Кабаков Илья
Кабаков Илья Иосифович (1933) — советский американский художник. Родом из Днепропетровска (Украина).
Профессиональную подготовку художник получил в средней художественной школе и в Государственном художественном институте имени В. И. Сурикова. Член Союза художников СССР с 1963 года. Учился у Б. Дехтерева.
Илья Кабаков считает, что проиллюстрировал около 120 книг. Интерес его направлен на обычные, заурядные явления и предметы. В них заключен, по мнению художника, огромный непознанный мир.
Илья Кабаков. Воспоминания о коммунальной кухне.
Любимейшая тема Кабакова — коммуналка — в виде инсталляции. Впервые эту работу зрителям показали 15 лет назад в Париже. Теперь её прописка в Москве — доски объявлений, рисунки и россыпь узнаваемых артефактов из советского быта. Кто его ещё помнит, удивится достоверности, кто не застал — восхитится остроумием.
22 июня 2004 года в Санкт-Петербурге в Государственном Эрмитаже открывается первая персональная выставка Ильи Кабакова в России. Stella Art Gallery совместно с Фондом Соломона Гуггенхайма и Государственным Эрмитажем стала организатором этого эпохального события в культурной жизни России и всей Европы.
Илья Кабаков — самый знаменитый и востребованный русский художник, классик мирового современного искусства. Он создал более 200 инсталляций в разных странах, его работы находятся в собраниях многих музеев мира, включая Музей современного искусства. Нью-Йорк Музей Соломона Р. Гуггенхайма, Нью-Йорк, Музей современного искусства, Центр Жоржа Помпиду, Париж, и другие. В экспозиции представлено несколько инсталляций, более 80 рисунков, 16 картин, эскизы, макеты, фотографии из музеев и частных коллекций, сопровождаемые комментариями художника.
Кабаков стал известен на Западе как автор специфического жанра «тотальной инсталляции», которая создает особую атмосферу, состоящую из комбинации картин, текстов, предметов и звуков. Две инсталляции Ильи Кабакова *В шкафу» (1997) и «Туалет в углу» (1992) будут подарены Государственному Эрмитажу и станут частью постоянной экспозиции музея современного искусства, который предполагается разместить в Главном штабе.
Stella Art Gallery — единственная российская галерея, ориентированная исключительно на демонстрацию лучших образцов западного искусства музейного уровня в России. Галерея заявила о себе как об одном из лидеров в продвижении на российский арт-рыпок произведений современного искусства. Успех ее первых выставок был отмечен на Западе. В залах галереи были выставлены полотна известнейших западных художников — Уорхола, Баския, Вессельмана, Каца, Салля.
Stella Art Gallery успешно сотрудничает с ведущими музеями Европы и США и к мнению ее экспертов прислушиваются владельцы самых престижных галерей Парижа, Лондона, Нью-Йорка и других ведущих столиц мира. Предложение о партнерстве, которое галерея получила от Фонда Соломона Гутгенхайма, стало фактическим признанием уникальной роли Stella Art Gallery в инфраструктуре современного российского искусства.
Участие в организации выставки Ильи и Эмилии Кабаковых положило начало еще одному важнейшему направлению деятельности галереи. С июня 2004 года Stella Art Gallery начинает проект сотрудничества с молодыми и состоявшимися российскими художниками. Уже сегодня галерея имеет эксклюзивные права на представление интересов многих талантливых российских художников. Популяризация их творчества на Западе станет новым этапом развития креативной стратегии Stella Art Gallery.
СЕГОДНЯ в государственном Эрмитаже открылась выставка Ильи Кабакова «Случай в музее» и другие инсталляции». Впервые самый успешный в мире художник, из тех, кто родился и прожил большую часть жизни в СССР, приехал в страну, из которой иммигрировал больше пятнадцати лет назад. Персональную выставку в главном музее страны, безусловно, можно считать триумфальным возвращением Кабакова на родину. Ее организаторы — Эрмитаж, Музей Соломона Р. Гуггенхайма и московская частная галерея «Стела».
