ЗАПИСКИ О ХУДОЖНИКАХ

Орловский Виктор Фёдорович (1940) — советский российский архитектор, художник.

— Когда архитектор становится вдруг художником, значит ли это, что в архитектуре ему не повезло?
— Видите ли, я двадцать пять лет отдал архитектуре. Мое творчество в этой области совпало с известным периодом застоя, и я в полной мере испытал на себе стиль командно-административной системы— удушливой, казарменной атмосферы, невыносимой для творческого человека. Многие мои коллеги не выдержали: одни «ушли из архитектуры», другие же вообще уехали за границу. Я люблю архитектуру и поэтому по мере сил и возможностей творил, насколько было возможно в тех условиях. Когда создалась невыносимая ситуация, я ушел, оставив архитектурные проекты незавершенными. Решение это далось мне нелегко. Но в настоящее время, к счастью, изменилась ситуация в стране и появилось много возможностей для творческого человека реализовывать свой потенциал. Я формирую творческую мастерскую при московской организации Союза архитекторов СССР, где надеюсь заниматься и архитектурой, и живописью, и искусством.

— Вы говорите: вдруг стал художником. Когда-то, в эпоху Возрождения, архитектор был универсален. Не только писал картины, но и строил города, военные укрепления, был гениальным инженером, музыкантом. Это в наше время произошло четкое разграничение. А насчет везения в архитектуре говорить как-то неуместно. Все мы ходим по улицам и видим, что там «понастроено». Непросто быть архитектором, когда твои лучшие проекты остаются только на бумаге.

— Каким образом ваша профессия архитектора отражается в создании картин?

— В отличие от многих архитекторов, занимающихся живописью, я архитектор-художник, что качественно отличается как от творчества архитектора, так и творчества художника, но органично вбирает в себя главные элементы обоих видов деятельности.

Пейзаж для созерцания.   1986 год.

Взять, к примеру, композицию «Пейзаж для созерцания». Для меня, архитектора-художника, творчество было бы полноценнее, если бы была возможность творить свою композицию непосредственно на практическом материале: беря в основу космический масштаб и понимание человеческой души. Представьте, что вы не созерцаете пейзаж на картине, а живете в ней, видите и ощущаете ее. Это как бы картина, созданная в натуре. Вот вам полноценный пример творчества архитектора-художника будущего. Здесь иллюстрируется мой подход к созданию картин. Они рождаются как бы изнутри, по принципу сотворения мира. Я особенно люблю импровизировать, опираясь на свое эмоциональное состояние.

Пейзаж с купальщицами.   1985 год.

Импровизация представляется процессом, позволяющим учесть случайности, которые приводят к неожиданным результатам и удивляют порой самого автора. Таким образом, архитектура и художественное творчество в конечном счете «выливаются» в ту или иную композицию. Но четкой закономерности здесь нет. Бывает и так, что работа над архитектурной идеей перерастает в творческий акт создания картин, как было, скажем, с композицией «На пути к Аркадии». Во время работы над конкурсным проектом музея Арктики в Финляндии появилась идея создания картины, где холод, просторы Арктики вызывали бы ассоциацию бесконечности космоса и конечности земной цивилизации. Я могу привести много примеров создания картин, где движущим мотивом были и другие художественные критерии.

Облом прошлого.   1984 год.

Так, диптих «Облом прошлого» возник на основе моих пристрастий к романтическому течению в искусстве XVIII века. Здесь взят как некий архитектурный облом куб воздуха, света, скал, моря той эпохи и помещен в безжизненное космическое пространство. Такое сопоставление позволяет по-новому взглянуть на привычные символы нашей обитаемой Земли. Вторая часть диптиха — «Постулаты времени»— опирается на архетипы подсознания человека, говорящие о бренности нашей цивилизации. Атрибуты времени — это как бы айсберг, верхняя часть которого, трансформированная временем, проступает в картине «Облом прошлого».

— Видимо, в каждой архитекторе живет живописец…

Этика эстетики.   1983 год.

— Необязательно. Некоторые зарубежные коллеги-архитекторы, приезжая к нам, приятно удивляются тому, что в Московском архитектурном институте существует кафедра живописи. «Зачем архитектору быть еще и художником? Ведь есть компьютеры, на дисплее можно выстроить любую комбинацию». Вообще, хороший архитектор всегда и большой «эстет». Мировоззрение его органично включает высокие художественные качества, которые позволяют говорить о независимой творческой личности. Для творчества необычайно важна свобода. Чтобы не было диктата администратора, не давили сроки сдачи, всевозможные планы, графики… Все то, что убивает мысль, притупляет фантазию. Художник должен быть свободным. И, конечно же, должна быть полная творческая реализация его потенциала. Поэтому многие архитекторы, просидев в конторах не одно десятилетие, видят последнюю возможность творческого выражения в живописи.

