Магритт Рене
Художественная жизнь в уходящем году явно налаживалась. По крайней мере в Москве и Санкт-Петербурге, где можно было увидеть выставки на разные, и притом взыскательные, вкусы. Приверженцы живописи классической, видимо, не пропустили юбилейную экспозицию ГМИИ имени Пушкина, в которой поучаствовали шедеврами крупнейшие музеи мира. В том же Пушкинском и в Эрмитаже показали выставку «Сезанн и русский авангард», на которую выстраивались очереди, несмотря на то что большая часть экспонируемого давно знакома музейным завсегдатаям. Русский музей громко отпраздновал столетие выставкой «Музей в музее», продемонстрировав свое уникальное собрание русского авангарда. Образцовой по продуманности экспозиции оказалась выставка Рене Магритта, привезенная американским фондом Менил.
До нее классик сюрреализма, мастер визуальных парадоксов был знаком отечественному зрителю только по репродукциям. Весенняя ярмарка «Арт Москва» убедила, что у современного искусства нашлась своя публика и в нашей стране традиционных художественных предпочтений. А зрелищные выставки Московского международного месяца фотографии, познакомившие с лучшими мировыми фотографами моды, и сенсационный показ в Манеже снимков, сделанных Николаем II для своего семейного альбома, привели в выставочные залы даже людей, редко туда заглядывающих. Все эти события только возбудили зрительские аппетиты — жадно захотелось еще больше новых художественных впечатлений. Но летний кризис заставил умерить желания. Музеи потеряли своих основных меценатов — крупнейшие российские банки, а государство, как известно, уже давно экономит даже на отоплении и освещении. Похоже, в следующем году зрителям двух столиц придется посидеть на удручающе голодном пайке — пересматривать старые экспозиции да еще те, что подготовят к пушкинскому юбилею. То есть разделить печальную участь с жителями других городов нашей небогатой страны.
Ольга Кабанова
Сегодня в Государственном Эрмитаже открывается первая в России персональная выставка Рене Магритта. Живописные полотна представлены Собранием Менил (Хьюстон, США), где собрана крупнейшая коллекция работ Магритта, и Художественным центром Ретретти (Финляндия). Магритт начинал с рекламы бульонных кубиков, производством которых занимался его отец. Кое-кто может сказать, что это наложило отпечаток на всю его жизнь. В каком-то смысле они правы — для какой только рекламы не использовали картины Магритта. Вершиной «рекламной» карьеры художника стало решение Андре Бретона поместить его работу на обложку своей книги. И это при том, что первой выставки в Париже Магритту пришлось ждать почти 20 лет. Вообще, отношения знаменитого бельгийского сюрреалиста с руководителями движе-ния были далеки от безоблачных: взаимный интерес сменялся ссорами.
Рене Магритт. La condition humain. 1933 год.
ния были далеки от безоблачных: взаимный интерес сменялся ссорами. Его репутация была неустойчива настолько, что мерило успеха во Франции — словарь Larousse в 1958 году ничего не писал о Магритте. Другой бельгийский сюрреалист, Поль Дельво, которому повезло больше, был Магриттом почти проклят. «Он занял мое место под солнцем»,— сказал оскорбленный и униженный классик. Отомстило время. В конце 50-х Магритт познал оглушительный коммерческий успех, персональные выставки шли одна за другой. А уже в 60-е его репутация немодного маргинала была сильно поколеблена вниманием со стороны сверхмодных философов и художников. О нем писали Фуко и Деррида, он сотрудничал в журнале Хайдеггера, на него ссылались Энди Уорхол и Джим Дин, он стал своим для поп-артистов и постмодернистов. Он говорил, что не хочет принадлежать своему времени. Ему это удалось — он принадлежал искусству всего XX века.
«Музей в музее» и экспозиция Магритта — это те выставки, о посещении которых вы не должны пожалеть, полагает обозреватель „Ъ» Екатерина Деготь. Хотя в этом году прошли две художественные ярмарки, «Арт-Москва» и «Арт-Манеж», и обе они были гораздо лучше, чем в прошлом году, все же самые приятные неожиданности подарили музеи. Пальму первенства следует, пожалуй, отдать Русскому музею: в его филиале, Мраморном дворце, этим летом был открыт «Музей в музее» — реконструкция экспозиции первого в нашей стране Музея современного искусства, основанного при Малевиче, потом превратившегося в отдел Русского музея, а потом уничтоженного. Внушительный каталог этой выставки с опубликованными в нем документами — сам по себе событие.
Другим приятным сюрпризом стал привезенный из США Рене Магритт, чью выставку увидели жители Москвы и Петербурга. В Нью-Йорке он не стал бы событием, но у нас… Зато новейшая экспозиция советского искусства в Третьяковской галерее на Крымском валу может и по нью-йоркским меркам считаться самым неудачным художественным опытом года. Однако, возможно, главным событием последних месяцев 1998 года следует считать возобновление феномена очередей за искусством: как в 70-е, люди часами стоят на морозе, чтобы попасть в Пушкинский. Даже не знаешь, радоваться этому или нет.
