Неизвестный Эрнст
Эрнст Неизвестный родился в Свердловске в семье врача. В 17 лет ушел на фронт, был тяжело ранен. Демобилизован в 1945-м. Учился в рижской Академии художеств (1946-1947) и Московском художественном институте имени В.И. Сурикова (1947—1954). параллельно посещая занятия на философском факультете МГУ.
От ранних вещей в духе академизма перешел в 1950-х годах к самобытному стилю, сочетающему черты символизма и кубизма с бурной экспрессией. Его произведения обычно отливаются в бронзе. В наиболее крупных композициях скульптор предпочитает бетон. Произведения Неизвестного слагаются в большие циклы, как скульптурные, так и графические (а позднее — и живописные): «Гигантомахия», «Образы Достоевского». «Образы Данте». С 1956 года художник работал над самым главным своим произведением — «Древо жизни». В проекте гигантской скульптуры причудливо сочетаются мотивы древесной кроны, человеческого сердца и «листа Мёбиуса», символизирующие творческий союз искусства и науки.
Неизвестный получал крупные официальные заказы: памятник в честь дружбы народов («Цветок лотоса») на Асуанской плотине в Египте; декоративные рельефы для Института электроники в Зеленограде и бывшего здания ЦК КПСС в Ашхабаде. В 1974 году исполнил надгробие Никите Хрущеву, контрастами цвета и формы подчеркнув противоречивость его правления.
С 1977-го обосновался в США. Начиная с 1989 года мастер часто приезжает в Россию. По его проектам были сооружены мемориал жертвам ГУЛАГа в Магадане (1996), а также композиция «Возрождение» в Москве (2000). В 1996-м получил Государственную премию. Выступает с теоретическими статьями и лекциями. Пишет белые стихи (сборник «Судьба». 1992). В Уттерсберге (Швеция) существует музей «Древо жизни», посвященный творчеству Неизвестного.
После 1989 года мэтр часто приезжает в Россию, но жить и работать предпочитает в окрестностях Нью-Йорка. Журналистов он избегает, но для обозревателя «Известий» Юрия Коваленко сделал исключение.
Ноябрь 2004 год. У своих работ в Третьяковской галерее.
Известия: Ровно через месяц после вашего юбилея Россия празднует 65-летие Победы. В апреле 1945-го вас. 20-летнего лейтенанта. после тяжелого ранения в Австрии объявили погибшим и даже наградили «посмертно» орденом Красной Звезды. Но вы тогда оказались сильнее смерти. Это было чудо?
эрнст неизвестный: Я благодарю судьбу, благодарю Бога за то, что остался жив. Это действительно чудо. Я хочу верить, что меня охраняет мой ангел-хранитель или некто еще, потому что дожил до основательного возраста и преодолел общие для моего поколения трудности. Что же касается Победы, то она для меня главный праздник, который я ощущаю не официально, а личностно и сентиментально, и: Семнадцать лет спустя вы оказались едва ли не главным действующим лицом на знаменитой выставке в Манеже в 1962 году, о которой с тех пор ходят легенды. Правда, что Хрущев обозвал вас «пидарасом» и в гневе спросил: «Почему ты так искажаешь лица советских людей»?
17 декабря 1962 года. Встреча государственных деятелей с творческой интеллигенцией. Среди присутствующих Никита Хрущёв, Алексей Косыгин. Эрнст Неизвестный, Екатерина Фурцева.
В 2003 ГОДУ всемирно известный скульптор подарил городу Кемерово 10-метровый монумент «Память шахтёрам Кузбасса».
И вот — очередная трагедия…
Его работы — всегда болевые точки жизни. «Маска скорби», «Древо жизни», «Исход и возвращение».
Политические междусобойчики
— ЭРНСТ Иосифович, многие ваши работы посвящены жертвам Второй мировой войны. В Таллине сейчас убрали из центра города памятник воинам, освобождавшим эстонскую землю от фашистов. Ваша оценка, как фронтовика и как скульптора?
— Подобное поведение эстонских властей меня как офицера-фронтовика оскорбляет лично. Именно мы освободили мир от фашизма. Это была великая жертва советского народа! Да, другие страны тоже воевали, но основная тяжесть легла на наши плечи. Перед лицом этого подвига различные политические междусобойчики выглядят недостойно. Нельзя иметь такую короткую память!
Как скульптор могу сказать: моя профессия есть летопись истории. В самый разгар кампании по сносу советских памятников я выступал против этого. Не потому, что обожал героев Октябрьской революции, но они — часть великой истории России. Каждое время порождает свои скульптуры, монументы не должны бегать, они должны стоять!
Я не люблю противопоставлять США России, Россию — США. Это самобытные страны со своими традициями. Но всё-таки мне в современной Америке нравится, что там в одном городе могут находиться памятники генералу-южанину и генералу-северянину (полководцам времён Гражданской войны между Севером и Югом.) Никто не дерётся, никто их не разрушает. Потому что американцы гордятся любой страницей своей истории. И это правильно. Я бы, например, хотел, чтобы в моём родном Свердловске также стояли монумент Чапаеву (или кому угодно из советских военачальников) и памятник Колчаку. Это часть жизни моего города, Урала и всей России.
«Художник -Гулливер»
— ИСКУССТВОВЕДЫ говорят: Неизвестный — это суровый стиль. Огромные размеры скульптур выражают его бунтарский дух…
— Мне эти разговоры не нравятся. Скульптор всегда консервативен, а всякие революции разрушают скульптуры. Я никогда не был бунтарём. Люди очень ярко воспринимают огромное и крохотное. Сегодня я не романтик, я больше мистик. Поэтому с удовольствием работаю и с небольшими произведениями. Но, поскольку у меня природный дар монументалиста, любая моя маленькая работа может стать огромной.
Гигантомахия. Для концептуальных произведений скульптор выбирает большие размеры.
Художник — как Гулливер. Он живёт среди великанов или карликов. Большой размер для тех идей, которые меня одолевают, более выразителен. Я и сегодня мечтаю о грандиозных скульптурах -скорее, они нужны не Европе, а России. В Европе пространство заполнено монументами так, что уже задыхаешься. А у нас от Смоленска до Владивостока огромные просторы, не обустроенные ни в прямом, ни в культурном смысле слова. Размах к лицу и походке русского человека, и его психологическому максимализму.