Длинная темная комната с казенно-зелеными стенами, на которых висят безыскусно написанные картины. Через нее наискосок настелены деревянные мостки с перилами. По ним можно пройти через хаос поваленных стульев и скамеек, которые окружают подсвеченный пол, усеянный крошечными белыми человеческими фигурками. К доске, стоящей на помосте, прикреплен текст: «В Ленинграде, в помещении Эрмитажа, впервые должна была открыться выставка художника И. Кабакова. Открытие было назначено на 15 июня, а утром должна была состояться лекция о творчестве художника». Как выясняется дальше, выставка не состоялась, потому что в музее произошло странное событие, смысл которого непонятен. «По предложению комиссии, созданной по этому поводу, все в помещении было оставлено, как тогда, когда все произошло, а над серединой было решено построить временный мост, во-первых, в целях предосторожности, а во-вторых, для наблюдения над странными пришельцами и необычными на них знаками, разглядеть которые можно только в сильные бинокли». Понятно, что зрители смотрят в стоящие у перил бинокли, но никаких знаков не различают.
Инсталляция «Случай в музее» была сделана несколько лет назад, и говорят, что слово «Эрмитаж» появилось в тексте только для этой выставки Ильи и Эмилии Кабаковых (жена художника числится в его соавторах). Инсталляция эта загадочна, смысл ее не вполне понятен. Еще большая загадка — как воспримут «Случай в музее» зрители.
На экскурсии для особо приглашенных Эмилия Кабакова велела трактовать человечков кому как хочется, и разрешила даже считать их инопланетянами или душами умерших художников. Раз разрешили, то предположим, что человечки — зрители, которые вдруг попали в световой круг тотальной инсталляции (организованного художником пространства) Ильи Кабакова. Возможно, зрителям это произведение не понравится. Или понравится? На этот вопрос, как оказалось, не готов дать ответа даже директор Эрмитажа Михаил Пиотровский.
Долгое время Илья Кабаков был для покинутой им страны легендой. О его международных успехах было известно, о его работах, показанных в разных странах, можно было прочитать, но увидеть принесшие ему мирову художественную славу инсталляции возможности не было. Только одну — «Человек, улетевший космос» — показали на только что закрывшейся в Историческом музее выставке «Москва Берлин». Да в Третьяковке к прошлогоднему семидесятилетию художника выстроили инсталляцию из его старых альбомов с текстами и рисунками. Эта фатальная невстреча художника с его зрителем особенно обидна, потому что Кабаков во всех свои произведениях, называющихся до сих пор непривычным и потому подозрительным словом «инсталляция», рассказывал о том что западному зрителю не до конца понятно, а постсоветскому очень даже нужно. О маленьком одиноком человеке, заброшенном в несуществующую уже советскую цивилизацию, жившую особой, коммунальной, жизнью. Выдумка, ирония и — главное -пронзительная сентиментальность кабаковских работ, где предметы, звуки и тексты создают неповторимую грустно-нежную атмосферу, захватывает зрителя в плен. Конечно, если зритель готов быть плененным. А если он этого не хочет, то ему и Джоконда — только дама сомнительных внешних достоинств.
«Случай в музее» Илья Кабаков подарил Эрмитажу, как и еще две свои инсталляции. Одна представляет собой дверь в углу зала, с накарябанном на ней словом «туалет». За дверью горит свет и слышен голос тихо напевающего человека. Вторая — шкаф, в котором помещается все, что нужно для жизни: столик с книжками, лампа, дорогие сердцу фотографии. И туалет, и шкаф -крохотные убежища, в которых хорошо прятаться от внешней жизни, требующей больших усилий, чем те, на которые хватает сил.
Вторая часть выставки менее зрелищна, но предельно содержательна. В ней собраны модели состоявшихся инсталляций Кабакова и проекты его новых работ. Смотреть их — что видеть макеты декораций вместо спектакля. Смысл ясен, а чувств нет. Правда, немного помогают пояснительные тексты, написанные в фирменном кабаковском стиле -прозой кроткого человека.
