Хиросиге Андо

Хиросиге Андо (1797-1858) — японский художник, работал в стилях Кано, Укиё-э, Нанга, Сидзё.

Подземные переходы Центрального вокзала в Токио запутанностью не уступают
Кносскому лабиринту. А пробежать сквозь них надлежало очень быстро: суперэкспресс «Хикари» стоит у перрона ровно три минуты. Уходит электричка на Тоба, через полминуты подъезжает «Хикари», три минуты на посадку, двери бесшумно и очень плотно закрываются, через полминуты экспресс исчезает, подходит электричка на Кавасаки. Опоздал — и плакали довольно солидные деньги на билет.

Не будь со мной провожатого, я бы, наверное, никогда не уехал в Киото. Но профессор Мацухико Цубаки уверенно провел меня прямо к «Хикари».

Рассаживаться, правда, все равно пришлось на ходу. Пятьсот километров суперэкспресс проходит за два с половиной часа с двумя остановками. Поэтому за окном все слилось в сплошной серо-зеленый фон. Лишь когда «Хикари» выскакивал на равнину, возникали на минуту пейзажи. В основном индустриальные.

И вдруг горбатый мостик, ивы, коническая гора вдали и фигурки людей. Что-то удивительно знакомое было в этом пейзаже, но не успел я сообразить, откуда он так знаком, как картинка исчезла.

Профессор Цубаки широко улыбнулся :

— Узнали? «Пятнадцатая станция Токайдо».

«Пятнадцатую станцию Токайдо» — гравюру Андо Хиросиге — я видел вчера в конторе железнодорожной компании, когда покупал билет. Огромная — два метра на два,— она украшала холл. По какому-то неписаному правилу помещения всех так или иначе связанных с путешествиями заведений в Японии украшены работами Хиросиге. Выбор, впрочем, широк: серия называется «Пятьдесят три станции Токайдо».

хиросиге5«Застава Канагава». Кончается одна дорога, и начинается другая — морская.

Нет в Японии писчебумажной лавки, книжного магазина, где не продавались бы эти гравюры. Новые, конечно, но сделанные по старым образцам.

Первая половина XIX века в Японии очень напоминала век шестнадцатый. Внешне жизнь выглядела устоявшейся, раз навсегда отлитой в ту форму, которую предопределили ей правители страны — сегуны династии Токугава, на рубеже XVI—XVII веков покончившие с междоусобицами и установившие в стране режим единовластного правления.

Сёгунам хотелось превратить всю Японию в большой полицейский участок, и чтобы выглядел он благолепно, как церковный двор. Так представлялся им идеал порядка. Бесчисленные и многословные законы предписывали мельчайшие детали поведения: кому как кланяться и куда что какими нитками пришивать. Предписания и запрещения при этом были запрятаны в длинные, похожие на проповеди рассуждения о добродетели и грехе, морали, скромности. «…Крестьянам надлежит воздерживаться от курения, так как это может привести к пожарам…

…Перед домами должно высаживать бамбук, так как он красив и придает поселениям опрятный вид; листья его могут быть употреблены на топливо…»

хиросиге6«Застава Соно». Чиновники придирчиво проверяют подорожные. Процедура повторялась на каждой заставе.

 Нарушителей запрещений из простонародья казнили, а благородные самураи должны были казнить сами себя, сделав харакири. Буддийские священники превратились в полицейских чиновников, которые ведали припиской прихожан по храмам, выдачей пропусков для путешествий за пределы прихода и свидетельств о благонадежности,— прежде всего о непринадлежности к христианству или иному еретическому учению. Рогатки и барьеры перекрывали дороги на множество застав, разгораживали на ночь городские кварталы. Для внешнего мира страна была закрыта наглухо — в единственный открытый порт Нагасаки раз в год допускался один голландский корабль и несколько китайских. Японским кораблям удаляться от берега было строго запрещено.

Рогатки этикета воздвигались между самураями и торговцами, крестьянами и ремесленниками, «обычными» людьми и членами «неприкасаемых» каст. Но чем мелочнее и детальнее стремилось правительство регламентировать каждый шаг своих подданных, тем сильнее становилось стремление найти отдушину, какие-то места, где можно почувствовать себя просто человеком.

В больших городах для того существовали театры, харчевни, чайные домики и дома гейш-куртизанок; за их стенами все люди — были бы деньги — вроде бы уравнивались в правах.

Люди мечтали попасть в большие города, чтобы хоть как-то вырваться из отупляющей рутины. Те, кому это было не по средствам, старались узнать о ней по популярным книжкам и картинкам. А больше всего манила сама дорога с ее встречами, приключениями, с ее станциями-заставами, ночлегами, привалами, постоялыми дворами и прочими прелестями отрыва от застывшего захолустья. Мир досуга, мир развлечений, простых мирских наслаждений в эпоху Токугава получил название «укийо» — «быстротечный, изменчивый мир». Городской плутовской, приключенческий, любовный роман получил название «укийо-соси», а живопись—«укийо-э».

