Аргунов Николай
«Подмосковные деревни… пусты и печальны. Роговая музыка не гремит в рощах Останкина и Свиблова; плошки и цветные фонари не освещают английских дорожек, ныне заросших травою, а бывало уставленных миртовыми и померанцевыми деревьями. Пыльные кулисы домашнего театра тлеют в зале, оставленной после последнего представления французской комедии…»
Портрет Т.В.Шлыковой-Гранатовой
В 1827 году, когда Пушкин написал эти строки, «золотой век» Останкина, действительно, ушел в прошлое. Но автор и модель портрета на нашей репродукции возвращают нас во времена его наивысшего расцвета и славы — в конец XVIII века. Как раз тогда Останкино приобрело свой изумительно гармоничный архитектурный облик, и сегодня поражающий нас своим совершенством. Тогда играла в этом дворце крепостная труппа, на спектакли которой, бывало, съезжалась вся Москва… Владелец Останкина, граф Николай Петрович Шереметев, не жалел ни трудов, ни денег, чтобы превратить свою подмосковную вотчину в настоящее чудо художественного вкуса. Но вот что особенно замечательно. «Из тех нескольких сот художников, которые там работали,— рассказывал современник,— можно было насчитать не более четырех-пяти иностранцев, а остальные были не только чисто русские, но почти все люди графа Шереметева: если бы факт зтот не был констатирован, трудно было бы этому поверить».
Портрет Николая Шереметьева.
Первое место среди упомянутых «людей» Шереметева занимала семья крепостных художников Аргуновых. Это была замечательно одаренная семья. Иван Петрович Аргунов был знаменитым живописцем, как и два его сына, Николай и Яков Ивановичи; третий сын, Павел Иванович, был архитектором — он-то в основном и построил Останкино. К этой же семье принадлежал и другой архитектор — Федор Аргунов, много строивший в Петербурге и Кускове под Москвой. Короче говоря, искусство XVI11 века представить себе без Аргуновых нельзя.
У нас речь пойдет о художнике-портретисте Николае Аргунове (1771 — после 1829), живопись которого искусствоведы именуют «переходной» от XVIII к XIX веку. Он родился а Петербурге, от отца получил первые навыки в деле художества. Ему было семнадцать лет, когда Иван Петрович, ставший управляющим имений Шереметевых, не смог больше заниматься живописью за хлопотами по ведению большого хозяйства. Именно тогда Николай написал свои первые картины: «Портрет смеющегося старика» и «Портрет крестьянина со стаканом в руке».
Портрет Никифора Артемьевича Семёнова (Портрет старика со стаканом).Николай Аргунов является завершителем славной фамилии художников, родоначальником которой был его отец. Любопытно поэтому сопоставить их автопортреты. Иван Аргунов написал себя в конце 1750-х годов, в пору расцвета своего таланта. Человек с простым и умным, некрасивым лицом; ему не идет пудреный голубоватый парик; шейный платок намотан неумело; в руке он держит не кисть, а рейсфедер, или, как тогда говорилось, «рисовальное медное перо» (непременный атрибут живописцев той поры, когда считалось общепризнанным, что истинный художник должен прежде всего безупречно рисовать и чертить). Это сильный, пожалуй, даже могучий человек, большой, полнокровный, с тяжелым пристальным взглядом, выдающим крутой волевой характер.
На автопортрете сына (во всяком случае, считается, что это его автопортрет) перед нами молодой человек, одетый в черное; нет никакого парика — красивые волосы растрепаны; человек этот слабого сложения, совершенно лишенный силы отца, скорее мечтатель, чем деятель, скорее робкий, чем волевой, с более тонкой, чем у отца, душевной организацией, более нервный, более восприимчивый — достаточно увидеть большие темные глаза, в которых беглые лукавые искры, кажется, гаснут в озерах сосредоточенной печали… По правде сказать, человеческий тип Николая Аргунова кажется нам более близким да и более интересным сегодня.
Этот автопортрет не датирован, но едва ли он мог быть написан позднее самого начала XIX века. К этому времени лучшие работы Николая Аргунова были уже позади. Одна из них — портрет Татьяны Васильевны Шлыковой (Гранатовой — по сцене). Она была крепостной, танцовщицей останкинского театра, устроенного Шереметевым в основном ради прославления таланта тоже крепостной, его возлюбленной, а позднее — жены Прасковьи Ковалевой (Жемчуговой), которую Аргунов тоже писал, и не раз. В 1803 году Татьяна Шлыкова получила вольную и в дальнейшем много выступала на разных сценах, не только танцевала, но и пела, и играла комические роли в драматических спектаклях.
Портрет же Аргунов написал в 1789 году (он хранится в музее-усадьбе Кусково). Художнику было восемнадцать лет, его модели — шестнадцать. Он написал тоненькую хрупкую девочку, и, пожалуй, по портрету не скажешь, что у нее незаурядный сценический талант; хотя, возможно, он еще не проявился тогда. Зато в ней немало прелести, робкой, скованной, еще не сознающей себя. Юность художника и юность модели удивительно поэтичны в этом портрете. «Чистая портретность» (без оттенка жанровости),— пишет исследователь,— отличает эту работу… Скользящий свет обволакивает фигуру, мягко моделирует лицо.
