Посохины Михаилы
Михаил Васильевич Посохин-старший. Народный архитектор СССР, действительный член Академии художеств СССР, председатель Госгражданстроя при Госстрое СССР, главный архитектор Москвы
Архитектор Михаил Посохин (р. 1948) — сын своего отца. Его отцом был главный архитектор Москвы при Никите Сергеевиче Хрущеве и Леониде Ильиче Брежневе, прославившийся несколькими крупными объектами (Дворец съездов в Кремле, здание СЭВа на проспекте Калинина), впоследствии признанными образцом градостроительной бестактности. Это предопределило путь молодого человека.
Он пошел учиться на архитектора в Московский архитектурный институт и закончил его. Накануне московской Олимпиады опубликовал статью в журнале «Архитектура СССР» под названием «Архитектура олимпийских столиц»
. Статья была признана настолько актуальной, что после небольшой переделки Посохину удалось защитить ее как кандидатскую диссертацию. В 70-80-е годы он постоянно оказывался в составе творческих бригад, проектировавших самые престижные здания. Наиболее успешным оказался Дво-рец молодежи на Комсомольском проспекте, принесший его авторам Государственную премию. Любимым детищем отца был проектный институт «Моспроект-2», где сын возглавил мастерскую. В 1992 году, на излете перестроечных новаций, он стал председателем совета трудового коллектива «Моспро-екта», в 93-м плавно пересел в кресло директора. В 1996 году баллотировался на пост главного архитектора Москвы, но в результате тайного голосования — к удивлению мэра города и собственному — не прошел.
Архитектору Михаилу Посохину исполнилось 50 лет. Юбилей устроен в три приема: для официальных лиц — в Академии художеств, подчиненных — в «Моспроекте-2», для коллег — в Доме архитекторов. Выставка в Академии включила более ста объектов архитектуры и живописи. Юбилей Посохина оказался главным архитектурным событием этого года. За всю историю не только постсоветской, но и советской России ни один зодчий не удостаивался таких почестей в таком раннем возрасте.
На торжественном заседании Академии художест Михаила Посохина приветствовали Владимир Ресин, Юрий Лужков, который назвал юбиляра всемирно известным зодчим. Кроме того, Посохин был признан главным в сфере архитектуры из уст Зypa6a Церетели, президента Академии художеств, недавно обратно названой императорской. Свою краткую речь Церетели подкрепил медалью. Патриарх Всея Руси Алексий II лично не смог прибыть, чтобы благословить юбиляра, поэтому главным радетелем православия в вопросах архитектуры Посохин был назван устами отца Матвея, секретаря патриарха. Руки отца-секретаря возложили на юбиляра орден Даниила Московского.
На фоне столь бурных проявлений чувств со стороны властей коллеги — начальники из архитектурной среды — хвалили юбиляра в профессиональных выражениях. Президент Российской Академии архитектуры архаитектор Александр Рочегов, и президент Международной Академии архитектуры Евгений Розанов, и академик всех художественных академий и главный архитектор Академии наук в придачу Юрий Платонов, много превосходя юбиляра по возрасту, рассказывали о том, что помнили его еще ребенком, качали на коленях и учили играть в кубики. Причем, поскольку отец юбиляра, Михаил Васильевич Посохин, был главным архитектором Москвы, сюжет славословий приобретал отчасти гоголевский характер. «У главного архитектора Москвы Михаила Посохина родился сын Михаил Посохин. Будет, как и отец, главным архитектором».
Проспект Калинина прорубил в Москве Посохин-старший.
Самый плодовитый
50 лет для архитектора — возраст младенческий. Для всемирной известности может не хватить — в силу недостаточного количества работ. Но количество авторских произведений, представленных Михаилом Посохиным, во много раз превосходит все, что построили самые известные советские зодчие. Наивный человек может поразиться тому, как много успел молодой мастер. И вправду поразительно!
У Михаила Михайловича довольно сложная репутация среди коллег. Считается, что пойти работать к Посохину в принципе можно, но лучше этого не делать. Могут неправильно понять.