— Друг Пушкина писатель Одоевский написал: работа художника — род религиозного акта, совершаемого в своём неприступном святилище. В вашем святилище в основном звучат трагические ноты.
— Возьмите творчество Шекспира. Конец пьесы — несколько трупов, кровь льётся рекой… Но читатель наполнен силой великого искусства и воодушевлён. А многие советские фильмы заканчиваются сбором урожая, песнями, главный персонаж получает звание Героя Соцтруда, женится. Но застрелиться хочется после этой празднично-колхозной эпопеи… Важно не литературное содержание, а внутренний дух произведения.
«Поговорим в руднике»
— ГОВОРЯТ, что «деньги — это отчеканенная свобода». Для вас два этих понятия взаимосвязаны?
— Деньги имеют огромное значение. Это действительно отчеканенная свобода — для содержательного и внутренне состоявшегося человека. Для Личности. Одновременно это рабство для обывателя.
— Сегодняшними российскими властями вы любимы. Не встаёт вопрос о возвращении на родину?
— Мне это постоянно предлагают. Но вынужден сам себе отказать. Если бы я был писателем или философом, мне понадобились бы только ручка и бумага. А скульптору, особенно монументалисту, нужно отлаженное производство. И никаких надежд иметь такие же возможности, как, скажем, у Зураба Церетели, у меня нет. А начинать с нуля в 82 года я не могу.
Эрнст Неизвестный у своей скульптуры «Древо жизни’
В тоталитарном государстве диктатору достаточно было приказать, и Художнику создали бы все условия. В этом смысле я сторонник монархии. Но в России творческая интеллигенция выживает кто как может.
Большие ли у меня возможности в Америке? Как всегда, хотелось бы больше. Но, во всяком случае, здесь есть отлаженное сообщество специалистов — литейщиков, ювелиров, которые на меня работают. Некоторые уже 30 лет.
— Вспоминаете, как Хрущёв на встрече с творческой интеллигенцией сказал, что у него колики в животе от музыки Ойстраха, а сумасшедшего Неизвестного надо спрятать в психушку?
— Ну, это была ерунда по сравнению с тем, что сказал мне председатель КГБ Шелепин: «Мы с вами ещё поговорим в урановом руднике».
Причины моего отъезда из СССР просты: Неизвестного выгнали из страны. У меня был выбор: поехать в Сибирь или на Запад. Как человек, не желающий быть традиционной русской жертвой, я выбрал эмиграцию. Трудно ли мне было выживать в условиях западного капитализма? До сих пор сложно. Я не люблю цифры и не умею поддерживать полезные связи, мне скучно. Хотя отдаю себе отчёт,»что сейчас миром правит бескрылый прагматизм.
Если сегодня в России устанавливается капитализм, пускай это будет русский капитализм! Никогда никто не заставит Россию стать Америкой или Францией. Я глубоко убеждён: если вдруг президент и руководство страны (и даже все граждане!), проснувшись поутру, скажут: «Будем жить, как на Западе. Станем американцами», то всё равно ничего не получится. У нашей страны есть свои национальные, традиционные, да и географические особенности. Поэтому мне смешна боязнь некоторых. что в России по велению либералов вдруг наступит Америка.
— Микеланджело писал: «Дух мой заточён словно в сосуде, и душа перестала быть скакуном». Вам 82 года. Дух не порабощён? С каким настроением вы сейчас живёте?
— Я привык к своей сверхэнергии и устал от неё. Сейчас меня раздражают отсутствие напора и противоречия между телом и желанием духа. Но я продолжаю работать. А настроение… По-американски сказал бы. что я оптимист. Но, поскольку родился в России, скажу на свойственном мне русском языке. Я верил и верю в Божий промысел…
Ольга ШАБЛИНСКАЯ
На исходе столетия наша жизнь, я думаю, становится более осмысленной. Кто знает, почему? Может быть, причина в оживлении политической активности, ведь за 1996 год мы только и делали, что выбирали: президента, мэра, губернатора… А может, это результат безусловного взросления нации, но определенно ясно — осознание собственной значимости как творцов жизни постепенно происходит. Это может нравиться или нет, но факт неоспоримый.
В такие периоды особую роль начинает играть искусство, занимая в душах людей пустующие ниши, не позволяя им замыкаться на себе и на своих проблемах. Оно становится тем волшебным источником, который дает силы для творчества. Прошедший год был богат на события и вернисажи. Достаточно вспомнить серию юбилейных выставок Союза художников Ульяновской области (одна из них проходит сейчас в галерее Союза), и особенно приятно, что наши художники посчитали святым делом немного потесниться, чтобы показать работы великого мастера Эрнста Неизвестного жителям города и области, любезно предоставленные челябинским бизнесменом Александром Шадриным.
Это 50 графических и скульптурных произведений 60-90 гг.. позволяющих выборочно показать творчество Эрнста Неизвестного — художника могучих жизненных сил.
Его работы находятся в собраниях многих крупных музеев мира: Русском музее, Третьяковской галерее, Музее современного искусства в Нью-Йорке, Париже, Стокгольме, Белграде, в частных коллекциях известных людей, одно перечисление имен которых говорит само за себя: Пабло Пикассо, Арманд Галлер, семья Рокфеллеров, Мстислав Ростропович, Франсуа Миттеран и др.
Родился Эрнст Неизвестный в Свердловске в 1926 году, в 1942 г. ушел добровольцем на фронт (дважды домой приходила похоронка), закончил войну инвалидом 1 группы. Учился в Рижской академии художеств, а затем в Суриковском институте
и одновременно на философском факультете МГУ. В 1976 г. выехал в Швейцарию, сейчас живет в Нью-Йорке. Но сухие автобиографические строки не могут дать представление о человеке, ведь глубина его философских идей позволила создать теорию эстетики, которую он активно преподает в последнее время за границей. Для выражения своего мироощущения мастеру требовались новые художественные приемы, поэтому он первый обратился к традиции русского авангарда, считая своими учителями в теории и практике великих русских художников Малевича и Кандинского.
Человек — продукт своего времени, представляющий симбиоз человеческого начала и мира, созданного им самим, — машин, роботов, компьютеров. Гибридность, заложенная в мире изначально, и взаимодействие этих противоречивых составляющих рождает внешне порой непривлекательные, грубые, мощные, живущие своей жизнью формы своеобразных «кентавров». Представленные работы уникальны еще и тем, что в них нет и намека на этюдность, они требуют кругового обзора и являются законченными произведениями.