Лестница надежды.   1986 год.

— Вы преподаете в архитектурном институте. Стало быть, своим студентам, кроме профессиональных знаний, вы прививаете и любовь к архитектуре, доставившей вам столько хлопот…

— Я все время раздваиваюсь. Во мне как бы два человека: архитектор с холодной логикой, необычной точностью, строгостью линий и конструкций, и художник с неуемной, как мне часто говорят, фантазией. Устраиваясь на преподавательскую работу, я представил в институт на конкурс все свои работы. Кроме живописи, конечно, были и проекты. Увидев их, мне предложили кафедру проектирования, но я выбрал кафедру живописи, где преподаю дисциплину, связанную с формированием архитектора-художника.

Меланхолия.   1982 год.

Современная архитектура — коллективное творчество. Это когда-то архитектор мог сказать: этот дом, завод, дворец создал я. На соседней с моим домом улице стоит величественный храм Мартина Исповедника, построенный в конце XVIII века. Сейчас там какие-то мастерские, склады и еще невесть что. И, несмотря на «поруганную красоту», он поразителен! Я говорю знакомым, впервые увидевшим его: это работа Родиона Казакова. Этого достаточно. Ни о себе, ни о своих коллегах, к сожалению, я такого сказать не могу. И не потому, что «перевелись» на Руси мастера, способные создавать такую красоту. Конечно, нет. Время изменилось. Вот поэтому я преподаю на кафедре живописи и стараюсь воспитывать творческую индивидуальность в своих студентах.

— Ваши полотна необычны. Невозможно точно определить, к какому направлению они относятся. сюрреализм? Метафизическое направление? Ирреализм?

 Аллегория юности.   Часть триптиха «Дорога цивилизации».   1990 год.

— Что за вечная привычка все расчленять, раскладывать и препарировать! Зачем? Я не могу да и не хочу давать четкое название той манере, в которой работаю. Когда я пишу картину, выплескиваю то, что во мне живет в данный момент. Мое сиюминутное состояние, мои мысли. Даже, если хотите, мое самочувствие… Кстати, я никогда не делаю копий своих картин.

— А в этом есть необходимость?

— Конечно. Я стараюсь не продавать свои работы, а после каждой выставки предложения о продаже поступают. Получив отказ, предлагают сделать копию. А я не могу. Не получается. Ведь то настроение, то состояние, которое присутствовало при написании, ушло. И получается совсем другая картина.

— А почему не продаете?

— Некоторые мои работы хранятся в частных коллекциях
в Америке, Европе… Но мне обидно, как у нас в настоящее время приобретают картины. Работы художников используются как товар, на котором выгодно спекулировать. Но главное— хочется, чтобы лучшие работы оставались в России.

Записала СВЕТЛАНА ТОНИНА.

Готовясь к поездке в Непал, я прочитал немало книг, в том числе и по архитектуре страны, что имело отношение к моей профессии. И у меня уже заранее сложились некоторые представления о культуре этого государства и жизненном укладе его обитателей. Но действительность превзошла все ожидания. Самое сильное впечатление оставили центральные городские площади таких городов, как Катманду, Лалитпур и Бхактапур.

Вокруг этих площадей, называемых «дарбар», теснятся дворцы, буддийские и индуистские храмы, скульптуры, колоколообразные религиозные памятники «чайтьи», колодцы, резные колонны. Особый интерес представляет архитектурный строй пагод. Они имеют много общего с непальским жилым домом: те же многоярусные черепичные свесы, защищающие от жаркого солнца и муссонных дождей, те же деревянные подкосы, кирпичные стены. Силуэт пагод хорошо сочетается с рисунком окружающих гор. Сооружения производят впечатление легкости, воздушности, они как бы устремлены ввысь.

В любое время года в Непале много туристов, а это не может не влиять на развитие экономики. Строятся гостиницы, магазины, реставрируются исторические памятники. Для любителей горных пешеходных путешествий открыты различные маршруты.

Я тоже побывал в разных уголках страны и наиболее интересные моменты путешествия постарался отобразить в рисунках.