Никифоров Семён
Никифоров Семён Гаврилович (1877-1912) — русский художник писал портреты, жанровые картины. Родом из Тверской губернии. Учился в МУЖВЗ у А.Степанова, В.Серова.
Как-то мне пришлось побывать по туристической путевке в Италии. В Риме мы посетили Национальную галерею. В ее залах представлены картины не только итальянских мастеров, но и художников других стран. Времени, как обычно в таких поездках, было мало, поэтому все даже «бегом» осмотреть не удалось. Уже перед самым уходом из галереи встретился нам сотрудник музея. Через переводчика я спросил его: а есть ли в галерее произведения русских художников?
Гроза идёт.
«О, конечно! — воскликнул он. — Ну хотя бы хорошая, очень русская-русская картина «На солнышке» знаменитого вашего мастера Семена Никифорова…
Никифорова?! Мы переглянулись. Никто из нас о таком не слышал. Было не по себе, неловко перед итальянским искусствоведом, который знал о русском художнике, а мы, к стыду своему, нет.
Потом этот случай забылся за делами и прочей житейской суетой. Лишь через несколько лет я неожиданно вновь встретился с Никифоровым…
Здесь мне хочется сделать небольшое отступление. Вряд ли стоит доказывать, что русское искусство, подобно широкой лучезарной радуге, не может состоять из двух-трех, пусть даже основных, цветов. Она наполнена, ярка и красива богатством своего многоцветья, неисчислимостью оттенков и полутонов, подчас еле уловимых, но, несомненно, прибавляющих что-то свое. Тем не менее в некоторых периферийных музеях слишком уж рьяно домогаются только знаменитостей. Всячески пропагандируют, положим, средний этюд Репина, неудачного Маковского или Переплетчикова, оказывая им медвежью услугу. В то же время работы талантливых, своеобразных художников обычно представляющих местные школы или направления, но мало известных широкому кругу посетителей, десятилетиями прячутся в запасниках. А что можно о них сказать, о чем поведать, если их наследие не изучается, оно забыто и заброшено?
Портрет сестры.
Поэтому меня привлекла экспозиция Рязанского художественного музея, в которой наряду с произведениями таких титанов отечественного искусства, как Брюллов, Репин, Суриков, Серов, широко и многообразно представлено творчество несправедливо забытых художников. Работы их изучаются, лучшие показаны в постоянной экспозиции, им посвящаются выставки, выпускаются каталоги.
Поэтому свое, индивидуальное лицо Рязанскому музею придают не Репин, Суриков, Малявин — хотя им принадлежат отменные холсты, — но именно «свои» художники. Некоторые из них, по существу, были открыты именно в Рязанском музее. Выявлен и научно обработан ранее неизвестный материал, который обогатил и дополнил не только общую картину развития и состояния искусства прошлого Рязанского края, стирая в ней «белые пятна», но и представление о преемственности традиций в современном советском изобразительном искусстве.
Конечно, исследовать работы малоизвестных местных живописцев и графиков, определить их место в развитии изобразительного искусства того или иного периода, наконец, составить очерк биографии художников — задача трудная. Как правило, о них в литературе ничего не встретишь. Приходится затрачивать много времени, сил, энергии, чтобы по архивным крупицам восстанавливать их жизнь и творчество.
Натурщица.
В Рязанском музее эту работу взяла на себя его главный хранитель Татьяна Павловна Щеглова, поскольку ей пришлось заниматься составлением каталога музейного собрания. Каталог — это концентрированное выражение результатов всей научно-исследовательской деятельности музейного коллектива. Углубленное, всестороннее исследование картин, других изобразительных экспонатов ведет не только к новым открытиям и находкам, но порою к пересмотру прежних, доселе, казалось бы, незыблемых представлений по отношению к хорошо известным произведениям. Тому пример — работа над каталогом к юбилейной выставке Д. Г. Левицкого, о которой я уже говорил.
Но если о таких мастерах, как А. Е. Архипов, Ф. А. Малявин, П. М. Боклевский, творчество которых было связано с Рязанью, достаточно сказано в книгах, монографиях и статьях, то сведения о так называемых малых художниках, даже самые элементарные (когда родился и умер), добывались Щегловой с трудом огромнейшим и являли собой истинные открытия.
