Чернов Юрий
Народный художник РСФСР, действительный член Российской академии художеств Юрий Львович Чернов (1935-2009) известен как скульптор, посвятивший большую часть своего творчества людям труда. Его работы установлены почти во всех бывших республиках СССР, в Индии, Японии, Канаде, Норвегии, Германии… 40 скульптурных групп и портретов являются достоянием Третьяковской галереи, Художественного музея. Корреспондент «РГ» встретился и побеседовал с известным скульптором в его московской мастерской.
Знаменитый скульптор пытается ответить на вопрос: почему сегодня государством не востребованы настоящие художники?
КИПЕЛА ЖИЗНЬ, ШЛО СОЗИДАНИЕ
— Юрий Львович, как случилось, что вы, чрезвычайно многообразный художник, стали скульптурным певцом рабочего класса?
— Мое творческое становление проходило на пике советской эпохи. В то время мы жили в атмосфере романтики труда, новостроек, освоения целинных земель, Сибири и Дальнего Востока. Пришлось побывать там, где кипела жизнь, шло созидание. И для меня самым естественным образом получилось, что тема человека труда стала главной. Не сочтите за пафос, но именно человек, который трудится — самый красивый, самый интересный для художника.
— Вы помните свою первую работу, посвящённую людям труда?
— Конечно. Ещё во время учёбы в художественном институте мы с моим другом Олегом Кирюхиным поехали в Мурманск. Оттуда я привёз несколько портретов рабочих и композицию «Мурманский порт». Эту композицию у меня сразу же приобрело Министерство культуры, она и по сей день стоит в одном из залов Третьяковской галереи. Вскоре меня приняли в Союз художников, что вообще-то было случаем экстраординарным. Тогда еще существовал институт кандидатов в члены Союза, а меня сразу приняли в «действительные» члены.
Всего в моей картотеке значится 500 скульптур. Сколько из них посвящены людям труда, не знаю. Впрочем, по большому счету, все. Ведь с бездельниками я не работал. Все мои герои — люди труда.
ДРУЖИЛ С УЧЕНЫМИ, ГЕОЛОГАМИ, ШАХТЕРАМИ…
— Вы дружили с теми, чьи скульптуры ваяли?
— Конечно. Ведь если мне человек не придется по душе, то и работа не пойдет. Один из моих любимых героев — наш великий земледелец, организатор колхозов Терентий Мальцев, с которым мы дружили до последнего дня его жизни. В свое время в Кургане я делал памятник революционеру Леониду Красину. Тогда и предложил секретарю обкома КПСС Филиппу Князеву, исключительно интеллигентному, порядочному и умному человеку, сделать скульптурные портреты знатных людей области. Он познакомил меня с Терентием Мальцевым и выдающимся ортопедом Гавриилом Елизаровым. С тех пор мы и дружили. Крепкая дружба связывала меня с шахтером Михаилом Чихом. В городе Шахты до сих пор стоит мой памятник этому дважды Герою социалистического труда. Когда шахтеры устраивают забастовки или митинги, они собираются вокруг этого памятника. Так что Миша Чих продолжает свое дело.
Есть у меня скульптурный портрет «Поэт и геолог Эрнст Портнягин». С этим замечательным человеком мы были близкими друзьями. Однажды я по-дружески сделал его портрет, как говорится, для себя. А вскоре Эрнст во время экспедиции погиб. Позже, когда я работал над памятником Александру Невскому в Новгороде, портрет Портнягина пригодился. Дело в том, что история не донесла до нас сведений о внешности великого полководца. Когда я изучал материалы о нем, мне показалось, что волевое, одухотворенное лицо Эрнста наиболее подходит к этому образу. Так и получился «мой» Невский с внешностью Портнягина.
— Кроме рабочей темы, назовите самые интересные для вас работы.
Скульптор ваяет с натуры портрет Тура Хейердала.
— В Москве, Оренбурге и Саратове есть мои памятники Юрию Гагарину. В Спитаке — памятник Нансену. В Вологде — небольшой памятник Пушкину, еще один Пушкин — в Дюссельдорфе. В далекой Канаде — два памятника Льву Толстому напоминают русскоязычному населению об их великом соплеменнике. Мои же памятники Толстому стоят в Коста-Рике, Дели, Токио…
Одна из самых любимых работ связана с певицей Лидией Руслановой. Я с ней был знаком. Падчерица Руслановой — Маргарита, дочь генерала Владимира Крюкова, искусствовед, моя подруга. Однажды в 1966 году я был в Ленинграде, и Маргарита пригласила меня проведать Русланову, которая жила тогда в «Астории». В номере находились Русланова и актриса Зоя Федорова, они пили коньячок, радушно нас встретили. Когда сошлись поближе, Лидия Андреевна по
просила: «Сделай надгробие моему генералу. У меня есть два камня. Пусть на одном он скачет от меня на коне, а на другом я буду стоять и махать ему вслед платком». Прошло время, она умерла. И я сделал памятник им обоим. Вообще на Новодевичьем кладбище стоит 13 памятников-надгробий моей работы. Среди них — Любови Орловой и Леониду Утесову.