Три года назад в Москву вернулся Михаил Белов. Один из так называемых бумажных архитекторов, выигравший в 80-е годы несколько международных конкурсов и получивший признание за рубежом. Он долго работал в Германии. А вернувшись в Москву, начал всем и каждому доказывать, что все в России чистоплюи с интеллигентскими комплексами и зря порядочные люди не хотят работать с Посохиным. Он готов.
Посохин его услышал и предложил спроектировать фонтан «Принцесса Турандот» на Арбате. Счастью не только Белова, но и множества других людей не было предела. В мае этого года главный архитектор Москвы Александр Кузьмин в беседе с корреспондентом „Ъ» специально приводил эту «Турандот» в пример: «Смотрите, в Москве нет больше архитектурной оппозиции. Вот Белов, например. Сделал „Турандот»». Студентов Архитектурного института водили смотреть «Турандот» Белова.
Зря все так радовались. В каталоге персональных работ Посохина эта вещь присутствует, но никакого Белова там нет и в помине. Написано так: «Фонтан „Принцесса Турандот» на Арбате. Совместно с Э. Харитоновой, М. Харитоновым. Скульптор А. Бурганов».
Это одна из последних реализаций Михаила Посохина. Берем, наоборот, первую постройку из Краткого перечня проектов и построек М. М. Посохина, который публикует юбилейный выпуск финансируемого Михаилом Михайловичем журнала «Архитектурный вестник». «Дворец Молодежи на Комсомольском проспекте. 1986. Совместно с Я. Белопольским и др.» Главным архитектором дворца был Владимир Хавин, который этим своим произведением гордится даже больше, чем построенным им впоследствии зданием «Газпрома». Михаил Посохин работал у Хавина в числе полусотни других проектировавших это здание. Теперь оказалось, что это Хавин работал у Посохина в числе «и др.».
В прошлом году в Москве состоялся конкурс на Боровицкую площадь. Он проходил в два этапа. На первом всех поразил исключительно эффектный проект Абдулы Ахмедова. Он предложил создать на Боровицкой нечто вроде Дворцовой площади в Петербурге, а на Боровицком холме напротив Кремля — нечто вроде Парфенона. Жюри первого тура не пропустило проект во второй, Ахмедов не согласился с этим решением. Он в нарушение правил выставил на второй тур точно такой же проект. Но в соавторах появился Михаил Посохин. Теперь ахмедовский макет — украшение посохинского юбилея.
Проект здания Внуковской таможни, М. Посохин и др.
Еще одна реализация последнего времени — высотное здание у Павелецкого вокзала. Уже есть крылья, начали строить главную башню. Конкурс на это здание выиграл в 1995 году Борис Уборевич-Боровский. Победителя включили в состав мастерской «Моспроекта-2». Там проект начали переделывать самыми разными способами. Но, как объяснял тогда руководитель мастерской Сергей Ткаченко корреспонденту „Ъ»: «Сколько мы его ни переделывали, не принимают у нас проект. И так до тех пор, пока мы не включили Михаила Михайловича в авторский коллектив. Сразу все пошло как по маслу».
Говорилось это безо всякой злобы, а даже с большой гордостью. Это не скандал, а норма работы. Дело поставлено на поток. Года два назад Посохин официально стал руководителем всех работ, выпускаемых институтом «Моспроект-2». Институт — почти три тысячи человек. Вначале никто не понял, что, собственно, означает это «руководство». Но все единогласно утверждали: это не авторство, а что-то такое особое, ну, словом, «руководство». Оказалось — авторство, авторство. Работы, которые Михаилу Михайловичу чем-то приглянулись, сплошь входят в юбилейный каталог.
1-я образцовая типография. М. Посохин и др.
На всех пресс-конференциях по строительству храма Христа главным архитектором реконструкции представлялся Алексей Денисов. Сегодня этот храм украшает обложку посохинского каталога. Весь шквал критики за комплекс «Охотный ряд» на Манежной площади обрушился на главного архитектора проекта Дмитрия Лукаева. А зря. оказывается. В связи с 50-летием это теперь авторская вещь Посохина.
