Жигальцев Валерий
Жигальцев Валерий Васильевич(1949-1994) — художник по дереву Вятской губернии.
Много ли в жизни праздников? О которых мы потом вспоминаем с замиранием сердца. Необычных, театральных, фантастических. «Истинная праздничность неистребима»,— заметил кто-то, обронив тем самым уверенность, что есть на земле племя ясноглазых людей, владеющих тайной — дарить праздник.
Посадский мальчик
Теперь уже трудно вспомнить, то ли рассказывал мне кто-то, то ли прочитала в одной из пожелтевших книг, а может, случилось это на самом деле…
но не дает мне — уже сколько лет — покоя одна история.
Жил-был мальчик, обыкновенный посадский мальчик, бегал по утрам на Волгу и смотрел затаив дыхание на баржи, проплывавшие мимо. Разукрашенные, нарядные, словно игрушечные…
Городские мастера, славившиеся своими росписями, делали донцы прялок, готовились к ярмаркам, и мальчик запоминал пышные, звонкие, ярко-голубые, малиновые наряды дам и кавалеров, с черными кудрями, бравых и молодцеватых. А кони! Какие кони, с лебедиными шеями, смотрели на него, точно заклинали: «Не забудь, сбереги в памяти…» И мальчик помнил… И чаепития, и барышень, и катания на тройках, и знаменитую «купавку» — Городецкую розу — белую, голубую, черную… Да, да, через годы, войны, страдания: «Не забыть, не отдать забвению» роскошную, языческую, наивную, смеющуюся Городецкую роспись.
И как только разрешили создавать «артели», как только опять вернулась к жизни народная затейливая роспись, организовал он, рожденный художником и покровителем художников, небольшую фабрику, где стали возрождать Городецкую роспись, и сначала на обычных досках, для милых хозяюшек — купавку и черных коней, райских птиц и румяных молодиц, а потом и наборы — для разных круп, и хлебницы, и ларцы для рукоделия, а на самом деле в почесть, в дар, чтобы семье — «совет да любовь», чтобы как в старину — «каво люблю, таво дарю»… С тем самым, забытым правописанием…
Дарители
«Все мы родом из детства». Вслушаемся в эту мысль Экзюпери. Только в детстве все наши чувства предельно обнажены, мы ощущаем себя частью Космоса, и все деревья, и все птицы, и облака, и каждый цветок — наши родные братья… Потом — все по-другому. Ценности меняются, мы перестаем смотреть на звезды и ждать заката, мы уже не смеемся от счастья, бегая по лужам…
Но… когда мы вспоминаем о празднике, который нас ждет, мы опять становимся детьми. Даже одно-единственное воспоминание о чуде праздника способно потом, всю жизнь, а самые черные минуты согревать душу этим ощущением легкости, радужности, изумления.
Вот почему мудрые люди всех народов старались напитать детскую душу красотой.
Но чтобы праздник состоялся, должны объединиться все, кто хочет, любит и умеет одаривать. Один мой друг, человек с душой романтика и мечтателя, сказал однажды: «Теперь я понял, что люди делятся на две категории: одни — «дарители», другие
— «разрушители». Первых я стараюсь защищать, а вторых — обхожу».
Как щедра была ко мне судьба — она сводила меня с Дарителями.
Дымка
За окном жил своей обычной жизнью зимний город, а здесь, в музее, в стеклянных витринах застыли дымковские игрушки — нарядные, расписные, лукавые, вся эта незабываемая ватага «живых игрушек» — барынь, кормилиц, водоносок, петухов, павлинов, индюков, скоморохов на баранах, цирковых козликов в нарядных панталонах,— и все разрисованные, яркие. Если петух — то розовый, конь — оранжевый, а уж барыни, барыни — одна франтоватей другой! То с кавалером под руку, с зонтиком или с собачкой, в шляпке, с веером…
Затаенная мечта — посмотреть, как они работают, какие они мастерицы, волшебницы, сказительницы… И вот — везение, счастливый случай — заходим вместе с Татьяной Петровной Дуниной, директором художественных мастерских, сначала к подругам — Анне Васильевне Кузьминых и Елизавете Андреевне Смирновой, потом к Надежде Петровне Трухиной, к Валентине Петровне Племянниковой. И… глаза разбегаются, сердце останавливается, дыхание замирает… О, какое это счастье — видеть мир женской ласковой, нежной, загадочной души! У каждой мастерицы — свой норов, свой стиль, своя манера — и жить, и лепить, и… как сказала Валентина Петровна Племянникова (тайная моя детская любовь, всегда останавливалась у ее игрушек и думала: «Интересно, а какая она в жизни?») — «художник, он должен сам удивляться и людей удивлять».
Кто-то повесил картины, кто-то цветы искусно расставил, и везде — ласковый домашний уют. А в стенных шкафах, спрятанные ото всех,— игрушки. Для себя, для выставки. Чтобы, уходя, раскрыть дверцы и — мгновение! — полюбоваться, порадоваться, а может, и погордиться.
«Ничего не скажешь, одно слово — хороша! Получилась, как задумала…»
И сердце радует, и глаз веселит, и в самый серый день напоминает о лете, о празднике, о гуляньях, хороводах, молодости, о деревенском детстве, о тихой яблоневой поре девичества.
Если составить рядом несколько вятских игрушек — на подоконнике или на книжной полке, какой получится «игрушечный театр» — балаганный, ярмарочный, наивный и простодушный, полусказочный, полуреальный, но всегда — искренний, добрый и…незабываемый.
Мастер
Кто знает, как и почему возникает непреодолимое желание во что бы то ни стало приехать именно в этот город, и чтобы была зима, настоящая, морозная, с сугробами, и вечером шел снег, и мерцал в свете фонарей, а ты — медленно и неторопливо знакомился с городом. И старался понять и постичь его душу.
