Замедянский Игорь

Игорь Леонидович Замедянский (1960) — российский скульптор, график, живописец. Родом из Калининграда. Окончил Суриковский институт.

Туба.

В мастерской Игоря Замедянского тесно от бронзовых скульптур и гипсовых моделей — хорошо еще, он работает в мелкой пластике. а то не разместить все это в студии — стандартной трехкомнатной квартире. Сколько же успел он в свои тридцать лет, диву даешься! От документального портрета до фантастики четко прочитывается античный лейтмотив: от египетских богов Осириса и Гора до проклятого олимпийскими богами Сизифа, мифического труженика — символа бесполезности усилий, уже сросшегося с собственным камнем. Каждый художник — немного Сизиф.

И даже такой вот вроде благополучный тоже.

Осень.

И все же. как определяются пристрастия в каждом конкретном случае? После мастерской Кербеля. с его революционной монументалистикой. вдруг — пластика малых форм и библейские сюжеты. Сам Игорь отрицает прямое влияние мэтра: профессор, к счастью. особенно не мешал саморазвитию. Но, может, тут не только дух противоречия, а как бы зеркальное отражение: ведь и кербелевская лениниана, и гранитная галерея основоположников по всему свету — тоже мифология и своего рода канонизация святых.

В мастерской свои святыни. Венценосный Данте распевает знаменитые канцоны. Девочка в венке из полевых цветов прильнула к шее любимого осла. А «Коронованный Матисс» и впрямь эльф, король цветов, на лысине которого золотистые девушки затеяли хоровод… Величественно взирает Саваоф на суету и тщету страстей мирских, широко простер длани, желая объять весь мир. а на коленях его отрок прижимает к груди голубя. Такой «Троицы» я еще не знал.

В скученности и тесноте обитают тут любимые герои, живут уже собственной жизнью. Меж Пушкиным и Языковым прилегла Муза, осенив поэтов своими крылами. Укоризненно взывает к кому-то пророк Достоевский в рубище. А офицер Гумилев с шашкой на боку — вечный гимназист с торчащими ушами — и не ждет от нас ответа, он его давно знает. Пастернак чутко прислушивается к чему-то внутри себя. С фотографии простодушно взирает Чуковский, готовый рассказать очередную сказку. Из всей компании он единственный трехметровый и, как Гулливер. не уместился бы в этой комнате. Его «посадили» в Переделкине. перед детским пульманологическим санаторием. И детишки с радостью сажают и поливают цветочки вокруг автора «Айболита».

Еще шаг — и прыжок в фантастику. Которая, как ни странно, вовсе и не отход от натуры, а скорее развитие ее, как бы другая грань. Под столом пылится «Кошмар». пока в гипсе, спрятанный от глаз, отставленный, почти забытый. А отлитый в бронзе станет поди преследовать по ночам — ну, просто кошмар (не потому ли и заброшен?). А вот «Нетопырь» на видном месте. Такая милашка, пузатенький лемурчик с пернатыми ушками, с обрубленным хвостиком и попкой щенка. «Оборотень» на наших глазах оборачивается зверем: тело еще человечье, но на четвереньках, мышцы свела судорога, а голова-уже ощерилась волчьей пастью. Не о нас ли сия притча? Или свиное семейство, скопище вурдалаков и упырей — «Послание к потомкам» И, как апофеоз, «Апокалипсис» — зеленая бронзовая саранча… с лицом прекрасной феи. Вот уж привидится— не дай-то Бог. От великого до смешного один шаг?
А от прекрасного до ужасного?..

Аукцион.

Сюрреализм Игоря Замедянско-го интимный, камерный, что ли. Такой домашний сюр, который спокойно, без напряга, соседствует с «сугубым» реализмом. Не противостоит. а как бы дополняет. Триптих «Концерт» — пожалуй, самый наглядный пример переосмысления привычного, обнажения вещи до сути: «Маэстро» — взметнувшийся фрак с дирижерской палочкой. Людей нет в этом оркестре— вызваны души самих инструментов (они же рождают чарующую мелодию): «Туба» и «Виоль д’Амур» — просто две грации, заглянувшие к нам в гости.

Теперь, к счастью, все реже ставят «вопрос ребром»: а понятно ли это искусство народу? Что-то. видно, поняли все мы за последнее время, что не ставим. Но сколько же «непонятного» уплыло в иные страны, а то и вовсе ушло в небытие… А вопрос-то может быть лишь один: бередит ли это, трогает ли (умиляет, радует, раздражает, злит) или проходит мимо, стороной?

Виола любви.

Художник свободен. И все же — немного Сизиф, его кпд порой ничтожен (даже при самой большой работоспособности). Но стоит ему остановиться, как остановится, замрет все.

Давай. Игорь, кати свой камень!

Комментировать

Вам необходимо войти, чтобы оставлять комментарии.

Поиск
загрузка...
Свежие комментарии
Проверка сайта Яндекс.Метрика Счетчик PR-CY.Rank Счетчик PR-CY.Rank
SmartResponder.ru
Ваш e-mail: *
Ваше имя: *

товары