Кент Рокуэлл
Рокуэлл Кент (1882-1971) — американский художник, писатель, общественный деятель. Учился в Колумбийском университете. Учителя живописи — Уильям Чейз, Кеннет Миллер, Эббот Тейер.
Кроме почтовой марки «Авиа» с изображением самолета, на конверте наклеена еще одна — особая. На ней нарисован летящий белый голубь с оливковой ветвью и подписью под ним: «На земле мир», Автор этой марки — известный американский художник Рокуэлл Кент. Такой голубь мира вместе с конвертами летал в различные места земного шара. Много этих голубей прилетало и в нашу страну. Летели они из Соединенных Штатов Америки, И каждый, кто получал конверт с такой маркой, знал: в нем письмо от его американского друга Рокуэлла Кента.
Много советских друзей было у этого художника, и не только соратников по профессии,— он считал своим огромным другом весь советский народ, а нашу страну называл своей второй родиной, своим домом.
Нам, всем троим Кукрыниксам, посчастливилось познакомиться и подружиться с этим талантливым художником, интересным человеком, проявившим себя смелым борцом за мир, до конца своей жизни интересовавшимся нашей страной, ее людьми, их достижениями.
Вспоминаю конец лета 1958 года. Черное море. На его берегу любимое место отдыха и работы художников — Дом творчества имени Константина Коровина в Гурзуфе. В узких улочках этого крымского местечка то и дело встречались художники самых разных возрастов с этюдниками, папками. Их видели работающими на пляже, в горах. А вечерами перед своим домом они устраивали веселые встречи— с маскарадами, музыкой, соревнованиями в остроумии. Роль игривой цыганки мог исполнять известный художник, нарядившись в цветной халат. Другой блестяще изображал иностранных туристов и, не зная языков, прекрасно имитировал речи на любом «языке». Рассказывались забавные истории.
Я тоже принимал участие в таких вечерах. Зрителей и участников бывало всегда много.
В плетеных креслах под южными деревьями сидели двое — миловидная стройная женщина и худощавый мужчина с гладко стриженной головой, седыми усиками, в светлой рубашке и отглаженных брюках. Темные живые глаза его поминутно меняли выражение, то весело прищуривались, то удивленно расширялись. Он иногда смеялся и незаметно для себя повторял движения выступающих. Нас познакомили. Это оказался Рокуэлл Кент…
Мы знали искусство этого художника. Строгие, спокойные формы гор в пейзажах на гравюрах и в картинах, груды белоснежных облаков, далекие пространства, леса, реки, солнце, дома и люди Америки. Природа Ньюфаундленда, Гренландии, Северной Аляски, и всюду люди труда — простые американцы. Человек и земля. Мир на земле,.. Об этом рассказывают картины и книги, написанные и иллюстрированные тоже простым американцем — художником и писателем Рокуэллом Кентом.
Невероятная любовь к жизни, молодость души человека без возраста, способного на большую дружбу. Чувство юмора в сочетании иногда с почти юношеским озорством. А ведь ему было тогда далеко за семьдесят.
Дружба его была искренней и прочной. Среди друзей Кента были многие советские художники, в том числе ленинградцы А. Мыльников, Алексей Соколов, москвичи Д. Шмаринов, О. Верейский, В. Горяев, искусствоведы В, Кеменов, А. Чегодаев и многие другие. С большинством из них он вел переписку, посылал им свои книги, альбомы, репродукции с живописи, графики, делал это щедро и а ответ с радостью получал из СССР книги по изоискусству, монографии наших художников.
Не один раз он вместе с женой Салли посещал Советский Союз и, возвращаясь в Америку, увозил с собой массу впечатлений от увиденного и от встреч. У себя на родине он смело и честно выступал перед многочисленными аудиториями американцев с живыми, взволнованными рассказами и лекциями о правде жизни наших людей.
Вот что он писал в 1958 году:
«Впечатления, полученные нами в Вашей стране, оказались столь богатыми, что мы просто не смогли не поделиться ими с другими людьми. Начав выступать с лекциями, мы объездили всю Америку, вплоть до тихоокеанского побережья. Мир и дружба — я воспринимаю эти понятия с горячим личным чувством и, должно быть, также вкладывал в свои выступления личную симпатию к русскому народу. Во всяком случае (думаю это вас позабавит) в Сан-Франциско, где в переполненном зале я выступал со сзоим сообщением, все встали и стоя аплодировали мне, когда председатель собрания сказал, что назначает меня следующим президентом Америки.