Выставку Рене Магритта, открывшуюся в Музее личных коллекций, можно считать, по нашим отечественным меркам,образцовой, а по общепринятым — нормальной. Она собрала двадцать девять безусловно значительных работ одного из самых известных художников XX века и, несмотря на свою камерность, способна дать верное представление о сути и характере его творчества.
К выставке издан хорошо отпечатанный каталог с обстоятельной,глубокой й прочувствованной статьей Дэвида Сильвестра. В ней излагается биография Магритта, подробно описываются его принципиально важные работы, дается их увлекательная, как детективное чтение, интерпретация. Каталожная статья пленяет тем, что ее автор успешно избегает и категоричности в суждениях о картинах, и эффектной драматизации биографии их автора, то есть не превращает историю искусства ни в сухое изложение фактов, ни в завлекательную «лав стори» или психоаналитический роман, хотя обстоятельства жизни Магритта — мучительные воспоминания о раннем самоубийстве матери и болезненная привязанность к жене — дают для этого поводы. Сильвестр рассуждает о природе живописи, иллюзорности и обманчивости ее образов, о возможности изобразить невидимое, о соотношении слова и изображения, — а это основные темы размышлений самого Магритта и суть его творчества, — многое объясняет непросвещенному, но заинтересованному зрителю, не упрощая сложного, но и стараясь быть понятым. И это для всего мира — норма. К слову, нашим искусствоведам и газетным критикам чаще, чем многие думают, удается считать читателя и зрителя не только равнодушным невеждой или ученым коллегой.
Великанша. 1929 год.Отображение взаимоотношения полов в искусстве. (страх перед сильной Женщиной)
Ключ к полям. 1936 год.
Путешественник.
Память о здоровье.
Чёрный флаг. 1937 год.
Организаторы выставки — собрание Менил из Хьюстона, предоставившее большую часть картин, — позаботились и о разумности построения экспозиции. Картины развешены в залах редко, что, во-первых, подчеркивает их уникальность, во-вторых, дает возможность зрителям избегать столпотворения. А в том, что выставку захотят посмотреть многие, нет сомнения.
Всем, кто хоть немного интересуется искусством, знакомо имя Рене Магритта, классика сюрреализма — важнейшего художественного течения уходящего века, оказавшего огромное влияние на современную массовую визуальную культуру. Парадоксальные, афористичные, тревожащие сюрреалистические образы, в том числе и придуманные Магриттом, мгновенно приковывают к себе взгляд и накрепко зацепляются в памяти, даже если вам они совсем не нравятся. Не мудрено, что их давно взяли на вооружение режиссеры «ужастиков», производители рекламных плакатов и клипов, оформители бульварного чтива и упаковок для музыкальных дисков.
Популярные магриттовские изображения — ставни с нарисованными облаками, за которыми зияет пустота; «перевернутая» русалка — рыбья голова и женские ноги; ботинки с человеческими пальцами; странная комната, где кровать меньше расчески, а помазок больше шкафа; фигурки людей, падающие на крыши каплями дождя; отвратительное лицо в виде женского торса, где вместо глаз — груди, вместо рта—лобок; взрослый с лицом младенца, держащий на руках ребенка с лицом зрелой женщины; огромное яйцо в клетке для птиц; господин, видящий в зеркале отражение собственного затылка; ветчина на тарелке, в упор смотрящая открытым человеческим глазом, — все эти невозможные, странные, шокирующие и кошмарные образы настойчиво побуждают разгадать их смысл. И редкий зритель не углубляется в это заманчивое занятие. Безнадежное потому, что многие работы Магритта можно толковать как угодно (что охотно делал и сам автор), а многие никак не растолкуешь. Но эта непонятность и недосказанность как раз и завораживает поклонников художника. Магритт и дурачит их своими изображениями невидимого, и зовет познать непознаваемое.
При прошлом режиме сюрреализм у нас был под запретом, считался глубоко извращенным искусством (между тем понятие «сюр» давно и прочно обосновалось в разговорной речи), Такое искусство не выставлялось, дабы не смущать добронравие советского человека и не заставлять его вспоминать детские страхи и эротические фантазии. И хотя репродукции Магритта и цитаты из его картин можно легко найти и в любой энциклопедии по истории искусств, и на страницах дешевого календаря, и в бескрайних виртуальных просторах Интернета, желание увидеть подлинники естественно. В отечественных собраниях их нет, поэтому выставка Магритта в Музее личных коллекций, уже побывавшая в Эрмитаже, дает уникальную, хотя и отчаянно запоздавшую возможность увидеть странные образы, когда-то произведшие революцию в искусстве, а теперь ставшие обыденными. Жаль, конечно, что этой счастливой возможностью могут воспользоваться только москвичи и петербуржцы. Но что делать — в бедной стране не может быть богатой событиями культурной жизни.
Ольга КАБАНОВА
Художник Рене Магритт. «Любовники».
Загадочное чувство — влечение полов. На биологическую его основу у человека накладывают отпечаток индивидуальные черты психики, воспитание, культурные традиции, социальные условия. Поэтому до сих пор ученые не пришли к единому мнению — где же, в какой сфере происходит сбой, когда влечение изменяет направление, указанное природой.