Идея трагизма человеческого существования ярко выражается в образе «Пророка» в пушкинском понимании, когда вынимается сердце и туда вкладывается огонь, который пророк несет человечеству.
Эта же идея лежит в основе скульптуры Неизвестного «Орфей» — премия за достижения в российском искусстве, которая вручается уже несколько лет.
Графика Эрнста Неизвестного представлена работами, служащими эскизами для будущих скульптурных произведений. Через эти графические образы автор передавал свое внутреннее состояние и тем самым боролся, давая выход эмоциям, накануне выезда из страны.
Лица и маски.
Сейчас жизнь художника насыщена различными проектами, он постоянно работает, много пишет, преподает. За границей стал заниматься живописью, создавая емкие, противоречивые творения (например, портрет М.С.Горбачева). Сейчас Эрнст занимается и ювелирным искусством, создавая пластические образы в драгоценных камнях. В этой технике, кстати, выполнена скульптура Б.Н.Ельцина (причем в этой работе отсутствует противоречие, она на удивление гармонична). Несмотря на разлуку, Э.Неизвестный бесконечно предан Родине. Недавно он получил заказ на проектирование памятника жертвам сталинских репрессий, в Свердловске открывается его музей, в Москве работает персональная выставка.
У нас с вами есть возможность прикоснуться к творчеству великого мастера, попытаться проникнуть в философский смысл его творений. Это непросто сделать в нашей вечной суете, но результат оправдает ваши ожидания.
О.ЩЕРБАКОВА.
Эрнсту Неизвестному предоставили художественное убежище» на Родине
Днем 28 марта в московской галерее «Дом Нащокина» открылась первая в России персональная выставка русского американца Эрнста Неизвестного. специально прилетевшего поздно ночью в столицу.
Долго же он шел к своей первой выставке на Родине Чтобы сподобиться такой чести, пришлось ему стать прежде почетным членом Европейской академии искусства и науки (Париж), действующим членом Нью-Йоркской академии наук, иностранным членом Королевской академии изящных искусств (Стокгольм), выставляться на персональных выставках и в музеях десятков стран мира, стать художественной величиной планетарного масштаба. Короче, чтобы дождаться своей выставки в Воротниковском переулке, ему надо было прожить ту жизнь, которую он прожил.
С удивлением узнаю, что выставка в Москве приурочена к 70-летию мастера. Ему 70. Нет, видимо, поэты и вправду стареют не так, как обычные люди, а по особым художественным законам теории относительности, по которым близкие к скорости света объекты замедляют ход своего внутреннего времени. А что такое творец, как не сам воплощенный свет, как не «зайчик», играющий на гранях вечного Хроноса. Достаточно увидеть его бронзовых «кентавров», «Пророка», бюст Шостаковича или иллюстрации к Данте, даже ювелирные изделия, представленные в Нащокинской галерее.
Эрнст Неизвестный — за столом крайний справа. 1962 год
Вспоминаю Эрнста в Москве в 60-х, когда минутное противостояние Хрущеву в перепалке на выставке в Манеже сделало его знаменитым едва ли не больше, чем многолетнее противостояние официальному диктату властей в области искусства.
Та самая скульптура раздора.
Тогда он был беден, ютился вчетвером в восьмиметровой комнате, он. лейтенант, прошедший войну, инвалид с перекошенной шеей от ранения в грудь разрывной пулей, которая повредила ему позвоночник
Вспоминаю его уже после эмиграции на Запад — в собственной роскошной «Эрнст-студио» в районе Сохо в Нью-Йорке, когда я увидел его возле книжного стеллажа с выделявшейся на торце посмертной маской Достоевского; как раз приехали из Союза кинодокументалисты снимать о нем фильм, и он до начала съемок сидел, весь опутанный какими-то-проводами и многожильными кабелями наподобие обвитого змеями Лаокоона, словно бы символизируя положение художника при тоталитарном режиме
Тогда, в 1989 году, он уже был всемирно знаменит, богат, хотя в быту оставался прежним московским Эрнстом, вечным лейтенантом, вечным студентом и странником, довольствовавшимся в жизни (но не в творчестве) малым. В холодильнике у него была бутылка «Столичной», селедка и какие-то консервы, ему для себя всегда было все равно, что есть, если кто-то к нему приходил из тех. кто ему нравился, он волок его в японский ресторан по соседству.
С некоторых пор московская галерея «Дом Нащокина» стала привечать русских художников-эмигрантов. чье творчество было в свое время беззаконной кометой в кругу расчисленных светил советского истеблишмента от искусства. Вслед за Олегом Целковым, Михаилом Шемякиным, Дмитрием Плавинским обратное «художественное убежище» на Родине получил Эрнст Неизвестный наиболее известный в мире как монументалист. Тогда, в Нью-Йорке, гостям своей студии он показывал макеты грандиозных сооружений — уже возведенных или намечавшихся, таких, как «Новая статуя Свободы» для стран третьего мира, монумент «Холокост» для Риги, мемориал жертвам сталинизма для Воркуты. Там впервые я увидел макеты его космического замысла «Древо жизни» — монументального архитектурно-скульптурного комплекса, посвященного триумфу творческого духа человека. Это феноменальное древо-небоскреб с огромными подземными пространствами которое он сочинил для Америки, пока остается нереализованным Америка его не потянула. Даже Америка.
Вообще скажу, что по типу натуры и замаху художественных дерзаний Неизвестный мне напоминает гиганта Микеланджело Буонарроти. Говорю это, хотя прекрасно знаю, что сам художник среди своих учителей и кумиров называет имена русских авангардистов первой трети XX века — Татлина. Кандинского, Малевича. Филонова. Но с великим итальянцем роднит его, по-моему, неистовый темперамент, максимализм и, казалось бы, неподъемный для одного человека масштаб идей и работ. Оба они заложники своего безжалостного, сумасшедшего и ненасытного таланта. Оба не умещаются в рамках одного скульптурного поприща и «расползаются» в живопись, графику. архитектуру, поэзию, философию. Один дерзил могущественному папе Юлию II, другой не менее могущественному генсеку. Один возглавлял работы по сооружению городских укреплений во время осады родной Флоренции войсками императора Карла V. другой добровольцем записался в Красную Армию и в дни боев за Вену был «посмертно» награжден орденом Красной Звезды за проявленный героизм. Но главное — это распирающие обоих грандиозные замыслы и воплощения.