Несмотря на множество поездок по стране и выступлений с лекциями, я все же нашел время написать книгу о своем заграничном путешествии, причем большую ее часть посвятил месяцу пребывания в вашей стране. Конечно, очень мало шансов на то, что найдется издатель, который примет эту книгу, все книги «левых», особенно если они дружески настроены к Советскому Союзу, у нас преследуются. Все же я послал рукопись в типографию для определения сметы расходов. Если сумма окажется доступной, мы сами напечатаем книгу ограниченным тиражом».
Овечья страна.
Салли верхом на лошади.
Погребальная процессия. Гренландия.
Голубой день.
Зимний день.
Собаки в фиорде Кангердлуарссук.
Адирондакская ферма. зима.
Солнце над морем.
Весенняя лихорадка. Беркширские холмы в Массачусетсе. Фрагмент.
Перед этим письмом Р. Кент получил мое, в нем я послал свою гурзуфскую фотографию. Получив фото, он пишет: «Снимок нам нравится — в памяти живо встают те минуты, когда он был сделан, и царившее вокруг веселье. Среди мифов, распространенных сейчас в Америке и насаждаемых также во многих других странах, бытует миф о том, что русские — подавленные, угрюмые люди, которые никогда не улыбаются. Эта маленькая фотография полностью опровергает подобные выдумки. Часто вспоминаем наш прощальный ужин в Гурзуфе и задорный юмор Алеши Соколова, имитировавшего речь иностранцев».
Хочу еще привести выдержки из писем Кента. Думается, они больше скажут об этом человеке, о его душе, чем любые пространные рассуждения.
1961 год. «Начну с сообщения о том, что, несмотря на нравственное нездоровье, распространяющееся по всей нашей стране, мы с Салли находимся в добром здравии физически и морально, оттого что мы не следуем примеру множества американцев, которые роют ямы в подвалах, устраивая там себе жилища на случай войны, хотя если и впредь дела в Америке пойдут так, как сейчас, я и сам, может быть, окажусь в некоем убежище за гранитными стенами, то есть буду посажен в тюрьму за поддержку такого предосудительного дела, как укрепление мира. Неофашистское движение в Америке достигает устрашающих размеров, и при его связях с Пентагоном вполне можно ожидать фашистский путч. А я тем временем продолжаю как общественное лицо делать то, что в моих силах, во имя мира, хотя сейчас это всего лишь выражение солидарности с теми, кто активно выступает в этой области. Как частное лицо я высказываюсь средствами своей живописи.
Ждем с нетерпением, когда снова будем находиться среди наших советских друзей и когда уедем из душной, давящей атмосферы «свободного мира», чтобы оказаться там, где можно свободно дышать и надеяться на светлое будущее человечества».
1962 год. «Только что получили сообщение, что мой паспорт выслан нам по почте. Так что теперь существует вполне реальная возможность, что мы увидим и Вас, и, Надю, и весь ваш народ, и моих друзей Кукрыниксов примерно через четыре месяца, считая с сегодняшнего дня. Удивляюсь, как это мое немолодое сердце не разрывается от такой радости!»
В конце ноября 1962 года, в период работы над пейзажем, изображавшим дом, в котором в 1905 году в течение полугода жил М. Горький, Рокуэлл Кент тяжело заболел. Несмотря на это, неутомимый художник оставался жизненно активным человеком. Он писал:
«Особенно бесило меня — да и нас обоих,— что инсульт случился со мной в дни карибского кризиса и я был, конечно, не способен ни к каким действиям ни во время кризиса, ни в последующие несколько недель. Вполне естественно, что, находясь в уединении и вынужденном бездействии, мы принялись за чтение русской литературы, обращаясь мыслями к тем людям, которые стали нам дороже всех других людей во всем мире: друзьям из Советского Союза.
Из переведенных писателей, книги которых стоят у нас на полках, мы прочитали и Лермонтова, и Пушкина, и Толстого, и Тургенева, и Чернышевского, и некоторых современных писателей. Издавна привыкнув искать и находить в книгах самых лучших, самых дорогих друзей, мы и в этот раз оказались в дружеском окружении. Теперь вокруг нас не только дорогие сердцу книги, но целая коллекция памятных вещей, связанных с нашими советскими друзьями, и наш дом превратился в настоящий музей советско-американской дружбы, но в этом сельском довольно-таки невежественном мирке мало кто заходит в наш музей».
