Рожков Юрий
Здесь приведена статья Ларисы Константиновны Алексеевой, заведующей отделом истории литературы ХХ века ГМИРЛИ имени В.И. Даля «Неизвестный мастер ХХ века (временный памятник Юрию Рожкову) // Литературная учеба. 1990. N 5. С. 178-185.
Эта статья также вошла в сборник Л.К. Алексеевой, который называется «Игра пера и кисти, или Рождение жанра» (Москва, «ЛУч», 2014). В указанной книге: С. 238-244
Материалы, представленные в статье хранятся в ГМИРЛИ имени В.И. Даля.
На своей выставке-отчете «20 лет работы», наглядно и ярко во всем многообразии строго отобранных материалов отражавшей «воловий» труд поэта, Маяковский представлял коллажи-иллюстрации 1924 года к поэме «Рабочим Курска, добывшим первую руду, временный памятник работы Владимира Маяковского». В каталоге отметил: «Временный памятник (монтажи Рожкова. Оригинал. Ждет печати)».
Когда к 80-летию поэта эта выставка, переданная им в Литературный музей, была восстановлена, а затем побывала во многих городах и странах мира, рожковские коллажи стали своего рода классикой — самобытным воплощением утверждаемой Маяковский «новизны материала и приема», эффектным примером авангардного искусства революционных лет. В 1971 году на выставке в Лондоне «Искусство революции» экспонировалось 25-метровое панно из крупно воспроизведенных коллажей Рожкова, выполненное немецким художником Лютцем Беккером. который затем сделал документальный фильм на ту же тему с использованием оригиналов. Впервые их издание — роскошное факсимиле, сопровожденное «синхронным» переводом на немецкий язык и аппликатурой текста самой поэмы, почти полностью включенного в шестнадцать монтажей,—осуществлено в Дюссельдорфе в 1980 году.
У нас эти иллюстрации тоже хорошо известны исследователям творчества В. В. Маяковского. Подробно о них писала А. П. Ефимова, подчеркивая своеобразие и оригинальность опыта Рожкова в передаче структуры стиха «как бы по первому впечатлению»: «Он словно включает нас в то время, когда была написана поэма, когда она звучала в исполнении самого Маяковского». Но об авторе этой работы-кто он, где учился, какова его судьба —не было известно ничего. Существовали предположение и изустная легенда, что он, студент ВХУТЕМАСа, подарил свои монтажи поэту в день открытия выставки. Однако подтвердить это не удавалось —в литературных и в художественных кругах имени Рожкова больше нигде не встречалось, молчали о нем современники и мемуаристы.
И вот совсем недавно этот пробел восполнила Инга Юрьевна Матиссен-Рожкова, передавшая в Государствнный литературный музей материалы из семейного архива.
Юрий Николаевич Рожков родился в 1898 году в Орехово-Зуеве в семье инженера-технолога текстильной фабрики. Еще юношей увлекся революционными идеями, посещал большевистские кружки рабочей молодежи, в октябре 1917 года вступил в РКП(б). Школу заканчивал, проходя одновременно курсы санитаров и стрелковую подготовку в красногвардейском отряде, затем участвовал в уличных боях в Москве, охранял IV чрезвычайный съезд Советов, а в марте 1918 года — уехал на Южный фронт. Был конным разведчиком, попал в плен и едва не погиб… «Среди белогвардейцев оказался человек… с которым папа учился в гимназии,-рассказывает Инга Юрьевна,-Он не сказал, что они знакомы, и вызвался выполнить приговор, а сам отпустил его. Благодаря этому человеку папа остался жив». Не правда ли, сюжет прямо-таки из романа или приключенческого фильма с почти привычным хэппиэндом —
Иллюстрации к поэме В. В. Маяковского «Рабочим Курска,
добывшим первую руду, временный памятник работы Владимира Маяковского». 1924, коллаж.