По этим проектам и макетам можно проследить, как художник Илья Кабаков перестает быть певцом навсегда затонувшей коммунальной Атлантиды, покинувшей не только его родины, страны детства и одиночества. И становится мэтром современного искусства, сознательным продолжателем традиций русского классического авангарда. Но как ни грандиозен проект преображения руин заброшенных заводов Рура в масштабный художественный объект «Центр космической энергии»,как ни почетно установить сложную смыслом светящуюся скульптуру на здании Би-би-си в Лондоне, но все равно ближе и понятнее лирический и иронический Кабаков. Тот, что предлагал каждому сконструировать из белой тюлевой ткани ангельские крылья (чертеж прилагается) и ежедневно, в одиночестве, в тайне от домашних, пять—десять минут носить их. Для того чтобы стать лучше, добрее и порядочней.
Ольга Кабанова.
В Третьяковской галерее открывается выставка-инсталляция Ильи Кабакова «Десять персонажей». Альбомы из серии «Десять персонажей» появились на свет в начале 1970-х и были в числе произведений.прославивших Кабакова на весь мир. Их герои — это жильцы огромной коммуналки, отмеченные различными странностями в поведении. В альбомах есть картинки, тексты, написанные от лица героев и сторонних наблюдателей. В Третьяковке по эскизам, присланным мастером из США (сам он вот уже 15 лет не показывается на родине) построят лабиринт из пяти альбомов.
На сей раз организаторы ярмарки изменили своей привычной тактике, отдав две трети площади некоммерческим проектам, в том числе первой в России ретроспективе творчества Ильи Кабакова. Преобладание на нынешнем «Арт-Манеже» нонпрофитных экспозиций лишь на первый взгляд выглядит парадоксом. Финансовый кризис не мог не отразиться на арт-рынке — галереи не в состоянии платить за аренду, покупатели не хотят рисковать, вкладывая деньги в столь ненадежное современное искусство. Остается либо закрыть ярмарку, либо превратить ее в художественный фестиваль. Организаторы «Арт-Манежа» выбрали второе и не проиграли. Составленная из чудом сохранившихся в московских коллекциях работ 60-70-х годов, выставка Кабакова оказалась, тем не менее, достаточно представительной — во всяком случае, для первого знакомства с творчеством этого знаменитого на весь мир, но практически неизвестного на родине художника. С другими международными звездами было хуже, если не считать рисунков немецкого неоэкспрессиониста Ральфа Пенка на стенде кельнской галеристки Бригитты Шенк. Зато отечественная арт-сцена была представлена весьма полно — и в смысле имен, и в смысле направлений. От ветеранов нонконформизма — Рогинского, Орлова, Пригова, Гороховского, Лиона и Шерстюка —до постконцептуального молодняка — Дубоссарского, Виноградова, Tep-Оганяна. Остроумным комментарием к ситуации с отечественным бизнесом в области современного искусства стало устроенное в центре «Манежа» импровизированное кладбище московских галерей, сложивших головы в борьбе зацивилизованный арт-рынок. Но всем очевидно, что хотя рынок умер, искусство вечно.
В московской галерее Stella Art открылась выставка Ильи и Эмилии Кабаковых «Saint Francois d’Assise», на которой представлены эскизы и макеты декораций к опере Оливье Мессиана, над постановкой которой художники работали в 2003 году. Преображение классика московского концептуализма в театрального художника ничуть не удивило ИРИНУ КУЛИК.
Опера Оливье Мессиана «Франциск Ассизский», своего рода opus magnum выдающегося экспериментатора, создавалась на протяжении восьми лет (с 1975 по 1983 год), а длится около пяти часов. В сентябре 2003 года это монументальное произведение было поставлено в Бохуме в рамках Рурской триеннале. Художниками-постановщиками выступили Илья
и Эмилия Кабаковы. Для классика московского концептуализма «Франциск Ассизский» стал первым опытом сценографии. Ничего неожиданного в этом нет — и не только потому, что многие выдающиеся западные современные художники сотрудничают с театральными режиссерами. Сам жанр тотальной инсталляции, разработанный Кабаковым, является своего рода театром без актеров. Он сам говорил, что тотальная инсталляция «должна напоминать сцену театра, когда на нее поднимается зритель во время антракта, как в „Cats» на Бродвее».