Когда я вышел из его »Эрнст-студио» в Сохо, сам Нью-Йорк показался мне арт-произведением нашего монументалиста. Только, я бы сказал. Нью-Йорк был сомасштабен его стилю по высоте, что же касается объемов по ширине, по горизонтальной плоти, то город явно недотягивал. Тут больше сгодился бы родной ему Свердловск с его металлургическими и промышленными громадами, с его гигантским вагоностроительным заводом. на котором, в литейке, он одно время работал после войны. Эрнст Неизвестный из отряда детей чугунных богов, он больше соразмерен не божественным и хрупким вертикалям Манхэттена, а вот этим глыбам литеек и корпусов, каменным блокам пирамид. Ему, по впечатлению, сподручнее орудовать не кистью и резцом, а товарняками, груженными гранитом и стальными болванками, управлять стадами бетономешалок, кусками гор и объемами неба.
Трагедия этого художника, быть может, в том. что он может не успеть стать на Родине тем, для чего он — своим даром и судьбой — предназначен, присутствовать не на выставочных и вернисажных показах, а царить на улицах городов, под куполом неба, входя в городское пространство полномасштабными творениями. Стать тем. чем сделался для Бразилиа Оскар Нимейер или для Англии и Америки — Генри Мур
Вот бы кому возводить в Москве памятник Победы на Поклонной горе или что-либо соразмерно подобное. Но судьба распорядилась иначе. Впрочем, даст Бог, достроится мемориал в Воркуте, грандиозные памятники жертвам утопического сознания в Магадане v Екатеринбурге. Мастеру всего 70. Еще не вечер. Микеланджело и в 89 лет высекал свою «Пьету Ронданини».
Александр ВАСИНСКИЙ
Улица Гранд-стрит в Нью-Йорке — это не то место, где из асфальта растут небоскребы, а в блестящих ботинках швейцара отражаются облака. Сохо — это богемный райончик, который давным-давно облюбовали художники,скульпторы, где рядом с названием мастерских, картинных галерей висят рекламы на языках стран Юго-Восточной Азии.
Здесь в 1977 году открылась студия, на стеклянном витраже которой одно слово «Эрнст».
— Если у вас есть минута времени, позвольте досмотреть программу из России,— предложил хозяин мастерской.
По первому каналу Российского телевидения, который принимают в Нью-Йорке, передавали картинки, отнюдь не вселяющие оптимизма,— ход рыночных реформ.
Эрнст Неизвестный включил кофеварку, которая стала шумно вздыхать по ходу разговора.
— Эрнст Иосифович, в 1976 году в зените славы вы покинули Советский Союз. Было ли тогда у вас какое-то предчувствие, что все так обернется?
— На этот вопрос односложно ответить трудно. Если вы возьмете написанную мною в 1976 году часть главки «Будущее режима», то я там говорил, что изменения невозможны, но изменения неизбежны. Наступит день, когда в Кремле бывшие коммунисты запоют «Боже, царя храни».
Почему я делал такие предсказания, которые полностью противоречили прогнозам американских советологов и советских людей, серьезно занимающихся политологией: Солженицына, Зиновьева, Максимова? Как художник, я имел право на безумные гипотезы. В то время они были ясны для меня почти с наведенческой откровенностью. Это складывалось как художественный образ, а не как научное предвидение.
Сейчас я лишен какой-либо возможности предсказать что-либо и предчувствовать что-то.
Если говорить о неожиданном падении Советского Союза. как империи, то падения всех империй были неожиданностью. То есть это были падения не столько под влиянием извне, сколько в результате внутреннего краха общества. Вспомните Вавилон, Римскую империю. Проходило это примерно одинаково. Всюду разрушались кумиры и расплавлялись боги. На каменных летописях Египта переписывалась история в выбивались имена новых фараонов, которые присваивали себе заслуги старых. Сметались целые цивилизации, и свидетелям этих событий казалось, что наступает конец света.
То, что происходит сегодня в Роосии,— страшно, потому что это происходит с нами. Потому что жизнь наша и наших близких коротка. Сегодня говорят: в России анархия, преступность, крайняя форма эгоизма, когда худшие человеческие качества, неуправляемые традицией и культурой, прорываются каружу.
Но история — как вздох и выдох.
Если рассматривать спад производства в России в 25 процентов, то такие периоды были в в более индустриально развитых странах. Поэтому я оставляю за собой право считать, что Россия, да и СНГ, потому что это сложно отделимые друг от друга понятия, как Британия и Британское содружество, не могут уйти под воду. Это чересчур большое геополитическое образование, географическое, духовное, с мощным, пусть изуродованным, человеческим потенциалом. Все это обязано возродиться. На вздохе истории.
— Но ведь страшны ие только спад производства и снижение жизненного уровня. Для общества невосполнимо
снижение уровня духовных запросов, эталонов, духовных ценностей…
— Это самая серьезная проблема. Я об этом говорил и с Горбачевым, и с Ельциным. Потом, просто плюнув на разговоры, стал создавать свой фонд помощи русской культуре.
Уже подписаны необходимые бумаги, и вскоре в Москве и в других городах откроются представительства фонда. Смею вас заверить, что потребность в творчестве у подлинного художника — почтя физиологическая. Я не верю, что существует безвременье для творческих индивидуальностей. Поэтому я буду искать их и поддерживать, насколько хватит сил.
Второе. Сегодняшний страх России перед гремящей культурой Нью-Йорка, как нового Вавилона, исторически неоправдан.
Возьмите иудаизм. Гремел Египет, гремели Шумеры. Эти золотые боги! Эти башни! Эти ритуалы! И где-то в песках, среди овечьего помета, пастушье племя создало религию и культуру, которые сумели выстоять и сохраниться. Их захватили и упрятали в Вавилон, но через несколько поколений, вернувшись в пески, они возродили свою культуру.
А христианство! Опять в песках, опять в маленьком городке в окружении недругов. Примерно то же — и с мусульманской религией и культурой.
Поэтому я опять же верю, что где-то, скажем, на берегах Урала, появится группа талантливых людей, которая сможет возродить духовность народа. И нас еще ждут великие интеллектуальные потрясения. Разве не так было всегда?
— Сейчас, на ваш взгляд, в России есть человек, который может претендовать на роль вождя?