Причем «руководство» как выяснилось, имеет и обратную силу. Так, проект реконструкции Большого театра, реализуемый сегодня, был создан в 1988 году, когда Посохин даже не стал еще дирекгором «Моспроекта . Его авторы — Павел Андреев, Андрей Маслов и Юрий Шевердяев. Перспективы Шевердяева, одного из старейших и наиболее уважаемых сегодняшних российских архитекторов, заполняют целый разворот каталога Посохина. Имени Шевердяева под ними нет.
Здание на ул. Балчуг. М. Посохин и др
Самый разносторонний
Именитые авторы детективных романов нанимают себе «рабов», которые гонят под них страницы. Но заставляют все писать в одном стиле. Посохин либеральнее: он позволяет людям, делающим его работы, творить по-разному. В этой ситуации
трудно рассматривать творчество Посохина в целом. Авторы его проектов — люди слишком разных вкусов, поколений и пристрастий, объединенные только лейблом «М. Посохин»; их работы не составлят никакой целостности.
Естественно Михаилу Михайловичу трудно сформулировать своё творческое кредо. «Нельзя прямо сказать: «В огороде — бузина, а в Киеве — дядька». По счастью, размытые постмодернистские эстетические представления позволяют высказать это сложнее. Типа: «Посмотрите, какое сегодня сложное, разнообразное время. Ведь все изменяется. В огороде растет бузина, а в Киеве проживает дядька. И не может, просто не может современный зодчий все делать одинаково. Я за творческое разнообразие».
И все же можно задаться вопросом: есть ли в этом разнообразии хоть что-то однообразное, что-то, что выдает именно почерк Михаила Михайловича? Стоит так поставить вопрос, как окажется: да, есть.
Один из членов экспертного консультативного совета при Москомархитектуры (ЭКОС— организация, с которой в Москве нужно согласовывать все крупные строительные проекты), пожелавший остаться неназванным, беседуя с корреспондентом „Ъ», сформулировал свой опыт работы таким афористическим образом: «Что ни участок, то конфликт, что ни конфликт, то Посохин».
Действительно, рассматривая то, что условно называется «работами Посохина», сразу же сталкиваешься с нарушением всех действующих норм и правил. Это касается не только одиозных комплексов — «Охотного ряда» (строительство резко изменило памятник архитектуры федерального значения — Александровский сад) или того же ахмедовского проекта Боровицкой площади (он полностью нарушил систему охранных зон Кремля). Это касается именно «рядовых участков», которых масса.
Два здания, которые еще продолжают строить.
Деловой центр на углу Мясницкой и Милютинского переулка (в соавторстве с А. Ерохиным). Основная застройка по переулку— 2-3 этажа, по охранным нормам Москвы такая высотность должна сохраняться. Центр Посохина— 7-8 этажей плюс башня. Немного мешал соседний дом, но в процессе подготовки котлована он, к счастью, очень удачно рухнул. Об этом много писали.
Школа оперного искусства Галины Вишневской (в соавторстве с тем же Ерохиным). Та же ситуация: здание в два-три раза выше окружающей застройки. Дополнительное обстоятельство: утвержденное в качестве Школы оперного искусства здание на 70% представляет собой элитное жилье, окружающее ту самую школу. А элитное жилье и культурное учреждение — совсем разные статусы проекта, которые важны при его согласовании, получении налоговых льгот и т. д.
Еще сюжет — реконструкция интерьеров Сената московского Кремля, резиденции президента России. Делала реконструкцию мастерская Б. Палуя, так называемая кремлевская группа «Моспроекта». В № 38 журнала «Архитектурный вестник» Палуй и назван автором реконструкции. Посохин там даже не упомянут. В N- 39, юбилейном, он оказывается главным автором. Но дело даже не в авторстве: в Сенате вообще нельзя ничего строить. Это памятник архитектуры федерального значения (в Белом доме президент США не имеет права даже картину перевесить, не то что стены крушить). Нельзя, но надо.
