борьбу за лучшее будущее отряд революционных питерских- матросов, Чапаев с черными — вполне различимыми среди крошечных условных деталей — усами мчится с отрядом на беляков… И как все, что делает Курдов в цвете, его серии, посвященные Революции, завораживающе красивы, насыщены звонкостью красок.
Воспоминания уральской юности, верность идеалам озвучила и напоила работы этой темы, определив «детскость» их выразительного языка. Выступая на открытии своей выставки в Москве, Валентин Иванович недаром сказал о себе и своих товарищах по искусству: «Мы прожили жизнь честно. Я работал честно…»
Курдов вправе так говорить. Он никогда не ловчил в искусстве и жизни. С первых дней войны он начал работать в «Боевом карандаше» вместе с группой ленинградских художников
Трасса на фронт. 1943 год.
Он создал серию рисунков «По дорогам войны» и «Портреты партизан», в которых, как все, что он изображает, была только правда. Щемяще печальные, строгие, мужественные сюжеты, отразившие страшное, горькое и мужественное время…
Курдов — удивительный колорист. Он выше азбучных истин, его техника виртуозна и совершенна, он сам создает живописные законы, не боясь в акварелях пользоваться белилами, используя смешение акварели и гуаши, накладывая на сочность переливчатого живописного пятна изысканные линии рисунка.
Тяга вальдшнепов. 1970-е годы.
Журавлиная пляска. 1970-е годы.
Серые цапли. 1968 год.
Такие его работы, как «Серые цапли», или «Тяга вальдшнепов», или «Журавлиная пляска» — это настоящие цветовые жемчужины, тонг костью своей заставляющие вспомнить японских художников. При том, что национальные русские черты — определяющие в его искусстве: проникновенность, негромкая задушевность разговора со зрителем.
Как это порой бывает, популярность какой-то одной части творчества — в данном случае работы в книжной графике для детей — как бы отодвинула для широкой публики Курдова — мастера станковиста, автора филигранных по технике акварелей и гуашей. Его книжная графика живет словно сама по себе, уже отойдя от своего создателя. Это, наверное, немЛого обидно, но по сути своей является высшей мерой признания: искусство, отходя от своего создателя, превращается в частичку духовной жизни народа, принадлежащую каждому крупицу красоты и истины мира.
И эта частичка — неотрывная, необходимая. объединяющая все творчество прекрасного русского художника, которое во всей полноте останется для будущего.
Наталья Андреева.
Ранние работы.
Висячая лампа. 1920-е годы.
Торговец швабрами. 1925 год.