Впрочем, конструкция, созданная им для бохумского «Франциска Ассизского», ничем не напоминает ни мхатовский натурализм классических «тотальных инсталляций», ни бродвейское шоу. Все пять часов зрителям, собравшимся в переделанном под театральный зал старинном фабричном здании, предлагается созерцать гигантский стеклянный купол, подвешенный над сценой горизонтально, так, что его чаша располагается за спинами музыкантов и облаченных в монашеские одежды певцов, которым отведены узкие помосты вокруг оркестра. В галерее можно увидеть макет этого сценического пространства, эскизы костюмов и декораций, фотографии, а также видеозапись спектакля, позволяющую убедиться в том единственном, что способно отвлечь публику от слушания музыки,— это изменяющееся освещение, окрашивающее ажурную конструкцию купола в различные цвета. Ажурный купол выглядит удивительно емким и точным образом для оперы классика модернистской музыки XX века, посвященной католическому святому. Декорации Ильи Кабакова отсылают и к куполам итальянских ренессансных церквей, и к витражным «розеткам» готических соборов. И в то же время это сооружение напоминает и конструктивизм, и модерн: решетчатый купол выглядит не только как старинный храм, но и как какой-нибудь вокзал и пассаж второй половины XIX столетия.
«Франциск Ассизский» кажется минималистским и хай-тековским театром даже не художника, сколько архитектора и уже ничем не напоминает привычное творчество господина Кабакова, некогда поразившего западный мир тщательной реконструкцией уникального опыта советскости. Но, пожалуй, у местной публики это импозантное зрелище может вызвать неучтенную ассоциацию с куполом павильона «Космос» на ВДНХ. Впрочем, ассоциативная цепочка ведет вовсе не к той «коммуналке», которую Илья Кабаков, как и герой его инсталляции «Человек, улетевший в космос», давно покинул. В конструкции для бохумской постановки и вправду мерещится нечто научно-фантастическое: наклонный купол напоминает гигантскую антенну, улавливающую космическую музыку сфер.
Ирина Кулик
Возвращение Ильи Кабакова
Илья Кабаков — из ныне живущих российских художников самый известный и самый дорогой (в марте его картина на аукционе «Phillips de Рurу» была продана за 6 миллионов долларов). Только уже двадцать лет звезда отечественного искусства живет за границей: с началом демократических преобразований на родине певец советского коммунального быта тут же покинул страну с твердым намерением не возвращаться. Однако случилось странное. К собственному 75-летию Илья Иосифович преподнес неожиданный подарок самому себе и москвичам: осенью в столице прошел настоящий фестиваль имени Кабакова. Он и его жена-соавтор Эмилия приехали в Москву, чтобы показать сразу шесть своих проектов разных лет на разных площадках города — в Пушкинском музее, на «Винзаводе» и в новооткрывшемся пафосном Центре современной культуры «Гараж».
Моя родина. Мухи. 1991 год.
Москва встретила классика с энтузиазмом. «Московскую ретроспективу» поддержали не только многочисленные частные фонды, но и Министерство культуры РФ и Правительство Москвы (по крайней мере, так значилось в пресс-релизах). В «Гapaже» прошла двухдневная конференция с участием международных звезд кураторской и критической мысли (сама чета Кабаковых, кстати, ее проигнорировала, что и правильно: присутствие на подобном чествовании равнозначно сидению на собственных поминках). Издательство «Новое литературное обозрение» выпустило мемуарно-философическую книгу художника «60 — 70-е… Записки о неофициальной жизни в Москве» до этого доступную лишь западным славистам. Академия художеств приняла Кабаковых в свои члены — и мантии надевал сам Зураб Церетели. Ну а самое главное — очереди из желающих посетитъ выстроенную на «Винзаводе» инсталляцию «Туалет» (внешнее подобие привокзального сортира с имитацией типичной советской квартирки внутри) может позавидовать всякий настоящий привокзальный сортир. Тем более что за осмотр произведения искусства брали серьезные деньги.
Мнения об актуальности сегодня пассеистического, устремленного в советское прошлое творчества Кабаковых (хотя проект «Ворота» в ГМИИ не имел к отечественной истории никакого отношения) полярно разделились. Мы осенью печатали подборку высказываний представителей арт-сцены разных поколений, противоречащих друг другу. Кажется, эстетика Кабакова — скорее метафизика, чем архивация. Но это тоже личное мнение.