Вот именно когда «нельзя, но надо», в соавторах появляется Михаил Посохин. В качестве заместителя главного архитектора города, главы комиссии Москомархитектуры по центру Посохин может протолкнуть решение, которое противоречит всем нормам и правилам. Когда у архитекторов все получается, когда проект соединяет в себе цивилизованное отношение к городу с профессионализмом — Посохина не зовут. И даже норовят как нибудь вывести здание из под его «руководства».
Посохин-младший предложил спрятать проспект Калинина в лесу.
Его зовут, когда надо сделать что-то такое, чего делать не надо. Эта черта определяет своеобразный характер того, что собрано в его каталоге. Здания, конечно, не его, но все они какие-то такие, что лучше бы их не было.
Ни одно из этих зданий не получило позитивной оценки ни на одном из архитектурных смотров. Никем не выдвигалось на госпремии — несмотря на фантастический объем строительства и инвестиций. Каждое вызывало резкое неприятие охранных органов. Ни одно не упомянуто в списке 50 лучших зданий Москвы последнего десятилетия, составленного «Архитектурной галереей» по результатам опросов профессионалов. Каждое второе получило негаттивную оценку прессы.
Юбилейная выставка состоялась как выставка всего сомнительного в московской архитектуре последнего десятилетия. И в этом индивидуальность Михаила Посохина все же прослеживается. Его «творчество» — беспрецедентная по масштабу бестактность. Здания, к которым он приписался, сплошь являются образцами бестактности, нецивилизованности в московской архитектуре.
Самый своевременный
В этом смысле Посохин — прежде всего индикатор состояния архитектурного сообщества. Нормальной реакцией на такой юбилей был бы бойкот. Понятно, что большинство архитекторов — конформисты. Интересно, что не нашлось ни одного нонконформиста. Никто из коллег даже слова не сказал против. То есть говорили много, но исключительно в кулуарах. У микрофона благодарили и кланялись, кланялись и благодарили. Довольно унизительное зрелище.
Но понятное. В сущности, любой из поздравлявших мог сказать: да я вообще не Посохина поздравлял. Я поздравлял всю московскую архитектуру. Строительный бум. Возможность работать, так сказать, в его лице. Вдумываясь в эту ситуацию. понимаешь, насколько бессмысленно нападать на Посохина. Он тут вообще ни при чем.
Посохин стал директором «Моспроек-та-2» в 1993 году. Это был переломный момент в архитектуре. Тогда надо было решить, по какому пути она будет развиваться дальше. Не в смысле стиля, а смысле социального устройства.
В нормальных капиталистических условиях такие гигантские офисы, как «Моспроект-2», отсутствуют. Там крупный офис — половина одной мастерской сегодняшнего «Моспроекта». Заказы распределяются через конкурсы. Выиграл— начинай строить.В 1993 году из «Моспроекта» все разбежались. Архитекторы создали частные бюро. В этом момент надо было решить, на что ставить. Стоит заметить, что Борис Немцов в Нижнем Новгороде поставил на «частников», вообще предоставив архитектуре развиваться, как она хочет. И сегодня Нижний в архитектурном отношении — столица России. Юрий Лужков в Москве поступил иначе.
«Моспроект-2» — дитя социалистической Москвы. Когда Москву превращали в «образцовый коммунистический город», это делали централизованно. Для капитализма в принципе это не подходит, но поскольку в «образцовый капиталистический город» Москву начали превращать тоже централизованно и мэр лично руководит этим процессом, то не использовать сохранившуюся вертикаль было бы просто не по-хозяйски.
Но такая вертикаль предполагает особый тип архитектурного проектирования. Маркс когда-то придумал «азиатский способ производства». Это когда непонятно, как производят, получается плохо, неэффективно, но в целом все работает. Так вот, в Москве утвердился «азиатский способ производства архитектуры». Посохин — даже не его часть. Он — его символ. Архитектур-баши.
ГРИГОРИЙ РЕВЗИН
Мысли Михаила Посохина.
— В искусстве заметна тенденция, которую можно назвать черным юмором, желанием расстаться с прошлым смеясь. Было ли что-либо подобное в архитектуре?