 хиросиге7Застава Ниссака». Путники остановись полюбоваться чудодейственным валуном на дороге. По легенде, этот камень плачет каждую ночь, скорбя о женщине, некогда убитой на этом месте разбойниками.

 Произведения укийо-э были рассчитаны на массового потребителя и поэтому воплотились в жанре цветной гравюры. Ее печатали с нескольких резных деревянных досок. Художник рисовал оригинал, резчик готовил по нему несколько досок соответственно числу основных красок. Печатник, прикладывая к доскам лист бумаги, проглаживал его — то сильно, то слабо — ватным тампоном и добивался нужной вариации оттенков.

Сейчас укийо-э воспринимается как большое и высокое искусство. Оно прекрасно не только само по себе, но сыграло изрядную роль в развитии современной европейской живописи. Мане, Дега, Тулуз-Лотрек, Уистлер, Ван-Гог, Писсарро и многие художники, по их собственному признанию, во многом формировали свое видение мира и творческую манеру под влиянием выставок японских гравюр.

 хиросиге8«Застава Симада». Мимо заставы проезжает феодал со свитой и челядью. Перед тем как перенести знатного путешественника через реку, старшины цеха носильщиков кланяются ему.

 Однако в то время, когда гравюры укийо-э создавались, мало кто (кроме, может быть, самих художников) относился к ним всерьез. Токугавские эстеты к искусству их никак не относили. На них смотрели так, как сегодня смотрят на рекламные листки и дешевые открытки. Разве можно их даже сравнивать с канонической живописью по шелку! В ней всегда заключался глубокий буддийский подтекст. А эти вульгарные изображения захолустных застав, низменных сцен труда и быта грубого простонародья могли интересовать лишь, само простонародье.

И они его действительно интересовали. Тех, кто не был в Эдо — так тогда называли Токио,— тянуло поглядеть на ведущие туда дороги, обстановку торговых кварталов города, портреты знаменитых гейш и актеров. А те, кто жил в Эдо и все это видел, с удовольствием рассматривали, как художник отразил игру актера Дан-дзюро 7-го в новой постановке «Тюсингура» или как знаменитая гейша с ее всем известной кокетливой улыбкой примеряет новое кимоно.

В общем, гравюра укийо-э играла в жизни японского общества примерно такую же роль, какую сегодня играет фоторепортаж в иллюстрированном журнале. Гравюрами украшали жилище, они были дешевы. Их наклеивали на ширмы, на двери, на печные экраны.

Гравюра явно не пользовалась вниманием верхушки общества и благодаря этому избежала мертвящей канонизации. Правда, токугавские власти не были бы сами собой, если бы и тут время от времени что-нибудь не запрещали. В 1842 году запретили изображать актеров и красавиц. Но запрета на изображение моста с идущей по нему красавицей не было, и художники изображали мост. Запретили печатать картины более чем в семь красок. И художники стали отбирать сочетания ограниченного числа красок, добиваясь скупыми средствами максимального эффекта. Изданием гравюр в то время уже занимались крупные дельцы-издатели, конкурировавшие между собой. Они откликались на запросы потребителя, заказывали художникам большие серии гравюр на темы, пользовавшиеся наибольшим спросом. Им и доставались основные прибыли. Художники же получали мизерный гонорар.

Среди многих художников, создававших гравюры в первой половине
XIX века, особенно выделяются два ярких таланта — Хокусай и Хиросиге. Творчество Хокусая шире по масштабам и разнообразнее, зато именно Хиросиге заслужил у потомков звание «самого японского среди японских художников».

Андо Хиросиге родился в Эдо в 1797 году в семье самурая Андо Гэнэмона, наследственного бригадира пожарной команды. Пост этот перешел Хиросиге после смерти отца, когда ему было тринадцать лет. Однако командование бравыми пожарными было не по душе Хиросиге. Он поступил в ученики к известному мастеру гравюры Тоёхиро из школы Утагава и показал такую одаренность, что уже через три года получил диплом мастера.

До тридцати пяти лет художник не выезжал дальше окрестностей Эдо. Рисовал виды родного города, портреты актеров и гейш, композиции в жанре «цветы и птицы». Многие из них признаны сегодня шедеврами, да и в то время их ценили и охотно покупали. Но издатели заметили, что наибольшим спросом пользуются виды дорог, придорожных станций, достопримечательностей, ярмарок, лавок, архитектурных памятников, пейзажи.

В 1832 году Хиросиге просит разрешения участвовать в церемониальной свите самураев. Сёгун, фактический правитель страны, живший в Эдо, ежегодно к разным датам посылал лишенному реальной власти, но продолжавшему считаться священным императору, жившему в Киото, традиционные подарки. В тот раз отправляли белого коня.