Мы, Кукрыниксы, послали в 1963 году Р. Кенту альбом репродукций с наших политических плакатов и карикатур на антифашистские темы, созданных в основном s период Великой Отечественной войны 1941—1945 годов. В ответном письме Кент писал нам:
«Вещи, созданные Вами в прошлом, и сейчас жизненны — переиздание карикатур и плакат» военного времени к несчастью почти так же своевременно в теперешнем мире, как и в годы войны. У нас хранится довольно большая коллекция советских плакатов военного времени, которые высылались мне в годы войны. Регулярно получая плакаты, я отдавал их на выставки в Нью-Йорк в большом количестве и делал это до тех пор, пока не обнаружил непозволительного с ними обращения, после чего решил, что могу с большим успехом хранить их у себя дома».
8 связи с организованной в Советском Союзе выставкой американской живописи и графики в нашей переписке возник вопрос об абстракционизме. О нем Р. Кент высказал свое мнение таким образом:
«Абстрактное искусство глубоко отвратительно. Безусловно, оно создано на потребу буржуазного рынка и всегда будет находиться за пределами искусства, которое нужно народу. Но снова, по моему мнению, реалистическое искусство не появится у нас до тех пор, пока народ не получит уверенности в правоте своего суждения и пока не появится правительство, выражающее интересы народа и со всей полнотой осознающее глубокую важность искусства для народа. Абстрактным художникам нечего сказать, но именно эта пустота и есть легкий путь к большому бизнесу.
Вовлеченный недавно в спор с одним таким абстракционистом, я сказал, что шимпанзе пишут картины, которые вполне можно сравнить с тем, что делают их человеческие собратья. «Ну и что же!—воскликнул мой абстракционист.— Не надо смотреть на шимпанзе сверху вниз. Животные могут создавать очень красивые вещи». Услышаз это, я прекратил разговор, чувствуя полное отвращение. Зная, что рост абстракционизма на Западе и главным образом в Америке происходит единственно в силу поддержки, которую он получает от скучающей и чересчур богатой буржуазной верхушки, и что тот, кто следует высоким целям искусства, тоже, к несчастью, связан у нас с рынком, как представитель любой другой профессии, я считаю, что разрешение проблемы абстракционизма скорее зависит от публики, чем от художников.» Честная, просвещенная публика — лучшая защита от нашествия ложного искусства. Там, где опора искусству — сами простые люди, сам народ, как это у вас, в вашей стране, абстракционизма не потерпят. Искусство должно питаться жизнью реальной, а не отраженной».
Оправившись после тяжелой болезни, длившейся долгое время, неутомимый художник со своей супругой вновь приезжают в Советский Союз и предпринимают интересное путешествие по Волге, о котором давно мечтали оба. Вместе с Кентами на пароходе плывут и художник Я. Д. Ромас с женой и сыном.
1964 год, «Поездка по Волге была восхитительна, и мы еще больше оценили картину, которую Вы подарили нам перед отъездом. Яков и Алеша Ромас были чудесными спутниками, а ваша великая Волге оказалась такой же необъятной и чудесной во всех отношениях, какой мы рисовали ее в своем воображении. Но об этой поездке мы поговорим с Вами при встрече».
Открыто возмущаясь преступной агрессией Пентагона против Вьетнама и вспоминая работы советских художников, клеймивших нападение американской военщины на эту страну, Кент писал нам: «Как нужны сейчас Америке кисть и перо, сердце и ум, как у вас, чтобы выразить негодование всех честных американцев по поводу творимого во Вьетнаме насилия. Живя в этой раздираемой противоречиями стране, мы с Салли находим великое для себя утешение в том, что ваша страна, ставшая нам второй родиной,— это мирная земля, которую мы надеемся еще раз навестить, земля, народ которой — наш друг. Для нас это так прекрасно!
Хотелось бы поехать на Кубу, но для американцев это запрещенная зона. Пусть же все вы, наши дорогие друзья, будете здоровы и счастливы, а наступающий Новый год, как и подобает каждому новому году, будет самым счастливым в вашей жизни».