— Наверное, есть. Быть не может, чтобы не было. Но мы его пока не видим и не знаем.
России нужна подлинная сверхзадача, миф. Все революционные сдвиги в сознании людей начинались с мифа. Адам Смит — это лопата капитализма, а не цель, не с него начиналось движение. Ленин в период войны, разрухи разработал план монументальной пропаганды. Но восемь лет перестройка и постперестроечный период не родили ни одного Знака будущего. Рептильное движение использует прошлое, прогрессивное движение использует прошлое. А где же грядущее или хотя бы настоящее?
Распятие.
Почему сейчас такие явления, как крайний шовинизм, находят отклики в сердцах людей? Потому что человек не может жить без целя, без сверхзадачи. Коммунизм был сверхзадачей, восстановить империю в петровских границах — сверхзадача. «Даешь Дарданеллы!» — сверхзадача. Никто не верит, что их можно взять, но лучше думать так, чем никак.
А прибавочная стоимость, накопление первоначального капитала, банковская система — это как «мойте руки перед едой». Русскому самосознанию, миновавшему английский парламентаризм и кодекс Наполеона, вообще необходимы сверхзадачи.
— Эрнст Иосифович, ваша биография многим хорошо известна. В ней черное в белое, взлеты и падения, мистика и реальность. Сейчас, когда вам уже или еще под 70 лет, можете ли вы назвать события, которые действительно повлияли на вашу судьбу?
— Существует биография тела. Это то, что мы заполняем в анкетах: родился, учился, женился, сидел, болел. Но существует еще внутренняя биография человека, которая часто не совпадает с анкетными данными. То же самое происходит и в обществе. Мы приучены видеть историю, как яркие страницы учебника: победы, парады, великие клятвы. В действительности все значительно сложнее.
Пантеизм.
Представьте себе гитлеровские парады: величие рейха, «Хайль Гитлер!». Сталинские парады — величие коммунистической державы: строевой шаг, вождя на Мавзолее. Но в это же время в маленькой комнатушке, маленький лохматый человек пишет формулу. Эта формула без всех парадов перевернула историю. Формула атомной энергии.
То же самое происходит с историей человека.
Меня всегда спрашивают: «Как на вас повлияла встреча с Хрущевым?» Никак. С точки зрения внутренней биографии — это мелкий факт. А вот встреча в детстве со скульптором Камбаровым, о котором никто не знает, в реставрация Пермской скульптуры — для меня имеют значение большее, чем все внешние факты.
Приведу примеры, которые лежат на поверхности. Поссорился с Хрущевым — поставил ему надгробье: завязка, сюжет, развязка. Был убит, две похоронки, реанимирован, и в тот момент, когда меня обвиняли в непатриотизме, меня догоняет орден Красной Звезды — за то, что в рукопашном бою «ухайдакал» 16 человек.
— Как все это было?
— У Вознесенского это описано в поэме. Но там все романтизировано, а война — вещь далеко не романтичная. Ну ребята боялись, я встал, был молодой, горячий, дурак — не боялся смерти. Нас убивали, я что-то там делал. Я был ранен, почти в шоковом состоянии…
В предисловии к книге Эрнста Неизвестного «Кентавр» Альберт Леонг описывает этот эпизод: «Обученный штурмовым и десантным операциям 18-летнии Неизвестный с 1943 года прошел со своим соединением из 120 человек с боями через Румынию, Венгрию и Австрию и несколько раз был ранен. Последний раз — в апреле 1945 года разрывная пуля вошла в грудную клетку, раздробила позвоночник, ребра, повредила внутренние органы и пробила кратер в спине.
Выписка из наградного листа. Приказ № 088/Н от 4 мая 1945 года по 86-й Гвардейской стрелковой Николаевской Краснознаменной дивизии: «Тов. Неизвестный в боях западнее Рюккендорфа 28 апреля 1945 года проявил себя смелым и
инициативным командиром. Ворвавшись в траншеи противника, он, будучи раненым, гранатами и огнем из автомата уничтожил пулеметную точку и 16 немецких солдат…»
По рассказам Неизвестного, в полевом госпитале его искалеченное тело узнала по родовым отметинам санитарка, которая оказалась няней, воспитывавшей его в детстве.
Однажды, проснувшись утром. он не мог открыть глаза, говорить и двигаться. Доктора вокруг него сказали, что он скончался. Фельдшер бросил его в подвал, где его опять же нашла и спасла няня. А родителям сообщили о его смерти…
— Эрнст Иосифович, как складывается судьба ваших новых проектов в России? Известно, что в Магадане не завершен даже постамент для вашего монумента жертвам тоталитаризма. Сейчас-то что мешает?
— Я рассчитывал на деньги различных общественных групп. И если рассматривать эти поступления как социологический опрос, то поддержка грандиозная. Но деньги, однако, копеечные. И не вина людей в этом.
Сейчас России нужен этот монумент. Его не надо политизировать. Это монумент не только истории России, а трагедии почти космической. И, мне кажется, что власть имущие вне зависимости от их политических позиций должны поддержать этот проект. Это монумент покаяния, без которого невозможно движение дальше.
Ельцин, кстати, дал деньги на эту работу. Но они такие махонькие. Я отказался от гонорара в 700 тысяч, дал свои 80 тысяч долларов, помимо собственного труда. Почему государство почти в сто раз дает меньше?
— Может, не то время? Люди из Магадана на материк не могут выехать — нет денег на билеты.
— Я это прекрасно знаю. Но когда люди говорят, что сперва давайте поедим, а потом потанцуем,— это, простите меня, поросячьи разговоры. Самые нищие, голодные, недоразвитые племена имеют свои ритуалы. А в эпоху Возрождения, в условиях чумы, войны, голода? А в 1917 году, когда ставились памятники, пусть и из гипса?
Вот почему и хлебаем дерьмо!
Беседу вел Сергей ИВАНОВ.
Нью-Йорк.
Бронза, мрамор, даже гипс — благодарнее слов. Мастер делает из них произведения искусства, и они таковыми остаются. Слова же, им произнесенные, имеют обыкновение исчезать. Но несколько дней назад в редакции «АиФ» Эрнст НЕИЗВЕСТНЫЙ — скульптор, философ, всемирно признанный гений — отвечал на наши вопросы и создавал словами монументы. На наш взгляд, эти словесные работы Неизвестного достойны того, чтобы их хранить так же бережно, как и его скульптуры.