«красные всегда победят». Но реальные факты человеческих биографий, типизированные историческими схемами и растиражированные кинобоевиками, жизнью каждый раз вплетались в свою канву. Рубцы от металлических шомполов остались у Рожкова навсегда, привели к туберкулезу легких и ранней смерти, а встреча однокашников (и это опять, как в кино) тоже оказалась не последней. Много лет спустя они столкнулись на Арбате, и Юрий Николаевич «не узнал» своего спасителя: «ведь он был враг», и для недавнего инструктора-ревизора НКВД (1918-
Авторские фотокопии монтажей к стихотворению В. В. Маяковского «Еврей», 1927. ГЛМ
Ю. Н. Рожков, 1922. ГЛМ
1920), партийного и советского работника, человека, искренне преданного идеям, воспринятым с юности и политым собственной кровью, «недонесение» означало сокрытие, было серьезным психологическим испытанием… «Мама его убеждала в том, что он поступил правильно, отблагодарив товарища за спасение жизни,
но его еще долго мучила совесть».
…В 37-м Рожков не избегнет участи многих-в связи с арестом брата будет исключен из партии и, хотя благодаря самоотверженной настойчивости жены его вскоре восстановят вновь, бесследно это не пройдет. Болезнь обострилась, и с сентября 1937 года Юрий Николаевич стал инвалидом первой группы. Его автобиография, написанная за пять дней до смерти, 23 января 1940 года,— потрясающий документ. Явно предназначая ее в какие-то официальные, скорее всего партийные инстанции. Рожков всю свою жизнь свернул в 15 чётко сформулированных пунктов, в каждом из которых прежде всею отстаивал свою честь коммуниста:
«10. В 1920-28 гг. работал в ЦК ВКП(б) информатором, завинформчастью и пом. Зав. Информ. отделом, одновременно в 1922—24 гг. учился в Моск. Гос. Университете и на курсах марксизма Ком. Академии, участвовал в работах оргкомиссий парт, съездов (с JX по XV-ый)… В качестве партприкрепленного работал на заводах Гознак, «Красный Октябрь», Электрозавод. В Московском Университете был членом бюро партячейки Хим. отделения, принимал участие в борьбе с оппозицией среди студентов и в Ком. Академии. Присутствовал почти на всех выступлениях т. Ленина в те годы…
11. В 1929-31 гг. по командировке ЦК ВКП(б) в счет парттысячи учился и окончил Моск. геологоразведочный институт инженером-разведчиком…
12. С мая 1931 г. по 1937 г. работал инженером-разведчиком… руководил разведкой в золотой промышленности Сев. Казахстана и выполнял научно-исследовательскую работу. За открытие 33-х промышленно-ценных месторождений рудного золота занесен на Всесоюзную доску почета ИТР… Все партийные перерегистрации, проверки и чистки прошел без всяких замечаний и взысканий».
Такова биография этого человека-необычная и в то же время точно узнаваемая. В ней есть что-то корчагинское, и это сходство еще больше подчеркивает ранняя фотография Рожкюва: открытое лицо, аскетичность облика, в котором ощущается романтика и стойкость характера.
Было:социализм — восторженное слово!
С флагом, с песней становились слева,
и сама на головы спускалась слава.
Сквозь огонь прошли, сквозь пушечные дула.
Вместо гор восторга — горе дола.
Чуть ироничное звучание этих строк не снижает их пафоса. Кажущиеся «передержанными» в своей политической ориентации страницы рожковской биографии не заслоняют легендарности, деятельной и творческой активности стоящей за ней личности. По воспоминаниям дочери, это был общительный человек, увлекавшийся рисованием и фотографией, игрой на мандолине, мастеривший из дерева, любивший устраивать домашние праздники. Но в семье хотя и знали о знакомстве Юрия Николаевича с Маяковским, видимо, относили его к разряду случайных, малозначительных для поэта, и всерьез говорить о соавторстве, имея в виду монтажи-иллюстрации отца, никому не приходило в голову. Увлечение, хобби, знак интереса к поэзии Маяковского —не больше. Правда, Инга Юрьевна передает рассказ матери о том, как в феврале 1927 года отец, уезжая в санаторий, оставил телефон поэта на случай затруднения с деньгами — Владимир Владимирович был должен за монтажи, которые предполагал издавать за границей. Важное свидетельство, тем более что в семейном архиве сохранились фотокопии пяти монтажей к еще одному произведению Маяковского — стихотворению «Еврей»,— выполненные в 1927 году. Своему партнеру по шахматам, Н. А. Пономареву, Ю. Н. Рожков показывал эскизы к поэме «Флейта-позвоночник». Все это не было издано, и трудно теперь сказать, где находятся оригиналы работ, сохранились ли они. Совершенно определенно лишь то, что монтажи Рожкова вызывали интерес и живое участие Маяковского, которого всегда вдохновляли всякое новое «увидение», жажда открытий и еще—делание вещи, рукомесло, сохраняющее дух творчества.