В мае 1967 года Рокуэллу Кенту была вручена международная Ленинская премия «За укрепление мира между народами». Ранее он был избран почетным членом Академии художеств СССР. Эти события художник воспринял с большой радостью, заявив, что будет до конца своей жизни бороться за мир во всем мире.
Какова была политическая обстановка в то время у него на родине, можно судить из нескольких строк в одном из последних его писем:
«Нынешние времена довольно трудные для американцев из-за злостного курса нашего правительства и растущих в связи с этим разногласий. Хотя, по всей видимости, большинство американцев резко настроено против войны во Вьетнаме и полностью осознает серьезные растущие внутренние трудности, сейчас особенно обострившиеся, существует мало шансов, по крайней мере теперь, на то, чтобы восторжествовал здравый смысл…»
И еще:
«Сейчас мы опять дома,— лето в этом году такое неровное: сильная жара сменяется необычно холодными днями, так что мы то наслаждаемся погодой, то едва терпим ее.
Мы здоровы и благополучны — насколько это позволяет хроническая болезнь Салли и мое непрерывное старение. Но как бы хороша ни была наша жизнь здесь, мы всегда испытываем тоску по вашей мирной стране и нашим советским друзьям, которых мы так нежно любим».
Исполнилось сто лет со дня рождения художника Рокуэлла Кента.
В наше время крайнего напряжения международной обстановки на всей земле, зная о многочисленных демонстрациях людей в различных странах, особенно в Америке, гневно протестующих против подготовки к ядерной войне, с уважением вспоминаешь имя этого мужественного американца, активного борца за мир, большого друга Советского Союза.
Николай Соколов
Мы встретились с ним впервые четверть века назад — в самом начале второй мировой войны. Разумеется, я много знал о нем еще до этой поры — знал по его картинам, книгам, по его разносторонней деятельности, направленной на защиту и утверждение человеческого достоинства.
Из первой встречи родилась долголетняя дружба, она обогатила и украсила мою жизнь. Вскоре издатель автобиографии, написанной Кентом и носившей название «Это я, господи!», попросил меня написать заметку на обложку этой книги. Вот что я писал тогда: «…другие современники уже отмечали, что жизнь Рокуэлла Кента — это кладезь разнообразнейших талантов: живописца, писателя, путешественника, фермера, моряка, архитектора, столяра, оратора, литографа, гравера, журналиста и к тому же политического деятеля. И если Рокуэлл уже стал чем-то вроде легенды, то это потому, что его подвиги и свершения — в самом деле легендарного масштаба…
Его жизненная эпопея изобилует яркими событиями, приключениями, риском, ибо героя этой эпопеи всегда обуревало пламенное желание прожить жизнь во всей ее полноте, познать то, что должно быть познано, сделать все, что должно быть сделано. Эта эпопея полна красоты, ибо руки, мозг и сердце ее автора были движимы страстью — запечатлеть мириады чудес, которые дарит человеку земля. Его жизнь — жизнь человека, не подчиняющегося застывшим нормам и не умеющего идти на компромисс; жизнь неутомимого, одинокого мастера, ищущего и умеющего находить вдохновение в тишине первозданной природы; жизнь большого художника, творения которого украшают музеи и картинные галереи и в то же время дороги сердцу простого рабочего; жизнь мужественного и неустрашимого борца за мир на земле, за права человека…»
Адирондакская осень
Каяки.
Гренландцы.
Пролив Адмиралтейства. Огненная Земля.
Художник в Гренландии. 1932 год.
Старый человек, старая лошадь, старый сарай, старый мир. 1957 год.
Гора Ассинибойн. Канадские скалистые горы. 1952 год.
Начало ноября. Северная Гренландия. 1932 год.
Перефразируя Шекспира, можно сказать о жизни и труде Рокуэлла Кента, что годы не иссушат его свежести, обыденность не сотрет его бесконечного разнообразия.
Автобиография Кента была опубликована, когда Рокуэллу исполнилось семьдесят три года. Сейчас он пришел к своему 85-летию. Но сегодня он нисколько не старше, чем в те дни, когда писал эту книгу, он остается неувядаемо молодым! И в то же время он полон зрелой мудрости — это один из людей искусства, которые возвещают человечеству его будущее, его надежды.
