Крылов Порфирий
Порфирий Никитич Крылов (1902-1990) — советский художник. Родом из Тульской области. Учился в ВХУТЕМАСе у А. Осьмёркина, у А. В. Шевченко. Один из художников группы «Кукрыниксы» (художник Кры ).
Портрет П.Крылова работы художника П.Корина. Фрагмент. 1957 год.
Если просто сказать: Крылову исполняется 75 лет, то не всякий сообразит, о каком идет речь: Крыловых у нас много и немало из них талантливых. Но если при этом добавить, что речь идет о Кры — одном из художников блестящей творческой семьи Кукрыниксов, то все станет ясно.
Да, Порфирию Никитичу, самому старшему в этой славной семье (правда, всего только на один год), исполнилось 75 — возраст немалый, что и говорить. Но когда знаешь человека 45 лет и помнишь его в разных возрастах, то создается некий единой постоянный неувядаемый образ, стоящий ‘в сознании нерушимо.
Где-то в самом конце февраля или в начале марта 1932 года в редакции «Правды» появились трое молодых людей: рослый, с могучей, густой шевелюрой Мйхаил Куприянов, красивый, изящный, с милой улыбкой Николай Соколов и с ними Порфирий Крылов, человек примечательной внешности, с очень острыми, зоркими глазами. Они вошли в редакцию, которая тогда помещалась на улице Горького, не без робости — их в ту пору в газете никто не знал.
«Вот сатирический рисунок к стихам Безыменского «Акулы»,—сказали они.
Рисунок унесли к редактору, и через несколько минут пришел ответ: «Идет в завтрашний номер». Это была первая встреча Кукрыниксов с «Правдой», за ней последовали другие, и вскоре вся троица превратилась в друзей и сотрудников «Правды» — их все полюбили, радостно и весело встречали, и они действительно оказались превосходными мастерами, а их карикатуры, которые в ту пору часто публиковались в газете, имели огромный успех.
Вот с тех пор я и знаю Порфирия Никитича Крылова, и он для меня все такой же, как и раньше, и не потускнел и не постарел.
Как человек становится художником? По моему разумению, для этого требуется прежде всего любопытство, соединенное с любознательностью, способность удивляться; умение видеть то, чего не видят другие, и острое ощущение цвета. Разумеется, при этом нужен талант, являющийся стержнем всех перечисленных качеств. Порфирий Никитич в книге «Втроем», которую недавно написали Кукрыниксы о своем творчестве, с теплым юмором рассказывает, как он впервые в жизни, будучи еще мальчиком, столкнулся с художником, который — о чудо! — писал красками картину. Он стоял у ручья, его пиджак с ясными пуговицами висел на ветке дерева. Господин имел при этом важный вид, и к нему было страшно подойти, однако тульский паренек Порфишка, сын токаря, был храбр. Он подошел совсем близко и увидел, как волшебно из-под кисти художника появлялись на картоне то трава, то кусты, то ветви деревьев. Мальчик стоял разинув рот ровно до тех пор, пока господин не рявкнул на него: «Пошел вон!» Впоследствии Порфирий Крылов напишет об этой встрече: «Никаких следов в моей биографии этот любитель не оставил. Но процесс его работы в лесу и особенно результаты этой работы произвели на меня сильнейшее впечатление.’С того дня я стал бредить красками. Мне очень хотелось сделаться художником».
Отец Порфирия, токарь Тульского патронного завода Никита Крылов, был далек от искусства, но он заметил влечение сына и купил ему краски. Первым делом мальчишка обнюхал их и пришел к заключению, что пахнут они превосходно.
Мальчик начал рисовать и писать копии с журнальных картинок и открыток, сперва получалось плохо, а потом все лучше и лучше. Дело дошло до того, что подростком он принял участие в выставке тульских художников. «Мои вещи остались незамеченными,— вспоминает П. Н. Крылов.— Тем не менее мне дорого воспоминание о выставке, так как она еще больше укрепила мое желание стать художником».
Отец ходил с сыном на выставку и остался очень доволен: «Может, из тебя, Порфишка, что-нибудь и получится».
Дед Порфирия по матери, Дмитрий Полосатов, был гравером и, следовательно, стоял близко к искусству. Он проявлял живое участие к творческим стремлениям внука, и Порфирий льнул к нему.