Тут другое: Кабаков вернулся хотя бы работами. А на 2009 год в столице обещан еще один проект- «Корабль толерантности». У одной из набережных Москва-реки будет выстроена шхуна, паруса которой раскрасят дети всего мира. Эмилия Кабакова прочтет лекцию на тему согласия и уважения. Но вот это уже чересчур — все-таки художники заметно постарели.
В галерее «ПРОУН» в Центре современного искусства «Винзавод» проходит выставка «Потерянный рай». Рай хозяйки галереи искусствовед Марина Лошак и коллекционер Мария Салина искали в разнородных, хотя и в предсказуемых направлениях — исторический авангард и современное искусство, произведения наивных художников и изделия традиционных культур и ремесел вроде французской вышивки середины XV века, буддистских танка с Тибета или турецкой лубочной картины на стекле «Девушка с павлинами» XIX века, которые, так или иначе, представляют нечто, похожее на райские кущи или их ангелических обитателей. Так что резные деревянные херувимы с Западной Украины тут могут соседствовать с «Nimbi di ferro» неоакадемиста Дмитрия Топальского — торчащими из стены ржавыми железными кольцами, в которых только подпись позволяет узнать нимбы, а не куски арматуры. А бумажные коллажи Тимура Новикова (видимо, фирменных «тряпочек» семья не выдала), иронический реквием по утраченной красоте классики или хотя бы старинного китча, наглядно рифмуются с возвышенными «прототипами» — стилизованными под античность фотографиями обнаженных моделей одного из классиков гомоэротического искусства, немецкого фотографа конца позапрошлого века Вильгельма фон Глёдена и китайскими нашивками на женскую рубашку. Их орнаменты отсылают к опять же буддистским мандалам, представляющим модель мироздания.
«Потерянный рай» немного напоминает главную выставку только что закончившейся 3-й Московской биеннале современного искусства «Против исключения». И, правда, название проекта Жана-Юбера Мартена было бы прекрасным девизом для рая, в который могут попасть не все достойные, но все на него уповающие. Впрочем, вопреки усилиям устроителей, легко заметить, что рай у участников выставки — далеко не общий.
Табурет. 2001 год. На фоне цыганского ковра.
Так, Илья Кабаков сооружает рай-«секретик» под табуретом (так и называется инсталляция 2001 года) с карликовым, наподобие окрестностей игрушечной железной дороги, пейзажем и висящим между перекладинами ангелочком — сугубо приватный Эдем, в который можно разве что заглянуть одним глазком, но никак не попасть. Куда более гостеприимным выглядит рай, представленный на складне «Цветочный луг» наивного сюрреалиста Леонида Пурыгина, — во всяком случае, в этом приснившемся ему раю художник, как следует из подробной надписи на картине, встретил коллегу — Дмитрия Александровича Пригова.
Что касается художников русского авангарда и их современников, на которых, как правило, и специализируется «ПРОУН’; то они представлены произведениями, изображающими, собственно, не рай. но ангелов, причем таких, к которым больше всего подходит грозное определение «Воинство небесное». Строгий, взыскующий «Архангел» Василия Чекрыгина, исступленные, скорее экспрессионистские, нежели иконописные герои «Эскиза композиции» 1914 года Ольги Розановой, исполненные архаического неистовства персонажи иллюстраций Натальи Гончаровой к поэме Алексея Крученых «Пустынники» — все они отнюдь не выглядят райски безмятежными и умиротворенными. Напрямую рай упоминается только в одной из работ этого периода — но это именно что «Изгнание из рая» Кузьмы Петрова-Водкина.
В раю, судя по выставке, пребывают только наивные художники — даже не имеющие прямых отсылок к религиозной тематике. Их произведения выглядят убедительнейшим изображением райских кущ, причем не евангельских небес, на которые праведники попадают только после смерти, но библейского рая земного, в котором Адам и Ева обитали до грехопадения. Гостеприимный и отнюдь не аскетичный Эдем возникает на полотнах Елены Волковой, пишущей, например, пикник среди деревьев с ломящейся от всевозможных яств «скатертью-самобранкой» и в изображающих советскую идиллию картинах Павла Леонова — с фонтанами, бьющими среди дворцов в духе приземистого провинциального сталинского ампира, с тройками, велосипедами и автомобилями, аттракционами, с возделывающими Елисейские поля с тракторами, прикидывающимися участниками народной самодеятельности ангелами со скрипками и гармошками и самим художником в белом костюме в стиле фильмов Александрова. Впрочем, главным украшением и едва ли не хозяевами этого наивного рая (ведь их отсюда никто никогда не изгонит) оказываются не ангелы или люди, но всевозможные животные невиданной красы — например, лисица, белая лошадь или олень Елены Волковой или же удивительные деревянные, с жестяным опереньем павлины — творение каргопольского умельца Ивана Ригина 1960-х годов.