Эти строки пишутся в дни, когда Рокуэлл Кент находится в Советском Союзе. Ему присуждена международная Ленинская премия «За укрепление мира между народами». Этой высокой награды он удостоен в такой же мере за свое прошлое, как и за настоящее. Да и есть ли американец, который заслужил бы в той же мере, как Кент, почет и славу за свою службу делу мира?
Наша страна, Соединенные Штаты, переживает мрачные дни. В наших душах — отголоски отвратительного грохота рвущихся бомб, которые наши соотечественники сбрасывают на землю, на города и деревни, на мужественный и благородный народ маленькой азиатской страны. Их посевы отравляются ядами, изготовляемыми в наших лабораториях, напалм с маркой «Сделано в США» сжигает их детей, женщин и стариков. Из окон моего дома в Калифорнии видны холмы и цветущие виноградники Лунной Долины, которая вся, словно бутон гигантского цветка, раскрылась навстречу раннему лету. Но из моего сознания не уходит зрелище опустошенных полей, пылающих домов, превращенных в руины школ и больниц, хладнокровно убитых матерей с детьми на руках. Да, я могу сказать, что в эти дни в Америке есть подлинные патриоты, которые встают на защиту чести нашей страны. Их голоса звучат во все нарастающей волне протестов, и один из самых страстных протестов слышится из уст Рокуэлла Кента. Флаг на его доме в горах Адирондака приспущен в знак траура до половины мачты, но это знак не только печали, вызванной преступлением против Вьетнама, но и скорби и гнева по поводу того, что пятно бесчестия легло на лучшие традиции американского народа. Это и сигнал решимости самого Рокуэлла Кента сделать все, что в его силах, чтобы добиться прекращения преступления и восстановления нашей национальной чести. И Рокуэлл Кент не сомневается, что наступит время, когда флаг на мачте займет снова подобающее ему место.
Не так давно он сказал репортеру из «Нью-Йорк пост»: «Я американец, родилcя здесь, здесь вырос. Я люблю скалы и ручьи моей страны, её леса и холмы… Но сегодня мне стыдно за мое правительство».
Много лет подряд лжепатриоты из лагеря крайней реакции обвиняли Рокуэлла Кента в «антиамериканизме» за его решительное несогласие с даллесовским направлением внешней политики Соединенных Штатов.
Среди тех, кто его травил, был и сенатор Маккарти, комиссия по рассдедованию антиамериканской деятельности, некоторые чины госдепартамента, херстовская пресса. Характер их «патриотизма» не нуждается в комментариях. И ясно каждому здравомыслящему человеку, что трудно отыскать более подлинного гражданина и патриота Америки, чем Рокуэлл Кент. Я не говорю о том, что его личная родословная включает и колонистов, вступивших на землю Новой Англии в XVII веке, и солдат революционной войны. Я скорее имею в виду то, что в своих мыслях и делах Рокуэлл Кент руководствуется той истиной, что подлинная любовь к своей стране, к своей нации предполагает любовв ко всем другим нациям и странам. Он разделяет кредо, провозглашенное таким патриотом, как Том Пэйн: «Весь род человеческий — мои братья. Делать добро — моя религия». Самая большая измена,- считает Рокуэлл Кент,— это измена не правительствам, а человечеству. Он говорил не раз, что немцы, которые активно борются против гитлеровского режима, были не изменниками, а патриотами. что наоборот, нацистское правительство было правительством изменников родине. Кент подчеркивает, что сегодня мера американского патриотизма не в готовности поддерживать варварскую войну, которую мы ведем во Вьетнаме, но в содействии тому, чтобы она была прекращена. Он считает, что первейшей заботой патриота являются — мир и жизнь, а не война и смерть.
« Может ли,— говорил Рокуэлл Кент,— писатель или художник, достойный этого имени, уклоняться от работы в пользу мира? И может ли любой человек, достойный этого названия, не участвовать в этом деле?»
Рокуэлл Кент, конечно, не новичок в деле борьбы за мир. Он был одним из тех американцев, которые еще в начале 30-х годов выступали с предостережением по поводу угрозы фашизма. Он одним из первых у нас осудил политику холодной войны. Мне вспоминается характерный эпизод, относящийся к 1949 году. Я получил телеграмму от Фредерика Жолио-Кюри, Луи Арагона и Ильи Эренбурга, в которой они просили меня содействовать формированию делегации на Всемирный конгресс сторонников мира в Париже.