— Вопрос хороший. Почему? Потому что иногда я к ответу на него приходил сам. Черный юмор случился с нашей архитектурой. Но он как раз пришелся на ту эпоху, с которой надо было расставаться смеясь. Возникло такое понятие, как «бумажная архитектура: и она сыграла эту роль.
А потом для нас, архитекторов, начался подлинный ренессанс. Не с точки зрения конкретных достижений. Вдруг перед нами открылись небывалые возможности. Как, знаете, в детстве: открылся ящик с игрушками, с бесконечным счастьем. Появились стекло, металл. Раньше из партии исключали за применение маленького кусочка гранита на цоколе. Появились заказчики негосударственной сферы, которые от серьезного до просто несерьезного тебе заказывали. Допустим, взять и построить где-то за городом дворец по образцу какого-то там дворца в Санкт-Петербурге. Это интересная задача.
Поэтому затяжного периода, когда надо сдирать коросту через юмор, у нас не было. Мы бросились все к тому счастью, которое нам дали.
— А как вы думаете, есть в архитектуре, в Москве, какие-то конфликты? Какой-то драматический момент?
— Если брать социальную сферу, то я не вижу проблем. То есть существуют, конечно, проблемы, которые были созданы предыдущей градостроительной деятельностью, строительством панельных районов-перфокарт. Вот трагедия. Трагедия, за которой тянутся и хулиганство, и алкоголизм, и что хотите. Я так считаю, что это способствует негативным явлениям. Нечего удивляться сегодня: вот новые русские появились, любят башенки, петушки. Эти новые русские вышли из этих районов, где они воспитывались и росли. И тут естественное желание человека увидеть что-то, напоминающие ему природные факторы.
— Правда, что строительство на Манежной было начато для того, чтобы уничтожить митинговую площадку?
— Я человек не из политики, честно вам скажу. Я не могу это утвердительно сказать. Судьба, которая меня связала с Манежной площадью, сделала это не с самого начала строительства. Поэтому я не присутствовал. Там уже была яма выкопана, когда я появился в этом проекте.
— Но как вы сами-то думаете?
— Вообще, если честно говорить, конечно… Может быть, не исключаю. Но вы знаете, в городе не может быть разрыв в ткани. Вы представляете организм, в котором есть разрыв в ткани? Дыра! Вот в Москве, в центре, такие две дыры были — это Манежная площадь и место, где был бассейн, где сейчас храм Христа Спасителя. Они могут нравиться или не нравиться, один могут называть китчем одного времени, другой китчем другого. Но посмотрите, что там теперь творится. Там идет жизнь. У нашего народа и у нашей молодежи многие десятилетия было отнято то, что называется нормальной жизнью, когда человек раскрепощен.
— Скажите, а какой у вас любимый город мира?
— Вы знаете, я не могу однозначно ответить, потому что у меня по жизни такого нет. Я единственное могу ответить: я люблю Европу. Меня европейская культура, европейские города привлекают духовно, душевно. Мне там хорошо, я там себя чувствую комфортно.
— Что вам ближе — питерская распланированность или московский ход развития?
— Что мне ближе, вы знаете, я даже не могу сказать. Петербург производит впечатление на меня сильнейшее, но в Петербурге я бываю максимум два раза в год, а в Москве ведь живешь, ходишь мимо Кремля.
Петербург — это достижение национального гения в области градостроительства, архитектуры, достижение политических структур того времени, результат образованности верхних слоев общества. Но это достижение совершенно западное в нашем понимании. Цивилизованная одноразовая акция. В Москве очень органично то, что она пирог «Наполеон», многослойный. В стилевых отношениях столько напластовали, столько всего здесь, что это наилучшим образом, может быть, отражает нашу культуру, которая состоит из противоречий.
Мы на стыке Азии, Европы, туда-сюда… Нельзя делать то, что противно нашему народу. Ну что сделать? Или народ менять, или тех людей, которые делают. Это ведь ясно, что народу надо служить все-таки.
— А как вы думаете, какой лучший район Москвы для жилья, для нахождения человека?