«ШАР» НЕИЗВЕСТНОГО
Я очень люблю шар. Шар применим для многих опытов.
Представьте себе двух художников, рубящих из камня шар. Один художник хочет вырубить идеальный, геометрически правильный шар. И он его рубит. А другой художник рубит такой же шар, но он в него хочет вложить все свои чувства, все пережитое, все мысли о мире. Для профана — внешне — это два одинаковых шара. Но в одном — геометрия Вселенной, а в другом — энергия Вселенной. Это разные вещи.
Смелость тоже можно представить как шар. Энергия смелости должна быть распространена равномерно во все стороны. Практически вся жизнь творца — это не столько творчество как таковое, а сохранение всей своей смелости. Почему? Потому что и друзья, и враги, и члены семьи, и доброжелатели, и недоброжелатели — все по своим соображениям (плохим или хорошим) хотят сточить этот шар с какого-нибудь уголка. Доброжелатель советует: «Так не стоит делать, так стоит делать…» И если ему удается чуть-чуть стесать даже микродолю этого шара — это уже не смелость, это часть смелости. Мне очень часто приходилось это наблюдать в реальной жизни: смелые воины боялись жен, бесстрашные маршалы боялись проговориться… Стесанный шар можно поставить, и он будет стоять смирно. Никуда не покатится.
Практически обо всех человеческих качествах можно сказать так: это вещь круглая.
То же самое можно сказать о таланте.
И, собственно, основная проблема художника — это ведь не рисование и не рубка в камне, а развитие души. Но когда какая-нибудь часть скошена…
НАБРОСОК
С ДЕТСТВА я хотел быть лошадём, клоуном и пожарной машиной.
«BODY LANGUAGE» НЕИЗВЕСТНОГО
Я ЛЮБЛЮ наблюдать повадки людей. По-английски это называется «язык тела». Я мог бы привести десяток примеров. Помните съемку Ялтинской конференции: тяжелый Рузвельт садится в кресло, Черчилль садится… садится Сталин, и что он делает? Оглядывается и проводит рукой по стулу! Горец, привыкший смахивать пыль!..
Советского человека раньше можно было распознать по тому, что он оглядывается, когда снимает пальто на руки обслуге, поскольку не уверен, что эти руки окажутся на месте и все сделают как надо. Первым советским, который научился не оглядываться, был Горби. Сначала он тоже оглядывался. И вдруг перестал. Тогда я понял, что это — поразительно обучаемая натура! Актер! Я для себя придумал, что я режиссер и хочу написать сценарий по «Мертвым душам» для Горби. Он же гениальный Чичиков!.. Ничего даже менять не буду.
Когда в Америке ко мне приходит мультимиллионер, достает деньги, и я вижу, что они перетянуты резинкой, я знаю: когда-то он торговал на улице мороженым, или жвачкой, или еще Бог знает чем. Он привык так держать деньги, чтобы они не разлетелись на ветру. И сейчас ему так удобно.
Некоторым людям их повадки спасали жизнь. У меня был один приятель, настолько из народа, что он всегда сидел «орлом» на унитазе. И однажды в здании ЦК, где он работал, он сел в туалете «орлом», а в это время туда вошло начальство. Не видя ничьих ног из-под туалетных дверей, они начали обсуждать детали заговора. Он сидел — ни жив, ни мертв. Затаился… Его спасла орлиная повадка. А вообще этот человек не имел права без охраны никуда появляться. Особенно не имел права выпивать со мной.
Он оставлял охрану за пять кварталов и дворами — ко мне. Как-то мы с ним сидели и баловались пивцом. А мужики рядом разговаривали о политике. И вдруг я увидел его праведный, абсолютно искренний гнев: «Дерьмо! Дают пиво, так и пили бы пиво, а не лезли в политику!» Я ему говорю: «Слушай, Ленин сказал, что кухарка должна править государством. Я вижу, она и правит. Почему ты так не любишь тот народ, из которого вышел? В чем дело?»
НАБРОСОК
Я КРОКОДИЛ, у которого нет глаз на затылке. Я прошлое использую для будущего. Но ни в коем случае не свожу с ним счеты.
«ХРУЩЕВ» НЕИЗВЕСТНОГО
Памятник Н.С.Хрущёву на могиле.
НАЧНЕМ с того, что история — не невинная девица. Поэтому от исторических личностей нельзя требовать того, что мы требуем от пастыря… Это смешно.
Хрущев. Умен необычайно. Свиные глазки светятся такой, я бы сказал, анимальской хитростью… Зверюга. Когда ему говорили: «Никита Сергеич, посмотрите налево!» — он голову поворачивал налево, а глаза скашивал направо. А когда говорили: «Посмотрите направо!» — он поворачивал голову направо, а глаза — налево. Так что у него, как у стрекозы, было двойное видение… Бесспорно, психобиологически Хрущев — необычайно мощное произведение природы. Я это понял на той самой выставке в Манеже, где было так жарко, что люди потели, обоссы… и кое-кто покакал (это факт известный). Но когда он подал мне руку, она оказалась даже не влажная. Она была сухая. И я подумал: «Ну и здоров же ты, батенька!..» Да. Но — необычайное некультурье, полное отстутствие культурных ассоциаций, необходимых руководителю такого масштаба. Их ему заменяла его импульсивность, его непоследовательность. Отменив страх как категорию повседневности. он мог управлять абсолютной непредсказуемостью своего действа. Никто из аппарата не знал, что он выкинет. Он и сам не знал. Но чувствовал по-звериному.
«ГОРБАЧЕВ» НЕИЗВЕСТНОГО
ПЕРВОЕ, что меня в нем поразило, — необычайная обучаемость, это я сказал уже. Второе — я увидел, что в его команде — мои старые друзья, с которыми мы пили водку и спорили о том, можно ли спасти эту систему. Они говорили, что можно, а я — что нет, что никакое творчество внутри «совка» невозможно, как творчество внутри любого большого кибернетического аппарата в качестве приводного узла. Я говорил: «Заменить аппарат один узел не может. Вы перегорите. Вас заменят». Они спрашивали: «Кто ты такой?» Я отвечал: «Я — красная пожарная машина. Если будет пожар, то я приеду со звоном». Они были хорошие ребята. Никто меня не заложил. И я их не заложил. И вдруг я увидел их в команде Горби. Я решил, что у нас с ним общий вкус на людей.