Выполняя эту просьбу, я натолкнулся на довольно прохладное отношение некоторых американских прогрессивных деятелей к самой идее Парижского конгресса. Один из них даже спросил меня:
— А зачем нам связываться с этими заграничными сторонниками мира? Наше движение за мир должно быть чисто американским.
Я пошел к Рокуэллу Кенту.
— Вот те на!— воскликнул он.— Как же может появиться у нас действенное движение за мир, если оно так или иначе не сомкнётся с таким же движением во всех странах!
И он охотно согласился войти в состав американской делегации на Парижский конгресс, а вскоре был избран членом Всемирного Совета Мира.
В следующем году Рокуэлл и я были в Стокгольме и вошли в комиссию, разрабатывавшую известное Стокгольмское воззвание. Когда мы вернулись в США, государственный департамент, в нарушение закона, в неслыханно вызывающей форме объявил нам, что мы лишаемся заграничных паспортов. Прошло восемь лет, пока их вновь получили мы, а также еще некоторые американские граждане. Это произошло в результате долгой, непримиримой и упорной борьбы Рокуэлла Кента в различных американских судебных инстанциях, борьбы, увенчанием которой явилось известное решение Верховного суда США.
Аннулирование заграничного паспорта было не единственным проявлением дискриминации и травли Рокуэлла Кента в период маккартизма. Его поливали грязью «охотники за ведьмами» всех сортов, он был лишен возможности выставлять свои картины, не раз представал перед инквизиторским судилищем комиссии по антиамериканской деятельности, его зачисляли в списки членов так называемых «подрывных» организаций. «Когда я подумаю,— писал он со свойственной ему разящей иронией,— что потребовалось время с 1935 года до моего восьмидесятилетия, чтобы получить частичное «милостивое доверие»,— право же, я чувствую себя пристыженным». Впрочем, не одна ирония звучала в этих словах. В них угадывается тембр бывалого борца против автократического произвола, за демократические права людей. В 30-х годах Рокуэлл Кент поселился в Адирондакских горах. Объясняя этот шаг, он писал:
«Это была попытка найти выход в уединении. Но по мере того, как в те годы зло и насилие, словно волны Атлантики, стали устремляться к нашим берегам, уединение, бегство от действительности стало все больше казаться чем-то бесчестным и недопустимым. Напрашивался вывод: ни для одного человека, если только его сердце способно что-то чувствовать, не может быть райского местечка в нашей Америке, пока мир, безопасность и хотя бы элементарные материальные основы благополучия не станут достоянием всего нашего народа».
Если в начале 20-х годов Рокуэлл Кент встал на защиту Сакко и Ванцетти, то в 50-х он боролся за спасение жизни супругов Розенберг. В этом видна твердая последовательность, как бы цепь активных действий на сознательно избранном поприще. Во время большого кризиса он поддерживал стачки боевых рабочих профсоюзов и столь же естественно стал пламенным поборником помощи мужественным испанским республиканцам. Где бы ни рушился демократический закон или свершалась вопиющая несправедливость, голос Рокуэлла неизменно звучал в защиту свободы и права.
Одна из дорог, ведущих к миру,— это движение за дружбу между народами Соединенных Штатов и народами Советского Союза. Рокуэлл Кент, естественно, стал одним из руководитепей зтого движения.
В 75-летнем возрасте он был избран председателем Национального совета американско-советской дружбы. «Теперь не может быть вопроса о том,— писал он в обращении к членам совета,— можем ли мы жить в мире с Советским Союзом или нет. Мы должны! И мы будем!» Теплое чувство к Советскому Союзу еще более возросло и углубилось у Рокуэлла Кента во время второй мировой войны, особенно после исторической битвы под Сталинградом. Когда захват гитлеровскими войсками твердыни на Волге казался многим на Западе неотвратимым, Рокуэлл Кент — это было летом 1942 года — спокойно заявил в публичной речи, что гитлеровцы никогда не смогут занять этот город. Несколько месяцев прошло, победа Советской Армии на Волге стала фактом, и кто-то спросил Рокуэлла: «Из какого источника вы получили эти секретные сведения?» Вместо ответа Кент дотронулся рукой до своей головы и сердца.