Шли годы, осталось позади высшее начальное училище, где учился Порфирий Крылов, грянула революция, двери жизни для рабочего парня раскрылись широко. Семнадцати лет Порфирий Крылов поступил туда же, где работал его отец, на патронный завод, кладовщиком в инструменталку и одновременно работал в порядке общественной нагрузки в заводском клубе «Заря просвещения» декоратором… Вскоре при клубе организовалась изостудия, и, уж конечно, Порфирий Крылов оказался ее самым деятельным участником. Руководил ею художник Григорий Михайлович Шегаль, о котором и до сих пор Порфирий Никитич хранит самое теплое воспоминание. «Советы нашего руководителя были очень полезны,— пишет Крылов,— и мы, студийцы, с радостью вскоре убедились, что благодаря занятиям с Шегалем стали уверенно подвигаться в живописи и рисунке… В течение ряда лет нашего с ним общения он был для меня наглядным примером трудолюбия и любви к живописи…»
В 1921 году при содействии Тульского союза металлистов Порфирий Крылов поступил во ВХУТЕМАС. «Там тебя научат всему, что потребно для художника, — напутствовали его в Туле. Новая учёба действительно сыграла главную, если не решающую роль в судьбе Крылова. Именно там он встретился и подружился с Михаилом Куприяновым и Николаем Соколовым, и именно там родился четвертый художник — Кукрыниксы, составилась та творческая семья, которая завоевала себе широкое признание, известность и славу не только у нас, в Союзе ССР, но и во всем мире,
ВХУТЕМАС? Это было крайне своеобразное учебное заведение. В нем царила обстановка воинственных споров и бесконечных диспутов. Мнения и суждения сталкивались друг с другом, как мечи в рукопашных схватках. Звон и лязг раздавались по всем коридорам, аудиториям и мастерским. «Левые» были в большинстве и орали громче всех. «Правые» — реалисты, именовавшиеся своими противниками «проклятыми натуралистами», были в жалком меньшинстве. Господствовали футуристы, супрематисты, кубисты. От различнейших «измов» нечем было дышать. Художник А. Каневский, однокашник П. Крылова, так рассказывает об этом периоде в жизни ВХУТЕМАСа: «Я попал в мастерскую Певзнера и Габо… Здесь писали натюрморт. Синяя вазочка, и в нее воткнуты бумажные цветы. Ничего похожего на синюю вазочку и цветы я ни у кого не увидел. А увидел на холстах кашу из ультрамарина, краплака, дичь, чушь, белиберду и бред».
Можно было утонуть с головой в пучине творческих мнений, споров, исканий, заплутаться в сети всяческих тропинок и дорожек. Но с Порфирием , Крыловым (как, впрочем, с его будущими друзьями М. Куприяновым и Н. Соколовым) этого не произошло.
Ему повезло с учителями. После Григория Шегаля, которого на всю жизнь полюбил Порфирий Крылов, он попал во ВХУТЕМАСе к Александру Александровичу Осмеркину — педагогу взыскательному, человеку доброму, мастеру образованному, любящему и тонко понимающему искусство. Он не только учил в своей мастерской, но и водил студентов по музеям и выставкам, терпеливо втолковывал истины реалистического искусства, которому был сам предан всей душой. Третьим своим учителем Порфирий Никитич называет Александра Васильевича Шевченко, в мастерской которого он провел четыре года. «У него,— пишет Крылов,— я сформировался как художник и получил, как говорится, последнюю шлифовку». Сам Петр Петрович Кончаловский занимался с Крыловым, ввел его в свою аспирантуру.
Учение у таких педагогов, разумеется, дало свои благодетельные результаты. Но, пожалуй, не менее важно было и то, что Порфирию Крылову, равно как и его товарищам Куприянову и Соколову, была свойственна народность, столь характерная для русской национальной традиции. Как тонко замечает в своем труде «Кукрыниксы» искусствовед Н. И. Соколова, «мир в его представлении не распадался на цветовые атомы и не был отвлеченно-недвижным… Любовь к Цвету, поддерживаемая его учителями, была у Крылова конкретной, связывалась с живым ощущением натуры, природы, во всем богатстве ее увлекательной для художника жизни»,
Здесь мы не будем вести разговора о Кукрыниксах, блистательных сатириках-карикатуристах, мастерах книжных иллюстраций, пейзажистах и портретистах. Когда М. Куприянов, П. Крылов и Н. Соколов работают коллективно, рождается четвертый художник. Кры, милый, добродушный Кры, всегда представлялся мне самым ядовитым из Кукрыниксов, самым ехидным. Может быть, это и не так, но у меня издавна сложилось именно такое представление.
Но если спросить Порфирия Никитича Крылова, что он любит больше всего рисовать или писать, он скажет: «Цветы»,— и глаза его загорятся при этом тем воодушевлением, которое вас просто изумит.
— Ну, какой же это сатирик, он лирик, истинный лирик!
Лена Калачева. 1934 год.
И это тоже будет правдой — нельзя измерить его натуру единым шаблоном. Посмотрите на портрет Лены Калачевой, экспонированный в Третьяковской галерее,— сколько тепла и нежности увидел художник в этой молодой женщине, усевшейся где-то в саду, разливающем вокруг зеленый свет — свет жизни.
Наталка Куприянова. 1934 год.
Посмотрите на его Наталку Куприянову — милую девочку с открытыми, слегка рассерженными глазами. От рощ, изображенных кистью Порфирия Крылова, пахнет свежестью, от лугов — запахом трав.
О пейзажах П. Крылова очень хорошо сказал Б. Иогансон, что они «наполнены жизнерадостным удивлением перед русской природой». Порфирий Никитич любит писать акварелью, вкус к ней привил ему еще Александр Васильевич Шевченко, но своих акварельных работ он почему-то не показывает публике — может быть, в силу суровой требовательности к самому себе, а может, и потому, что в них таится какая-то особая интимность творчества, которую не хочется выставлять напоказ.
Непогожий Севан. 1976 год.
У каждого художника, вошедшего в славную семью Кукрыниксов, есть своя собственная манера письма, своя любимая тема, свое искусство постигать красоту людей и природы.
Творчество Порфирия Крылова мажорно, жизнелюбиво и жизнерадостно. Смотришь его работы, и возникает в душе чувство, схожее с тем, какое возникает в весеннее, солнечное, свежее утро.
Таким представляется «свирепый», великолепный сатирик Кры, если увидеть его и в другом ракурсе.