Известно, что большинство прижизненных изданий поэта создавалось при его непосредственном участили руководстве. Для многих иллюстраторов новаторство поэзии Маяковского, его авторитет художника, непримиримость к эклектике, шаблону, устаревшим формам оказывались непреодолимым барьером, а все попытки традиционного изобразительного пересказа оборачивались примитивом, неудачей. И, бесспорно, самым «созвучным» поэту оказался А. М. Родченко, применивший в поисках художественных приемов новой полиграфии коллаж и фотомонтаж. Признавая за Родченко «добрые боевые заслуги в области живописного фотомонтажа», Маяковский видел в этом искусстве завтрашний день. Иллюстрация, «свинченная» из деталей печатного и фотографического материала, техничная, как работа инженера или ремесленника, остается при этом настоящим художественным произведением, единственным и уникальным в своем роде.
Неким полиграфическим экспериментом в конструктивистском стиле можно считать и коллажи Ю. Рожкова. В отличие от родченковских фотомонтажей, композиционно точно продуманных, лаконично передающих основной смысл, идею произведения, они
ближе к аппликации, нацелены на максимально полное соединение текста и зрительных образов. Причем концентрация последних оказывается настолько высокой, что строки поэмы, введенные в изобразительный ряд, воспринимаются как шрифтовое оформление и трудно читаются. Если фотомонтаж—это синтезированное метафорическое фотоизображение, требующее основательного владения фототехникой, то коллаж, составленный из наклеиваемого на лист печатного материала, как это у Рожкова, выглядит более дискретным. Перед нами уже не образ идеи, а скорее что-то вроде современного видеоклипа, в котором реалии и фантастика, обыденность и гипербола, исторические времена и пространства сведены в несколько «кадров», раскрывающих образную структуру произведения. Как верно отмечала А. П. Ефимова, «кажется, что именно слуховое впечатление от поэмы определило метод художника. с помощью которого он перевел ее
на изобразительный язык». Догадка о том,-, что Ю. Рожков был одним из слушателей поэмы в авторском исполнении, получает теперь веское подтверждение—он учился в Московском университете, когда Маяковский впервые читал свою поэму в студенческом клубе на Моховой, в помещении бывшей церкви. «Тогда в клубе отсутствовали ряды стульев… В большинстве народ стоял на ногах, некоторые взобрались на сцену и сидели вокруг Маяковского, у его ног. Молодежь стояла толпой, в кожаных куртках, солдатских шинелях и другой верхней одежде, как будто это был уличный митинг. И вот на фоне церковного золота Маяковский начал читать «Рабочим Курска…». Эти новые стихи с такой верой в грядущее молодежь восприняла бурно-восторженно».
Студенческая аудитория приветствовала стихи, которые критики назовут «плохой политической поэзией», «рифмованной полемикой на литературные темы». А это был вызов, новое «Нате!» всем чинопочитателям, фанфаронам официальной заслуженности, взрывом уже накопившихся юбилейных постаментов— «Курскам ваших мраморов не нужно»:
Трем Андреевым,
всему академическому скопу,
копошащемуся
у писателей в усах,
никогда
не вылепить ваш красный корпус,
заводские корпуса.
Темперамент поэта захватывали, покоряли, звучали призывом к действию.
1930 год.
…Юрий Рожков очень скоро фактически стал одним из героев Маяковского— тем «рыцарем», пришедшим в землю врыться», которые не думали о славе и памятниках, убежденно служили идеям времени, подтверждая их всем своим существованием, или, как поэт, расставаясь с ними вместе с жизнью. Крупный инженер-геолог, руководитель всех геолого-поисковых и разведочных работ на золото в Северо-Восточном Казахстане, талантливый ученый-исследователь, Рожков, независимо от сознательно сделанного выбора, все-таки остался еще и художником, единомышленником Маяковского, оригинально выразившим образы его поэзии в конструктивной графике монтажа.