Еще не так давно возглавляемый Рокуэллом Национальный совет американо-советской дружбы подвергался преследованиям, в том числе со стороны правительственных органов. Сейчас программа культурного обмена между США и СССР представляет часть официальной политики Соединенных Штатов. И все большее число американцев убеждается в том, что мирное существование обеих стран — одна из больших надежд человечества.
В последние годы Рокуэлл Кент часто бывал гостем Советского Союза. И ни один американец не сделал так много, как он, чтобы показать советскому народу красоту и суть настоящей Америки. Зимой 1957/58 года больше миллиона советских граждан посетили выставку произведений Рокуэлла Кента в Москве, Ленинграде и других городах. Сам художник, все еще лишенный тогда заграничного паспорта, не мог присутствовать на этом празднике своего мастерства. Спустя три года Рокуэлл Кент принес в дар советскому народу большую коллекцию работ, отражающих разные этапы его художнической биографии,— 80 живописных полотен, более 800 рисунков и других произведений графики, а также ряд книг и рукописей.
В то время я был в Москве, работая над книгой. Я присутствовал на многолюдной пресс-конференции, посвященной дару Рокуэлла Кента. Сам он просто и ярко отметил в своем слове, что этот дар — не только выражение его любви к советскому народу, но и «знак доброй воли и горячей жажды прочного мира и дружбы с советским народом, которые, безусловно, живут в сердцах миллионов американцев».
Сейчас работы Рокуэлла Кента украшают лучшие советские музеи. Кинофильмы и телевизионные передачи донесли его творчество до миллионов советских людей — мужчин и женщин, стариков и детей. Широкие массы читателей ознакомились с прекрасно переведенными его книгами. Можно ли мысленно оценить, как много все это принесло для лучшего взаимного понимания наших двух народов?
Как хотелось бы, чтобы в нашей собственной стране так же широко люди узнали о замечательном жизненном подвиге Рокуэлла Кента! В письме Рокуэллу к Новому году я писал:
«Огонь уютно потрескивает в нашем камине. Парни мои все дома, они весело беседуют со своими девушками. И разговор, как это так часто бывает в нашем доме, заходит о вас, Рокуэлл. И вот уже «Это я, господи!» и другие книги снимаются с полок, и мы наперебой вспоминаем вас — не только ваше необъятное творчество, но и ваши неповторимые человеческие черты и то, что вы делали и делаете в потоке годов для правды, мира и человеческого счастья. Да, дорогой Рокуэлл, я хотел бы от всей души пожелать, чтобы в эти дни, когда страна наша заражена ядовитыми миазмами войны во Вьетнаме, творения вашего гения и ваш жизненный подвиг стали достоянием всей нашей молодежи, чтобы она распознала в них самое лучшее из наследия нашего народа, чтобы своей собственной мужественной борьбой она продолжила вашу борьбу за мир и братство, которые когда-либо ведь обретет все человечество».
Трудно выразить чувства, вызываемые в человеке Рокуэллом Кентом, в прозаической статье. Я позволю себе поэтому в дни, когда передовые люди мира отмечают его 85-летие, привести несколько строк из стихотворения, которое я написал десять лет назад, по случаю его 75-летия:
Спасибо, Рокуэлл, вам
За то, что вы есть вы!
Что вам неведомо уменье гнуть колени,
Являть покорность и вилять улыбкой,
Рассчитанно хитрить и тонко лгать,
И на ухо шептать хвалу
Тому, кто платит, и тому, кто грабит.
Спасибо вам за колдовство резца и кисти,
И ищущую мысль, и сердца теплоту,
Что раскрывают тайны красоты земли
И сокровенные богатства человека,
За то, что краски ваши говорят на языке,
Понятном фермеру, молотобойцу
И матери, несущей на руках дитя.
Я вас благодарю за ненависть к темницам,
К цепям, руинам войн, голодной нищете,
За то, что сами вы — живой укор неправде
И гневный вызов тем, кто сеет страх и смерть…
Певцу лесов, суровых скал и льдов,
Приятелю дроздов, лисиц, ручьев звенящих
Я руку жму от имени моих детей,
От всех детей Земли, кому нужна защита,
От всех, кого в мечте вы бережно ведете
Навстречу солнцу мира и любви.
Альберт Кан (1967 год).