Знаменитый пятисоткилометровый приморский тракт, соединяющий две столицы Японии, всегда был — Да и поныне остается — самой транспортной магистралью страны. Белому коню с сопровождавшими его самураями потребовалось на дорогу более двух недель. Они останавливались на всех пятидесяти трех станциях-заставах, расположенных с равными интервалами вдоль всего пути. По дороге шли торговые караваны, ехали купцы, брели странствующие монахи, паломники, шло множество всяческого народа, путешествующего по личным делам. Кроме того, и сёгун императору, и император сёгуну могли послать белого коня или пестрого петуха, заморского попугая и просто большой ящик со свитком. Каждую посылку сопровождала огромная свита. И все это огромное количество знати и челяди, правительственных чиновников и простого люда нуждалось в ночлеге, пище, питье да и кое-каких развлечениях. Немудрено, что постоялые дворы, рынки, лавки, харчевни, питейные, чайные дома и заведения не вполне респектабельной репутации росли вокрут застав-станций как грибы.

Путешествовали в основном пешком. Коня мог позволить себе лишь знатный дворянин, либо крупный военный чин, что, впрочем, было тогда одно и то же. Некоторые тяжелые грузы перевозили на вьюках, но чаще — на плечах носильщиков. Состоятельные штатские путешествовали обычно в паланкине, который несли двое-четверо носильщиков. Носильщиков меняли на каждой станции, подобно тому как на ямских станциях в России меняли лошадей. Даже правительственную почту из Эдо в Киото доставляли обычно не конные гонцы, а курьеры-скороходы, которые бежали от станции к станции и передавали друг другу почту как эстафету. По такой эстафете почта доходила до Киото за пятьдесят шесть часов. Колесных экипажей в феодальной Японии почти не было, и дороги тех времен для них не были приспособлены (коляски-рикши появились уже во второй половине XIX века по инициативе европейцев). Сила человеческих рук и ног стоила дешево в старой Японии, настолько дешево, что сёгунские власти считали ненужным и даже вредным строить мосты через крупные реки. В самом деле, зачем портить мостом такую прекрасную перегородку между двумя уездами, созданную самой природой! А для переправы на йрибрежных заставах имелся штат носильщиков, знающих броды, которые за умеренную плату перетаскивали самих путешественников, их паланкины и грузы на другой берег.

Вся эта кипучая жизнь, с ее бесконечным многообразием сцен дорожного быта, новых пейзажей, развертывающихся за каждым поворотом дороги, прошла перед глазами Хиросиге. В дороге и в самом Киото он сделал множество набросков и этюдов. И хотя позже ему приходилось путешествовать и по другим местам и отобразить их в своих произведениях, серия «Пятьдесят три станции дороги Токайдо» стала вершиной его творчества, обессмертившей его имя.

Вот извилистой цепочкой от отмели к отмели каравак носильщиков пересекает реку. Полуголые погонщики перевьючивают лошадей у шлагбаума заставы, а рядом, в таможне, чиновники перебирают и штемпелюют огромную кипу подорожных документов. Бьются о берег волны, нескончаемая процессия путников в широких соломенных шляпах течет по узкому проходу между скал. Кто-то прикорнул на узловатых корнях раскидистого дуба, кто-то поправляет ремешки сандалий, кто-то прикуривает у встречного, небольшая компания расположилась перекусить на траве у дороги.

Самурай приценивается к тканям в лавке, женщины отговаривают его от покупки. На вечерней улочке станционного городка бурная сцена: парочка торговок пытается затащить к себе прохожего, а третья глядит на это из окна с выражением бесконечной скуки.

Сосны шумят на ветру, дальние горы выползают из утренних туманов, клонится долу мокрый бамбук, исхлестанный косыми струями дождя, и издали встает над всем этим бесстрастно величавая заснеженная вершина Фудзи. Бесконечно большое и бесконечно малое, величественное и ничтожное, прекрасное и уродливое, отрешенное и суетное переплелись на этих картинах так, как переплетаются они в самой жизни.

…Если японцы чувствуют к гостю расположение, они любят показать ему вазу, картину-свиток на шелку.

Иноуэ Ясуси, известный писатель, у которого я побывал, вынес мне предмет своей особой гордости: пожелтевшую гравюру Хиросиге, аккуратно оправленную в красивую рамку.

— Подлинный. Девятнадцатый век, первое издание.

И, полузакрыв глаза, нараспев прочитал стихи поэта и каллиграфа Нан-сэя Кубори:

У моста Охаси
Сосны скрылись за сеткой дождя.
Листок бумаги,косые, штрихи —
Комок подступает к горлу.

Это и было на гравюре: мост, сосны, дождь. Но я думал о другом. Какие-то лет сто пятьдесят назад, когда жил и творил Андо Хиросиге, человек такого положения, как Иноуэ, никогда не пустил бы его работ в свою гостиную. Более того, он почел бы неприличным беседовать о них с гостем. Место им было разве что в каморке служанки.

Служанке в наши дни подлинный Хиросиге не по карману. Но она вполне может купить для украшения своей комнатки гравюру Хиросиге, изданную в наши дни. С новых досок, точно копирующих старые образцы.

С. Арутюнов.

 

 

Комментировать

Вам необходимо войти, чтобы оставлять комментарии.

Поиск
загрузка...
Свежие комментарии
Проверка сайта Яндекс.Метрика Счетчик PR-CY.Rank Счетчик PR-CY.Rank
SmartResponder.ru
Ваш e-mail: *
Ваше имя: *

товары