Прежде всего это относилось к Семену Гавриловичу Никифорову, с которого я и начал свое повествование. Рязанский музей обладает наиболее полным собранием его работ (их более ста). Они поступили сюда в 1927 году из его дома-мастерской, расположенной в селе Саженеве близ Рязани. С тех пор и лежали в запасниках оставленные без всякого внимания. До тех пор, пока Щеглова не стала работать, нет, нет, не над каталогом — над дипломом, будучи еще студенткой Ленинградского института живописи, скульптуры и архитектуры имени И. Е. Репина. Обнаружила забытые холсты и рисунки, стала просматривать их — и перед ней открылся незаурядный, самобытный художник.
«Работы Никифорова привлекли меня тем, — рассказывает Татьяна Павловна, — что они запечатлевали мир как бы в беспрерывном движении, в переходах от одного состояния к другому, со всем богатством оттенков этих переходов. Соответственно с этой задачей художник отбирал сюжеты, как правило, очень обыденные, простые. В его картинах цвет, колорит имели первостепенное значение. Он умело использовал контрасты чистых, звучных красок, чем добивался в своих произведениях ощущения живости, свежести, непосредственности впечатлений. Писал он легко, просто, искренне, без всяких натяжек и вымученности. У него прекрасные пейзажи, портреты. Он великолепный анималист. Особенно любил лошадей в беге, на скачках. Любил воздух, солнце, движение, избегал всякой статичности, омертвелости. Да, живописцем он был талантливым, своеобразным, его творчество достойно было самого пристального внимания».
Ну а что было известно о нем? Только то, что он воспитанник Московского училища живописи, ваяния и зодчества, член Товарищества передвижных художественных выставок, собственно то, что о нем написал художник Яков Данилович Минченков в своей книге «Воспоминания о передвижниках». Написал о Никифорове, своем друге, прекрасно, взволнованно, проникновенно. Но больше о человеке, личности, чем о его творчестве. Почти ничего не сообщил о его произведениях. Но некоторые его размышления и впечатления настолько интересны, что я не могу не привести их.
«К чему бы он (Никифоров. — Е. К.) ни стремился, чего бы ни искал, — вспоминал Минченков,— судьба допускала его до конца стремлений, а в самом конце подсекала достигнутые успехи и разрушала все его достижения. Она невзлюбила Никифорова с самого его рождения и приготовила ему несчастье уже в младенчестве. Это она подтолкнула руку его няньки, чтоб та выронила младенца и свихнула его позвоночник, сделав Семена Гавриловича на всю жизнь физически недоразвитым и горбатым. Судьба дала ему ум и талант — и на каждом шагу мешала проявить свои способности. Она окружила его тяжелыми условиями жизни и слабого заставляла нести непосильный труд и биться над заработком с самого детства ради куска хлеба. Она же наделила Никифорова жаждой жизни, не дав ничего, чтоб утолить эту жажду…
Маленький, тщедушный, с еле бьющимся сердцем, он бросался на штурм и падал в изнеможении, проклиная свою слабость…
Честный по натуре, он был необычайно честен и в искусстве и откровенно сознавался в своем грехе, в фальши, допущенной им в работе… Беспощадно относился он и к произведениям других, где видел плутовство в живописи, желание отделаться дешевкой или угодить вкусам невежественной публики…»
Но воспоминаний Минченкова было крайне мало, чтобы составить о Никифорове полное биографическое, а главное, творческое представление. Поэтому Татьяна Павловна просмотрела прессу тех лет, каталоги выставок, на которых экспонировались его картины, выписала их названия и сведения о них. Но и этого было недостаточно. Пришлось засесть в архивы Москвы, Ленинграда, Рязани. И ей повезло. В Москве, в Центральном государственном архиве литературы и искусства СССР, в фонде Московского училища живописи, ваяния и зодчества отыскала она личное дело Никифорова. Из ‘него, из других материалов постепенно воссоздавалась биография Семена Гавриловича. Попутно исправлялись и неточности в немногих известных и, как выяснилось, ошибочных сведениях о художнике. Так, Семен Гаврилович родился в селе Антошино, Кашинского уезда Тверской губернии в 1877 году, а не в 1881-м или 1882-м, как утверждалось в литературе, даже в таком солидном издании, как каталог Государственной Третьяковской галереи, выпущенном в 1952 году.