— А есть какой-либо запомнившийся случай, связанный с вашей работой?
— После открытия сделанной мной мемориальной доски Дмитрию Шестаковичу, его вдова Ирина Антоновна пригласила в квартиру на банкет. Там был первый секретарь Союза художников СССР Таир Салахов и сотрудница отдела культуры ЦК КПСС Зоя Туманова. В какой-то момент они о чем-то начали шептаться. Я спросил: о чем? Они засмеялись: скоро узнаешь. Оказывается, речь шла о присвоении мне звания Народного художника России. Через некоторое время появился соответствующий указ.
ИНОСТРАННЫЕ КОЛЛЕГИ ЗАВИДОВАЛИ НАМ
— Сегодня можно услышать, что в СССР коммунисты подавляли искусство, загоняли его в узкие рамки. Судя по вашему рассказу, зто не совсем так?— Конечно, имелась цензура, идеологический контроль. Вероятно, что-то в этом было излишним. Но в целом в СССР сложилась многообразная и позитивная система, которая регулировала и направляла работу художников. Надо сказать, что по сравнению с нынешними временами, когда государство полностью отказалось от финансирования художественного творчества, она была в каких-то параметрах почти идеальной.Практически ни один член Союза художников не был обойден вниманием. Поиски и поддержка одаренных художников были главным направлением деятельности Союза художников СССР. Его представители ездили по этим республикам и вытаскивали на всесоюзную арену художников, работы которых составляют теперь гордость нашего искусства. Я пятнадцать лет был секретарем правления СХ СССР по скульптуре. Мы проводили симпозиумы, это когда группа художников собирается в каком-нибудь добывающем камень карьере, делает скульптуры, потом оставляет их в местном городе, создавая, таким образом, по всей стране небольшие музеи. Подобная практика до сих пор существует в Европе, а у нас, увы, осталась в прошлом…
— Есть ли сегодня востребованность на скульптурные произведения?
— Очевидно, сегодня нет такой, как в советские времена, потребности в изобразительном искусстве вообще и в искусстве скульптуры в частности. У государства сохранился кое-какой интерес к сооружению памятников, иногда скульптуру заказывают меценаты. А в основном сегодня скульпторы живут заказами на надгробия.
В годы моей работы в Союзе художников, я много ездил по Европе, и когда рассказывал иностранным художникам об организации нашего труда, у них выступали слезы. Мы гордились тем, как у нас организована работа по созданию произведений изобразительного искусства. Теперь у нас у самих выступают слезы, когда вспоминаем о прошлом, заботу государства о художниках.
СВОБОДА ОБЕРНУЛАСЬ
КАБАЛОЙ
— Нынешние «хозяева жизни» заменили заботу об искусстве на полную свободу его развития. Выходит ли из этого что-либо полезное?
— Самое большое современное достижение — развитие салонного и так называемого «концептуального» искусства. В системе нынешнего развала и бардака, когда изобразительное искусство становится неким фиглярством, построенном не на пластике и гармонии, а на физиологизме и психиатрии, трудно ждать чего-то доброго. В советские времена изобразительное искусство было записано в «реестре» необходимых обществу деяний и произведений. Сейчас этого реестра не существует. И свобода обернулась кабалой доллара или рубля. Мой друг, великолепный художник классической школы Дмитрий Жилинский преподавал в Суриковском институте. У него была выставка в США. Когда он вернулся, студенты спросили: «Ну как?» — «Отлично», — ответил он. «А что у вас купили?» — «Ничего». «Тогда чему же вы хотите нас учить?» И Жилинский ушел. Чему он должен учить: как торговать?
Я в молодости учился в Лаврушинском переулке, и каждый день, идя на занятия или с занятий, заходил в Третьяковку. Теперь на Крымском валу есть Третьяковская галерея — XX век, а рядом Художественный лицей. Но между ним и Третьяковской галереей расположился огромный рынок, где продают все. Многие из учеников лицея там халтурят и поставляют на рынок безвкусные поделки. Между нашим
училищем и Третьяковкой был Лаврушинский переулок, а между нынешним лицеем и современной Третьяковкой -рынок. Это символично. Знак времени. Нынешнему государству настоящие художники не нужны.
— А если государство станет другим, появится перспектива у изобразительного искусства?
— Если! Когда отец Александра Македонского — Филипп Македонский пошел на спартанцев, он послал им ультиматум: если я вас завоюю, то всем детям выше метра срублю головы, мужчин убью, женщин возьму в наложницы. Они ответили кратко:если!
К сожалению, наша культура настолько развалена, что когда это «если» случится, возрождать ее придется почти с нуля. Надеюсь, что из семечки все-таки вырастет дерево. Жаль, только жить в эту пору прекрасную мне не придется уже никогда. А у молодежи есть все шансы, если она, конечно, найдет в себе силы преодолеть нынешнюю смуту.
Беседовал Сергей Турченко.