— Я считаю, что лучше всего жить в центре. Я всю жизнь жил в центральной части, так жизнь сложилась у меня. В высотном доме на площади Восстания, потому что он по проекту папы был построен. Тогда было такое правило. Давали архитекторам квартиры в домах по их проектам. Вот такое отношение к этому было.
— Каким вы видите центр Москвы через десять лет? Представим, что у вас безграничные возможности. Какие здания вам хотелось бы просто изъять из города? Или, наоборот, что сюда поместить такое, без чего плохо в Москве?
— Я считаю, что сегодня вот это вот «изымать— не изымать» неактуально… Пока можно на эту тему не суетиться. Хотя в перспективе об этом надо думать.
Я делал такое проектное предложение, которое назвал «Арбатский бульвар». Это сделано не для того, чтобы завтра взяли все лопаты и пошли копать. Очень так примитивно говорю, непрофессионально: у меня есть по жизни несколько градостроительных идей, которым я привержен. Вот одна из идей: я считаю, что сейчас необходимо начать освоение подземного пространства в центральной части города, чтобы спасти те здания, которые есть, и человека, и экологию в центре. Я, конечно, не могу вмешиваться в планы наших руководителей. Но я, как гражданин, архитектор, мыслю себе как первейшую задачу уход транспорта в подземные пути. И озеленение верхней части.
Архитектура — это дорогая вещь. И в связи с этим это очень трудно осуществить. На следующем этапе, наверное, можно было бы вести замену некоторых зданий. Должно пройти лет пятьдесят каждый раз для того, чтобы их оценивать. Есть, конечно, такие объекты — вроде здания гостиницы «Интурист» около Кремля. Его хотят то разобрать, то не разобрать, черт его знает. Наверное лучше бы было, если бы его не было. Но с другой стороны, а Тверская улица? Это же не Тверская улица, это же улица Горького, если честно говорить. Потому что Горький — это, так сказать, тот знаменатель, который соответствует тому периоду. И так далее. Поэтому это такой вопрос, очень аккуратный.
— Мне кажется, архитектор — это художник и государственный деятель в одном лице. Вы согласны?
— Вы знаете, когда я учился в архитектурном институте, мы совершенно серьезно были убеждены, что архитектор должен стоять во главе государства. Понимаете? Это мы обсуждали вечерами, это было очень серьезно. Это базировалось на идее, что никто так не может профессионально преобразовать общество, продвинуть его в правильном направлении, кроме как архитектор, а все остальные ему вроде бы мешают. Была такая абсолютно четкая мысль.
Архитектор по разным причинам действительно ближе всех к власти. Только художник, который пишет портреты царских особ или богатых людей, может внедриться глубже, больше, чем архитектор. Потому что наша профессия не совсем понятная. В чем трагедия нашей профессии: у меня рулонами стол завален, попробуй покажи кому-нибудь — никто ничего не поймет.
Государство вкладывает огромные деньги в строительство, в архитектуру, строит определенные пирамиды и хочет иметь во главе этого процесса ответственное лицо, так сказать, министра. Это логическое выражение консолидации средств и всего остального в одном лице.
Иногда говорят: как же так, на Западе есть фирмы, где больше 30 человек не работает, а фирма считается большой. Да мы должны вообще забыть еще лет на сто эти сравнения! Потому что мы совсем другие. Допустим, мы ведем реставрацию Кремля. Задача возникла: сделать резиденцию президента Ельцина в Кремле — корпус номер один московского Кремля. Никакая фирма не может с этим справиться, потому что она устроена совершенно для другого. Требуется человек, который может мобилизовать две тысячи проектировщиков. Это не значит, что они сидят у меня. Это я по всей Руси должен собрать. Всегда в каждой среде возникает такой человек. Как в авиации Микоян, Сухой — те, которые могли быть руководителями и поднимать большие программы. Общество требует таких руководителей.
Что происходит сегодня? Конечно, сегодня статуса первого лица в архитектуре нет, границы этого размыты. Но все время возникает необходимость в таких государственных людях. Я могу на своем примере это говорить.
Михаил Новиков.