Наконец, Горби решил со мной встретиться. Встретился. Мы сели, нам нужен какой-то разбег. Он задает вопрос: «Эрнст, что вы хотели сказать своим надгробием Хрущеву?» Я отвечаю: «Михаил Сергеевич, по-моему, вы сумасшедший, как вся ваша страна. Вы все время ищете подтекст, а у меня его нет. У меня есть текст. Если я пью, спрашивают, почему я пью? А ответ простой: я хочу выпить. А если я не пью: почему, мол, я не пью? Да потому, что не хочу пить. А в надгробии я выразил то, что вы видите». И начался разговор. Он мне рассказывал что-то интересное, но я ничего не понимал, что он мне говорил. Когда мы с ним прощались, мы обнялись. У меня было такое ощущение: жалко, что жизнь проходит, вот с этим парнем в Санду-новские бани бы, выпить бы… Хороший мужик!.. Вышел — а в приемной, туча фото- и тележурналистов, приглашенных Горбачевым для поднятия своего авторитета как просвещенного руководителя. Домой вернулся злой, как собака: столько времени потерял, встречу назначенную отменил… Магия кончилась.
«ЕЛЬЦИН» НЕИЗВЕСТНОГО
ПЕРЕД ТЕМ, как я его увидел, я был подготовлен к другому Ельцину. Из-за телевизора, который может из красавца сделать лепешку, а из лепешки — красавца, я видел его грубым, неотесанным коротышкой-крестьянином. Такой хряк с неблагородными ушками Подгорного и со свинячьим лицом Хрущева. И вот я сижу в Колумбийском университете, где тогда был действующим профессором и куда приехал Ельцин, и вдруг — входит! Красавец! Легкий! Веселый! Я даже сперва не понял, что это Ельцин. Мы начинаем разговаривать, и первое, что меня потрясает: все, что он говорит, — я понимаю. После того, как мы закончили разговор, Ельцин при всех отбил уральскую чечетку и сказал: «А я познакомился с Неизвестным! А Горби всегда опаздывает!..» И я подумал: «Какой ты прекрасный человек! В тебе еще не умер ребенок!..»
А насчет его нездоровья -это вопрос здоровья. А вопрос его президентства — это вопрос президентства. И это не связано между собой. Я совершенно четко знаю, что сегодня Россией может править только такой человек. К тому же я провокатор. Я приехал в свой родной Свердловск и сказал мужикам: «Как же так?! У вас же президент -пьет!» А они мне отвечают: «А мы что, нюхаем?!»
НАБРОСОК
МИКЕЛАНДЖЕЛО из тех людей, которые чувствовали единовременно и момент, и вечность. Иногда мне кажется, что я реинкарнация Микеланджело, но я стесняюсь…
«ПАРАЛЛЕЛЬНЫЙ ПРОГРЕСС» НЕИЗВЕСТНОГО
ОДНАЖДЫ меня спросили: «Как я реагирую на то. что человек вылез на Луну? И вообще, волнует ли меня технический прогресс?..» Я подумал и решил, что я, конечно, отдаю ему должное, но он меня не волнует. Технический прогресс — это не обязательно прогресс духовный. Сегодня баба-сплетница сплетничает так же, как в период доисторического материализма. Теми же словами, на ту же тему. Только по телефону. Когда у нее будет видеотелефон. она будет это делать по видеотелефону. А если улетит на Марс, то и с Марса.
Когда-то в Доме литераторов были выставлены мои работы. Это была моя первая выставка. И Кирсанов (кажется, это он вел собрание) выступил с речью. Он сказал: «Для нас Неизвестный — больше, чем Роден!» Я вздрогнул, но решил, что это комсомольско-юношеское преувеличение. Сейчас я понимаю, что он имел в виду. Он имел в виду, что я — «новый».
Терминологически «новое» — синоним «лучшего». И это правильно, когда речь идет о холодильнике, о машине, об оружии. Но это абсолютно никакого отношения к тому, чем мы с Роденом или, скажем, с Энди Уорхоллом занимаемся, не имеет. И вообще технический прогресс никакого отношения к духовному не имеет. К сожалению, торговый термин «лучшего» перешел в духовную культуру, и появилось понятие, которое я называю «гений последних пятнадцати минут». Ракета лучше, чем карета, но Екклесиаст не глупее Суркова, хотя Сурков, конечно, новее. Бродский, мой друг, замечательный поэт, но он не лучше Данте только потому, что новее. Просто он сделал в нашем времени то, что Данте сделал в своем. И он ближе к Данте, чем к Суркову. И мне голова Нефертити ближе «Протодьякона» Репина… Как очень часто отец дальше, чем прадед. В искусстве существует параллельный прогресс.
НАБРОСОК
Я В СЕБЕ очень не люблю категоричность, то есть такое дидактическое стояние на постаменте. И я не берусь учить, я делюсь. Но преимущество моего деления в том, что я никого не призываю: «Думайте, как я, делайте, как я!» Я говорю: «Я поступаю — так, думаю — так, а для вас это не обязательно» .
«БОГАТСТВО» НЕИЗВЕСТНОГО
Я ПРЕКРАСНО понимаю, что такое голод, — я голодал. Что такое физический труд — я был грузчиком. Четырнадцать лет я работал рядовым рабочим: литейщиком, каменщиком. Я не могу врать в России, меня тут все знают. Я был очень бедным. Я ходил в галошах, и ноги у меня были обернуты портянками. Однажды в газете «Рипаблик» вышел фельетон по моему поводу. Там моя мастерская изображалась как место встречи золотой молодежи, и вообще сладкая жизнь почище, чем у Феллини… Да, в моей мастерской были и сыновья Микояна, и ребята из элиты, и натурщицы, и любовницы. Но я никогда и не думал о сладкой жизни. Я думал о свободе выражения, свободе передвижения, свободе чтения. Люди приходили ко мне выпить, поговорить со мной. Пивом баловались, жрали пельмени. Но там не было даже туалета. Там не было места, где любовью заниматься… Если любили друг друга, то на полу. Какая, к черту, сладкая жизнь?!
Теперь я богат. Я построил свой дом в серо-белом цвете. Быть богатым лучше. Но даже когда я был очень беден, богатство не было для меня чем-то очень важным. Хотя, с другой стороны, даже когда я был очень беден, я начинал считать с тысячи. До тысячи мне как-то было скучно считать. И всю свою жизнь я думал: зачем такие подробности?..