Я знала, что в бывшей Вятке жил-поживал веселый, затейливый, удивительный человек — Валерий Жигальцев. Они поразительно соответствовали друг другу — Город и Художник. Мне давно хотелось с ним встретиться. И поговорить. Просто так. Ни о чем. Посмотреть фотографии его работ, попить чай у него дома. Почему-то мне казалось, что мы с ним очень легко поймем друг друга. Почему? Да потому, что в глубине души и он и я тосковали о праздничном, «пряничном», ярмарочном, каким его представляют дети, новогоднем празднестве. Впрочем, можно и летнем, или осеннем — мы не против. Но главное — чтобы тот праздник таил всевозможные неожиданности. Ибо «радость должна удивить».
Может быть, так и должен приезжать «молодой специалист» — навсегда?! И с этим ощущением, что впереди у него вечность,— и работать? Для детей, для внуков, для правнуков?
И вот мы сидим рядом и рассматриваем альбом с газетными вырезками, отчетами о его выставках и перебираем черно-белые фотографии… И вдруг — по законам, не объяснимым никакими учеными-физиками — вдруг зазвенели бубенцы и колокольцы, и деревенская улица, шумная, нарядная, летняя, свадебная, заполонила своими звуками, красками, голосами, девичьими нарядами наше жизненное пространство — небольшую комнату в обычном блочном доме. И не было ни современного промышленного города с его проблемами, бедами, сложностями, с массовой культурой, рок-группами, кооперативами и прочее.., а была неторопливая, спокойная ладная жизнь с ее традициями, обрядами, сватовством, посиделками, хороводами, кострами в ночь Ивана Купалы, с ледовыми горками, с румяными сдобными жаворонками, которые выпекали хозяюшки к 1 марта…
Почему мне привиделось все это, когда Валерий Жигальцев показывал фотографии деревянных своих картин? Как будто доставал из кованого сундучка настоящие, речного крупного жемчуга девичьи бусы…
И еще почему-то вспомнилось: «чистое золото в земле не ржавеет». И если есть в человеке трепетное, уважительное отношение к собственному таланту, к той самой «искре Божьей», как говаривали в старину, то никаких претензий не будет он предъявлять ни к городу, ни к начальству, ни к поклонникам.
А будет себе лежать на диване, заложив руки за голову, или бродить по весеннему лесу, на небо смотреть, облака провожать, как птиц перелетных, или деревья потихоньку отличать, какое из них пригодится для какой работы — то ли токарной, то ли для выжигания, а какое и трогать пока не стоит, пусть постоит, пошумит до следующей весны.
«Деревянные картины» родились не сразу. Сначала была просто любовь к дереву. А где любовь, там и чудеса… А где чудеса, там и невероятность, непостижимость таланта. Что же он, Валерий Жигальцев, стал предлагать жителям славного города Хлынова, потом — Вятки, а нынче «кировчанам»?
Он стал предлагать им «манеру жить». И рассказывать об этой, пришедшей к нам из глубины веков народной мудрости,— в деревянных поделках. Удивлял их, радовал и ларцами, и коваными сундучками, и берестяными туесами да коробами, чтобы смотрели и хотели подарить своим милым сестрицам да матушкам, невестам да суженым, тетушкам да женушкам. (Я вовсе не случайно употребляю ласковые суффиксы, потому что в противном случае вам не понять, в чем обаятельная тайна искусства Валерия Жигальцева. Его самобытности и неповторимости…)
Жизнь шла своим чередом: дочь родилась, дочка выросла, вокруг не только строили, но и ломали, и портили, и корежили, а Мастер придумывал своих рукодельниц и молодушек, путешественников и ремесленников, и жизнь для него была полна замыслов и надежд. Потому что если ты любишь свое дело, то и дело будет любить тебя.
Тут мне бы хотелось сказать несколько слов о его жене. Да-да, вот именно — о жене! Потому что вообще-то «роль» жены, ох, какая непростая, а уж, извините, жены художника — и подавно. Во-первых, нужно уметь ему не мешать, а во-вторых, понимать, а в-третьих — восхищаться, верить и ожидать вместе с ним чуда.
Вот такая жена у Валерия Жигальцева. Может быть, не познакомься я с ней, и не поняла бы, откуда в его озорных, лукавых, нарядных, милых «деревянных картинках» столько доброжелательности, ласковости, игры, затейливости.
Древние говорили: «Выбирая друзей, мы выбираем судьбу». Может быть, стоит добавить: «Выбирая любимого или любимую, мы выбираем себя?!» Не зря же в народе родилась эта мудрость: «Хорошо жениться — полжизни прибавить».
…А теперь вернемся к его картинам.
«Как-то увидел русский лубок — и запало в душу. Стал свое придумывать. Хотел даже на нашей фабрике в серию запустить. Но потом все убедились, что делать это должен один человек. Авторская должна быть вещь от начала и до конца. Мне и самому хочется, чтобы каждая была единственной».
Я посмотрела на последние картины — они висели у него дома. Он заметил мой взгляд. «Нравится?» — спросил безмолвно. Я не ответила. Я любовалась его картиной. И он встал и вышел из комнаты. Чтобы не мешать.
Чтобы его герои запомнились мне, как в детстве запоминаются и охраняют нас потом, как верная стража, все праздничные мгновения, счастливые встречи, нечаянные совпадения.
Жанна Гречуха.
На фото очень похож на Валеру с которым я учился в г. Дружковка Донецкой обл. Украина в молодости ПТУ № 36 в группе сварщиков.Он ли это ?кто знает ?
да это он