Узнала Щеглова и о том, что в Московское училище живописи, ваяния и зодчества Никифоров поступил в 1896 году. Обучался у таких выдающихся мастеров, как А. Степанов и В. Серов. Последний оказал особенно большое влияние на его творчество. Никифоров стремился овладеть легкостью, артистизмом своего почитаемого учителя. Но конечно, получалось мельче, грубее, упрощеннее. Привлекало его и искусство Малявина, широта и мощь его кисти.
В 1899—1900-х годах Никифоров получил 1-ю малую серебряную медаль за этюды с натуры и 2-ю малую серебряную медаль за рисунок. В 1903 году он удостаивается большой серебряной медали за картину «Отдых», получает звание неклассного художника. На следующий год женится на рязанской художнице Ольге Николаевне Натальиной и переезжает в ее дом в селе Саженево, где устраивает мастерскую. Минченков вспоминает, что его «мастерская была на хорошем месте. Чисто русская природа, кругом роща, вблизи деревня, разнообразная живая натура. Материала для картин хоть отбавляй. И Никифоров стал работать запоем».
Вот отсюда и пошли его рязанские сюжеты — пурпурно-золотые осени, рязанские мужики, бабы, дети, их крестьянский труд, праздники и ярмарки, лошади на водопое у проруби, коровы на летнем припеке, скот в хлевах, избы, сараи, колодцы, паромы…
Вскоре Семена Гавриловича принимают в члены Товарищества передвижных художественных выставок. Даже ветераны Товарищества относятся к молодому сотоварищу с уважением. Понимают его необычную одаренность, прочат ему блестящую будущность. А подчас боятся его едкого слова, откровенного суждения о том или ином произведении, что, естественно, не всегда нравилось их авторам. Никифоров активно участвует в выставках Товарищества. Некоторые его работы репродуцируются в каталогах, что позволило Щегловой представить эти его картины, местонахождение которых по большей части ныне неизвестно.
Профессиональный авторитет Семена Гавриловича становится настолько высоким, что он приглашается преподавать в Училище живописи, ваяния и зодчества. Более того, в 1910 году он, как пенсионер Училища, направляется в Италию. На Международной выставке в Риме показывает картину «На солнышке», написанную им в Саженеве в 1907 году. Итальянское правительство приобретает полотно для Национальной галереи столицы. (Вот эту картину вспомнил итальянский искусствовед, о встрече с которым я упомянул в начале очерка.) Такой чести удостаивались немногие наши художники. Уже одно это должно было привлечь внимание искусствоведов к жизни и творчеству Никифорова.
В «звездный час» Никифорова пришла к нему страшная беда — он тяжело заболел и вынужден был еще до окончания пенсионерского срока вернуться в Россию. В Москве, в клинике профессора Голубинина, пытается рисовать — эти рисунки Щеглова отыскала в фондах музея. Болезнь быстро прогрессировала, и 12 февраля 1912 года Никифорова не стало.
Памятник над могилой Никифорова сделала замечательный скульптор Анна Семеновна Голубкина. По отзывам современников, это было интересное произведение. Но и здесь судьба «подшутила» над умершим художником. Как-то осенним вечером ветер сломал большую березу — она рухнула на скульптуру и разбила ее на куски.
В 1913 году в Москве, в помещении Училища живописи, ваяния и зодчества, состоялась первая персональная выставка работ Семена Гавриловича Никифорова. Крохотным тиражом издается ее каталог. Он был разыскан Щегловой и очень помог ей в составлении описи картин художника, в их поисках. В 1920 году такая же выставка устраивается в Рязани, к сожалению, без каталога. Однако большинство показанных на ней работ попали в запасники Рязанского музея. Но в основном этюды, эскизы, рисунки последних лет. Где же находятся лучшие его завершенные произведения, которые с успехом экспонировались на выставках, отмечались прессой и критиками? Затерялись они, погибли или же также запрятаны в каких-нибудь музейных запасниках и частных собраниях?..