НАБРОСОК
КОГДА меня записывал КГБ, я знал, что он меня записывает, и все равно говорил все, что думал. По следующим соображениям: а может быть, я кому-нибудь что-нибудь подскажу?.. И для истории, конечно. Я всегда жил по принципу: если это никому не нужно будет через 20 лет, значит, это просто никому не нужно.
В послевоенные годы на улицах и вокзалах часто можно было услышать такую песню:
Будь проклята ты, Колыма,
Что названа «чудной планетой».
Сойдешь поневоле с ума,
Когда вспоминаешь об этом.
А мимо моего дома, расположенного по иронии судьбы на улице Свободы, шли и шли этапы арестантов, которых гнали на пристань. Мы, мальчишки, тогда не знали, кто эти люди, которым хозяйки, боязливо оглядываясь на конвой, бросали махорку и хлеб. Еще не был написан «Один день Ивана Денисовича», и мир ничего не знал об «Архипелаге ГУЛАГ».
И неудивительно, что мы ничего не знали. Ведь и по сей день вся страна заставлена безобразными памятниками лысоватому человеку, который первый построил в России концлагеря.
И только сиротливый камушек на Лубянке напоминает о миллионах лучших людей, загубленных коммунизмом.
Памятник загубленным советским режимом.
Скульптор Эрнст Неизвестный десять лет своей жизни посвятил тому, чтобы заговор каменного молчания был нарушен. Казалось бы, живи себе в Америке, грейся в лучах заслуженной всемирной славы. Но потому он и великий скульптор, что помнит все.
Бутугылаг — самый крупный сталинский лагерь, просуществовавший с 1933 до 1956 года. Только в одном этом загоне коммунизма погибло 400 000 человек, а лагерей были сотни.
Многие и сегодня тешат себя легендой о том, что массовые репрессии-де были лишь в 37-м году. На самом деле отсчет массовых репрессий следует вести с 1917 по 1956 год. За каждый год советской власти можно судить тогдашних властителей судом Нюрнбергского и Гаагского трибуналов. Нет справедливого суда над мучителями. Пусть хотя бы памятник на Колыме напоминает людям о самом великом преступлении против человечности. Имя ему — коммунизм.
Константин КЕДРОВ.
В Москве, в крохотном переулке, открылась выставка всемирно известного скульптора, архитектора, философа и поэта Эрнста НЕИЗВЕСТНОГО. На родине это его первая персональная выставка. Приурочена она к семидесятилетию живущего теперь в Нью-Йорке лейтенанта-фронтовика Неизвестного, почетного и действующего члена десятков академий искусств и наук, художника, стоящего в одном ряду с Оскаром Нимейером и Генри Муром.
Орфей и его создатель.
Эта книга прежде всего напоминает о том, как полезно перечитывать заново. В нее вошли выступления, беседы, интервью философа Мераба Мамардашвили конца 1980-х годов. Тогда у него появилась возможность высказываться на всю страну, ранее он иногда выступал с лекциями, многие из которых были записаны на магнитофон, поэтому их тексты существуют и сегодня. (Можно себе представить, что сегодня кто-то станет записывать выступление умного человека, это при наличии невесомого диктофона, а не неуклюжего магнитофона с бобрами?) В достославные перестроечные времена, продуваемые ветрами всех свобод Мамардашвили не впал в эйфорию, что случилось со многим его коллегами. Равным предметом его размышлений было сознание, он стремился сформулировать наиболее важные понятия, описывающие духовную деятельность человека, одним из главных его тезисов было: «Дьявол играет нами, когда мы не мыслим точно». Его выступления на переломе эпох вселяли надежду на то, что мы, выбравшись из своего красного бронепоезда, создадим новое культурное пространство, к которому дьявол не подступится. И что же? Сегодня тексты более чем двадцатилетней давности читаются отнюдь не как далекие предвестники нашей сегодняшней рациональной жизни, а как жесткие инвективы предельной актуальности. Книга — хорошая точка отсчета для того, чтобы понять, как далеко в качестве новой страны мы продвинулись на просторах бескрайней истории.
Памятник Мерабу Мамардащвили в Тбилиси.
Вот, к примеру:
«Культура для меня есть нечто необратимое, что нельзя ничем (в том числе и знанием, умом, логикой) заменить или возместить, если ее нет. Но ее можно легко разрушить. Например, закрыв люфт граждански защищенного поля свободного действия, о котором мы говорим, и оказавшись тем самым в мире исторического бессилия. Или, если угодно, в доисторическом и доценностном мире».
«Если истребить в нации личностные начала, которые вненациональны, являются историческими началами человека как такового, независимо от его этнической принадлежности, то лучшие черты нации исчезнут. А между тем это основа любой духовности, ибо суть ее в том, что выше Родины всегда стоит Истина (это, кстати, христианская заповедь); лишь личность способна — превыше всего — искать ее и в последней прямоте высказывать. Я Истину ставлю выше моей Родины».
«Мысль «держится» пока мы думаем о ней, говорим и высказываем ее. Дьявол же играет нами, когда мы рассеянны, когда мы не отдаем себе отчета в своих чувствах, мыслях и положении. Но реальность-то продолжает существовать, и если мы этого не узнаем, она скажет о себе даром по нашему темечку. Страшные идолы страсти, почвы и крови закрывают мир, скрывая тайные пути порядка, и оторваться от этих идолов и встать на светлые пути мысли, порядка и гармонии очень трудно. Но нужно, иначе можно выпасть из истории в инертную, злую энтропию, то есть после некоторых драматических событий, которые мы называем «апокалипсисом» мы можем оказаться в состоянии безразличного косного хаоса, в котором не будет никакого лица, в том числе — национального.
И так далее, и все о нашем светлом сегодня.
Дьявольская свистопляска продолжается, мы наблюдаем ее буквально каждый день. Количество способных мыслить точно быстро убывает, но отнюдь не увеличивается и количество способных пусть и неточно, но хоть мыслить. Поэтому Мамаодашвили сегодня нам гораздо нужнее, чем в романтичную перестройку. Тогда его выступления были «несвоевременными размышлениями», сейчас они -предупреждение о вполне возможной катастрофе. Дало за малым: нужно его услышать.
Сергей ШПАЛОВ