Мы мало знаем о художнике и его жизни. Знаем, собственно, только то, что умещается в нескольких строчках энциклопедии: в 1816 году получил вольную, с 1818-го — академик Петербургской Академии художеств; испытал влияние классицизма. В маленьком этюде об Аргунове М. В. Алпатов дает блестящую характеристику его искусства: его наследие — «невелико и скромно». И далее: «Его задача — выявить в человеке имперсональное благородство… раскрывать в человеке его моральную чистоту». Никакой недоговоренности — «в этом дело чести, подвиг художника».
Среди высших достижений Аргунова надо назвать несколько портретов Прасковьи Жемчуговой (тогда уже графини Шереметевой), написанных в начале XIX века: портрет в красной шали, портрет в красном халате, портрет в бальном платье с высокой талией по моде первых лет александровского времени. В них с редкой убедительностью и красотой раскрывается чистая и любящая душа этой женщины, сумевшей и в превратностях своей необычной судьбы сохранить душевную чистоту и человеческое, а не сословное благородство.
Последний портрет графа Николая Шереметьева.
Его наказ сыну: «Обладая великим именем, не ослепляйся богатством и великолепием.»
Портрет двухлетнего Дмитрия Шереметьева, Сына графа Николая Шереметьева и Прасковьи Жемчуговой.
Что же касается парадных — «репрезентативных» портретов, то в них Аргунов силен не был. Он смущался, терялся, и живопись получалась ходульной и однообразной. Может быть, единственное исключение, да и то, скорее, в историческом, чем живописном отношении,— портрет Гаврилы Романовича Державина. Он выдержан в красноватых тонах: красный мундир, красное одутловатое лицо, колючие умные глаза… Мы не узнаем великого поэта (его Аргунов не почувствовал или не сумел передать); мы видим перед собой царедворца — ловкого, холодного, много повидавшего на своем веку.
Перечислять другие портреты Аргунова незачем — они довольно однообразны и далеко на всегда хороши. Аргунов не был великим художником. Он был сыном своего времени и своей культуры. И снова мы цитируем М. В. Алпатова: «Перед его портретами невольно приходят на ум замечательные явления русской культуры начала XIX века. Вспоминаются пушкинские «Повести Белкина» с их безыскусной простотой слога и зернами истинной поэзии. Вспоминаются русские романсы начала прошлого века, а которых много душевного благородства и напевности. Вспоминаются особнячки в арбатских переулках, русский «крепостной ампир с его чертами народности и чистоты классических форм».
В. АЛЕКСЕЕВ
ПАМЯТЬ О ДОБРОТЕ И ТАЛАНТЕ
Портрет Прасковьи Ивановны Ковалевой-Шереметевой, по сцене Жемчуговой (1768—1803 гг.), написанный Николаем Ивановичем Аргуновым (1771—умер после 1829 г.), относится к тем произведениям искусства, несовершенство которых, отступление от канона, только подчеркивает их притягательную силу. Взгляните на эту картину: она напоминает старинную русскую парсуну, или, в сегодняшних категориях, примитив. Художник не обладает навыками перспективного построения — пол «опрокинут», ковер на нем как бы поставлен вертикально, но не вопреки, а скорее благодаря этому на первый план выходит не обстановка, как во многих парадных портретах, а сама героиня — замечательная русская актриса, бывшая крепостная графа Шереметева, женщина редкого таланта и доброты.
П. И. Ковалева получила вольную в 1798 году, а в 1801-м граф Н. П. Шереметев заключил с ней тайный брак, придумав ей родословную, восходящую к польскому шляхетскому роду Ковалевских. На самом же деле Параша Ковалева была дочерью кузнеца из подмосковного села Кусково.
На портрете 1893 года тридцатипятилетняя актриса изображена незадолго до смерти, последовавшей через месяц после рождения сына. Граф Шереметев заказал своему крепостному Н. И. Аргунову, сыну знаменитого художника И. П. Аргунова, этот портрет Прасковьи Ивановны для того, чтобы обнародовать свой брак и укрепить права будущего наследника несметного состояния. Вероятно, художник не случайно изобразил Ковалеву-Шереметеву в домашней одежде. На заднем плане — бюст графа Шереметева, причем вместо мраморного изваяния Аргунов написал живое лицо. В картине собрата Жемчуговой по искусству и по судьбе (Н. И. Аргунов получил вольную в 1816 году) есть трагические нотки: художник как будто предчувствует близкую смерть своей героини.
Это нервическое и тонкое лицо современной красавицы — оттуда, из далеких уже. почти седых времен. Была крепостная девушка Параша Ковалева, была замечательная актриса Прасковья Жемчугова, была счастливая возлюбленная графиня Шереметева — все она, она.