Вновь длительные поиски, просмотр музейных каталогов, которые, кстати, имеют до сего времени еще немногие художественные музеи. А главное — запросы, телефонные звонки, письма, коих Татьяна Павловна разослала по музеям более сотни. Потянулись долгие месяцы ожидания. Из одних музеев пришли отрицательные ответы, другие отмалчивались, а вот третьи… Из Государственной Третьяковской галереи сообщили: да, у них есть две карты Никифорова — «В сарае» и «Приехали». Они были приобретены Советом галереи в 1908 году. Овальный портрет Н. С. Волконского, исполненный в 1910 году, нашелся в фондах Рязанского историко-архитектурного музея-заповедника. В Калининской картинной галерее были отысканы «Портрет С. Г. Никифоровой» и «Алупка»; в Севастопольском музее — «Крестьянская девушка» и этюд старухи. «Портрет Владимира и Софьи Трубецких», который привлек внимание посетителей 34-й выставки Товарищества передвижников в 1905 году и был репродуцирован в ее каталоге, пришел из частного собрания в Государственный художественный музей Белорусской ССР. Здесь же нашла постоянное пристанище «Ярмарка», исполненная в 1910 году и показанная на 38-й выставке передвижников. В Пермской галерее отыскалась картина «Скотный двор зимой», которая ранее находилась в Московском Румянцевском музее, и этюд «В хлеву».
Но пожалуй, самая радостная весть пришла из далекого Ташкента. Здесь, в Государственном музее искусств Узбекской ССР, хранились такие значительные произведения Никифорова, как «Автопортрет» 1898 года, «Портрет Серафимы Гавриловны Рыковой», урожденной Никифоровой, сестры художника, показанный на 32-й выставке Товарищества передвижников в 1904 году, «Художница за мольбертом» (вероятно, портрет жены — художницы Ольги Николаевны Натальиной), а также… 447 рисунков и набросков Семена Гавриловича! Огромное графическое наследие, которое показывает его удивительное трудолюбие, взыскательность в работе над картинами.
Откуда все это взялось в Ташкенте? Приобретено было в 1940 й 1947 годах у сестры художника — Серафимы Гавриловны Рыковой, проживавшей в городе.
Необычна судьба полотна «Прасол», одного из любимых творений Никифорова, отмеченного его учителем Серовым. Оно было показано на 33-й передвижной выставке, затем ушло в частное собрание, потом — в другое… В конце концов оказалось в… Чехословакии!
Но местонахождение большинства произведений Никифорова до сих пор неведомо. Прежде всего значительных, наиболее характерных для его творчества картин, созданных в пору расцвета таланта, таких, как «Зимой», «Домой», «У водопоя», «На пашне», «Метель», «У церкви», «Портрет М. С. Оболенского», «На пастбище», иМорозное утро», «В доме», «За дровами», «В провинции», «У сарая», «Итальянские кавалеристы на учении», «Зимняя дорога», «К вечеру», «В феврале»… Я назвал лишь те работы, которые экспонировались на выставках Товарищества передвижников, некоторые из них репродуцировались в каталогах, отмечались критиками. Где они ныне?..
Из отысканных Щегловой работ Никифорова была устроена в Рязани его персональная (третья по счету) выставка — прекрасное завершение поиска Татьяны Павловны. Хотя почему завершения? Щеглова считает, что «никифоровское» исследование еще не закончено. И вероятно, она права…
Работая над каталогом, Щеглова также собирала биографические сведения, восстанавливала творчество и ряда других забытых художников Рязанской земли. Назову Я. Я. Калинниченко (1869— 1938), Н. А. Дубовицкую (1817— 1893). Рязанский музей обладает, пожалуй, наибольшим числом их произведений, доселе не изученных.
Случались и прелюбопытные находки. Сегодня никто, пожалуй, не пройдет мимо огромного полотна Полидора Ивановича Бабаева «Умирающий унтер-офицер Ипат Старичков передает спасенное им полковое знамя товарищу по плену», написанное в 1846 году на сюжет из истории битвы при Аустерлице в 1805 году. Картина привлекает не только патриотическим содержанием, но добротным, правда несколько суховатым, академическим исполнением. Необычно появление холста в Рязанском музее…
Как-то его сотрудники прочитали в журнале «Огонек» небольшую заметку о том, что в Перми обнаружена картина доселе неизвестного Бабаева. Была помещена и ее репродукция. Картина показалась знакомой. Где же ее видели? Выяснилось, что подобный холст находится в запасниках областного краеведческого музея, никому, похоже, там ненужный. Выпросили полотно, перевезли в художественный музей. Понадобилось еще несколько лет, чтобы его отреставрировать, привести в музейный вид, изучить его, да и об авторе произведения собрать сведения.
