Мочальский Дмитрий
Дмитрий Константинович Мочальский (1908-1988) — советский художник. Родом из Петербурга. Окончил институт живописи, скульптуры и архитектуры Академиии художеств в Ленинграде.
Небольшая выставка в двух проходных залах постоянной экспозиции искусства XX века в здании Государственной Третьяковской галереи на Крымском Валу, посвященная столетию советского классика, называется «Дмитрий Мочальский — романтик соцреализма» Формулировка красивая, но мало что объясняющая. Замечательный рисовальщик и тонкий колорист, Мочальский родился не в том времени и не в той стране. Не совсем правильное, «непролетарское» происхождение даже явилось причиной того, что его выгнали в 3О-е годы из художественного училища (правда, потом восстановили).
Возвращение с демонстрации (Они видели Сталина) 1949 год.
То, что он, являясь беспартийным, с партийной истовостью отражал свою эпоху и был увенчан партией и правительством регалиями и наградами («Народный художник СССР: «действительный член Академии художеств СССР, первый секретарь Московского отделения Союза художников СССР, лауреат Государственной премии РСФСР имени И.Е.Репина, и т. д), дела совершенно не меняет. Да, Дмитрий Константинович за свою долгую восьмидесятилетнюю жизнь застал и революцию и войну, и хрущевскую «оттепель», покорение целины, даже раннюю перестройку. Ему случилось увидеть зарождение советской власти, ее пик и падение, начало Великой Отечественной и победу над фашизмом. Он начинал в период расцвета авангарда (и даже успел поучиться у Малевича и Петрова-Водкина). а затем чувствовал превращение искусства в застойное болото, в котором правят бюрократы. Был признан коллегам и зрителями, более полувека преподавал в Суриковском институте, был заведующим кафедрой живописи.
Но почему же от его полотен веет такой грустью и даже безысходностью? С одной стороны, он великолепно писал пространство — даже в небольших эскизных работах чувствуются прозрачность небесной выси и безбрежность полей. Однако его целинники — не то чтобы мрачные, нет, но какие-то безрадостные. Вся жизнь у них — как война. Недаром сам художник сравнивал условия жизни на целине с прифронтовым бытом, который он ощутил на себе. О не приукрашивал происходящее, скорее — обобщал, придавал условность интерьерам и облику людей. Что создает ощущение бытовой эпичности — такой вот эпос без пафоса.
Родись он где-нибудь в Париже или Лионе, рисовал бы весенние поля Франции, улочки и бульвары, трактирщиков и гарсонов. Но судьба произвела его на свет совсем в другой стране, и эта страна, похоже, почти не коснулась души художника. Смотришь на его картины и спрашиваешь невольно: «Ну и где тут социализм?!» В любой местности могут проживать столь же сдержанные в выражении своих эмоций труженики, точно такие же многодетные семьи, такие же крестьяне, ежедневно тянущие лямку, похожие на эти бескрайние просторы. Если отсечь красные знамена, на его холстах совершенно не проглядывает ничего пропагандистского, ничего агитационного. Да и та ли это была жизнь, за которую можно агитировать?
Чтобы дойти до выставки Мочальского, надо в постоянной экспозиции миновать таких разных советских живописцев, как Дейнека, Кончаловский, Фальк, Лучишкин, Лактионов, Яблонская. Поневоле начинаешь сравнивать. Дмитрий Мочальский, безусловно, отличается от многих своих собратьев по цеху какой-то приглушенностью высказывания. В нем нет ни дейнековского страстного динамизма, ни лактионовской солнечной витальности, ни грустного символизма Лучишкина, ни простодушного пафоса Яблонской, ни фальковской надмирности. Мочальский не обличает, конечно, происходящее в стране, но и «за» высказывается как-то не слишком рьяно.
Именно Мочальский показывал Хрущеву в декабре 1962-го на знаменитой выставке в Манеже, посвященной 30-летию МОСХа, «Обнаженную» Роберта Фалька которую народ потом переименовал в «Обнаженную Вальку» — ведь именно он возглавлял тогда московское отделение СХ. И на него первого обрушился гнев генсека — «пидарасы» Неизвестный и Янкилевский были часом позднее. Теперь это странно, но при жизни у функционера такого уровня, как Мочальский, не было ни одной большой выставки: организаторы нынешней гордятся, что это первая музейная ретроспектива. Может, дело действительно в какой-то особой скромности художника. И полотна его не поражают размерами. Единственный большой холст во всей экспозиции — «Победа Берлин. 9 мая 1945 года» (1947).
Умер Дмитрий Мочальский в 1988 году на работе, в деканате Суриковского института. Тем критикам, которые ехидно пишут; что выставку покойного мэтра можно было бы и устроить по месту его службы, хочу возразить. Подобное пренебрежение, вероятно, вызвано глубоко иерархическим мышлением: раз не писал вождей, как монстры соцреализма Герасимов и Ефанов, а был «простым» бытописателем — не место, мол, ему в Третьяковке. Он в самом деле не рисовал партийных лидеров. Самая знаменитая картина Мачальского. «Возвращение с демонстрации» 1949 года имеет второе название — «Они видели Сталина» И лишь его герои видели Сталина, а не зритель. Да и радость пионеров со свернутыми флагами связана явно не с тем. что им с Мавзолея, не видя их. помахал отец народов. А неожиданно камерная экспозиция в Третьяковке дает довольно полное представление о непарадной стороне жизни обычных советских граждан, не вкусивших сочных плодов социализма, а смиренно пахавших на него. Но картины их аскетичного быта имеют не топью исторический и культурологический интерес: неяркая жанровая живопись Мочальского дарит настоящие находки. Такие, например, как холст, датирований 1988 годом. Восьмидесятилетний художник пишет необычайно легко и светло, как будто демонстрируя нам высокий класс, виртуозность, все то, что он накопил за многие десятилетия труда.
Есть у выставки еще и дидактический момент, своей наглядностью видим, что ни на каком пленэре. Ни в степях, ни в уютных домашних итерьерах невозможно спрятаться от эпохи. И для художника существует, по большому счету, лишь два пути: пойти в ногу со временем или сойти на обочину. Встать на пути у истории и прикрыть глаза — не получится.
Ирина ДРАГУНСКАЯ