Если иконопись умиляет тем, что звериные лики в ней похожи на человеческие, то у наивных художников люди, напротив, обретают невинность и грацию зверей — как, например, похожая на большую уютную кошку пышная обнаженная «Сибирская красавица» той же Елены Волковой. А вот «Черный лев» Пиросмани, плавный гвоздь выставки, начисто лишен какой-либо антропоморфности. Неизъяснимый этот зверь — явно из той же породы, что и знаменитый «Тигр» Уильяма Блейка: «Тигр, о
«Тигр, о тиф, светло горящий
В глубине полночной чащи,
Кем задуман огневой
Соразмерный образ твой?»
Только никаких сомнений в том, что
«та же сила,
Та же мощная ладонь
И ягненка сотворила,
И тебя, ночной огонь»
полотно Пиросмани не вызывает. Его лев — полноправный обитатель рая, в котором, как понимаешь внезапно, также может быть и ночь.
Экспозицию «Потерянный рай» дополняет несколько парадоксальных и остроумных видеокомментариев — этаких адаптированных к современным реалиям инструкций если не по обретению рая, то хотя бы по его поискам. Тут есть снятый, преимущественно на Гоа, документальный фильм Андрея Лошака «План побега» посвященный медному понятию дауншифтинга, и запись тренинга по кундалини-йоге — вполне закономерные истории про нынешних русских яппи, осваивающих практики
нью-эйджа, который кто-то остроумно определил, как «духовность без бога». Куда менее ироничным комментарием к теме рая выглядит нарезка из культового «Беспечного ездока» Дениса Хоппнера — впрочем более убедитесьный хипповский рай конца 1960-х сегодня выглядит столь же безнадёжно утраченным, как и библейский Эдем.
Ирина Кулик.
…..Вологодский бизнесмен, коллекционер, меценат, издатель и даже художник, знаток и поклонник московской концептуальной школы Герман Титов в придуманной им серии «Библиотека московского концептуализма Германа Титова» только что выпустил очередную книгу, «Каталог» — беседы самого знаменитого на Западе российского художника Ильи Кабакова и филолога, культуролога преподавателя штературы и философии в Эморийском университете (США) Михаила Эпштейна. Пока публикуем выдержки из его монологов, касающихся детской иллюстрации, которой Илья Иосифович активно занимался. Публикуем в связи с выставкой в «Царицыно».
На выставке «Ручная книга».
«У меня нет откровения по поводу действительности, кроме боли и неприязни. Но у меня огромный репертуар, от которого я отталкиваюсь. У меня были образы, которыми я манипулировал. Мне было очень легко делать детские иллюстрации. Потому что это импровизация не на тему животных, которые реально существуют, а на тему изображений животных, которые в моем репертуаре имелись в большом количестве. Я мог нарисовать любого зайца а любом ракурсе, но это не был заяц а была импровизация на все рисунки зайцев, которые были в моей памяти.
У меня отсутствовала любовь к художвственному труду. Я этого терпеть не могу. Я безумно люблю халтурщиков и высоко ценю их ревностное старание, ужимки, увиливание, когда они всучивают заведомую халтуру вместо полноценного продукта. Вся моя детская иллюстрация построена на этом.
Я оказался в мире профессии, которая мне невероятно тягостна и чужда, но я ничем другим не способен заниматься. Я, как загнанный заяц, стал художником, помимо самого себя. У меня было полное непонимание того, как перенести впечатления от натуры на бумагу. Мне не оставалось ничего другого, как имитировать чужие рисунки, сделанные с натуры».
Федор РОМЕР
