Полисский Николай
Когда-нибудь это должно было случиться! Проект «Никола-Ленивецкие промыслы» Николая Полисского, московского митька-расстриги, отменного живописца, превратившегося в скульптора, архитектора и просто концептуального художника, не мог не завоевать цивилизованный арт-мир. Это в России членов артели, организованной им в деревне Никола-Ленивец на Мре, высоколобые критики, якобы поддерживающие демократический «левый дискурс» называли «дрессированными обезьянами» , подразумевая, что создатель «Промыслов» — этакий Карабас-Барабас, а калужские поселяне (молодые, здоровые и умные парни, между прочим) — лишь марионетки в его натруженных руках. Западные кураторы не сразу, честно говоря, но очень скоро оценили не только пластические результаты феноменального эксперимента, но и его социальную подоплеку которая столь ценится сегодня в том, что именуется contemporary art. Замечательный художник Полисский Николай Владимирович (1957) умудрился, не растеряв профессионального мастерства, превратиться в некоего Макаренко от искусства, приобщая к нему тех, кто только в школе читал про акведуки, зиккураты, средневековые карнавалы (хотя про масленичные празднества знал не понаслышке). Но повторял все это и многое другое собственными силами в Никола-Ленивце под чутким руководством «дяди Коли?». А «дядя» с самого начала называл тех, кого в Москве до сих пор именуют «архаровцами; своими соавторами. И слово стало явью. Ребята в самом деле превратились. в самостоятельную творческую единицу на поле отечественного искусства. Никола-Ленивец — в легендарное уже «место силы», где проходит фестиваль «АрхСтояние», в котором участвуют лучшие художники и архитекторы (тут нужно отметить поддержку соседей-друзей по поселению). А «Никола-Ленивецкие промыслы» этой осенью покорили Францию.
Николай Полисский у «Большого адронного коллайдера»
Западные гастроли были и прежде. Этой весной, например, в Музее современного искусства Люксембурга был построен «Большой адронный коллайдер». Инсталляцию «Грачи прилетели» (куча деревянных птиц) показывали в прошлом году в Майами. Но теперь это совсем похоже на экспансию калужских ремесел во Францию.
В одном из самых знаменитых отелей в центре Парижа «Le Royal Monceau» по приглашению самого знаменитого дизайнера мира Филиппа Старка Полисский & Со (теперь только так) построили инсталляцию «Охотничьи трофеи» — деревянные лоси, косули и на кого там еще охотятся, — в полный рост. Зал, который успокоит и любителей пострелять, и нежных экологов.
«Охотничьи трофеи»
А в городке Дюнкерк в Нормандии из старых ржавых корабельных буев возник «Спутник» — символ России. Над ним трудились и местные сварщики, оставившие свои имена на деталях инсталляции. Оказывается, старожилы видели, как над их Дюнкерком пролетал советский спутник в 1967 году.
Спутник.
Это, конечно, новый опыт для Полисского, который всегда работал с экологически чистыми материалами, а тут груда массивных железяк.
Но чистая Европа ждет от России привычной грязи. Хотя и сама ее предоставила «дяде Коле». И пригласила его соавторов, которых прежде стеснялась.
Федор РОМЕР
Русскйи десант в Маиами оказался вполне внушительным. Целых двадцать три автора — от узнаваемых звезд уровня тех же Дубоссарского — Виноградова до еще незамыленных, новых фигур, например, Хаима Сокола.
Грачи прилетели. 2008 год.
«Грачи прилетели» — так и хотелось сказать, глядя на расеевшихся во дворе музея черных деревянных птичек, прилетевших в Амернку из деревни Никола-Ленивец, где в постоянном соавторстве с местными крестьянами работает один из участников выставки Николай Полисский. Правда, под тропическим флоридским солнцем и в сочетании с музейным зданием в стиле арт-деко «грачи» почти утратили свой русский колорит и показались некоей архетипической архаикой — такие изделия могли бы быть родом и из какой-нибудь Африки или Океании. Чего нельзя сказать о других пернатых, также прилетевших в музейный двор, -стае двуглавых орлов, пойманных в сети художником Андреем Филипповым.
В Центре современной культуры «Гaраж» в рамках официальной программы «Года Франции в России» открылись выставки «Русские утопии» и «Футурология» — первый проект московского «Гаража» посвященный отечественному актуальному искусству (Илья и Эмилия Кабаковы, двумя масштабными инсталляциями которых «Гараж» открывался осенью 2008 года, все же предстали не как русские художники, а как международные живые классики). На искусство это предлагается взглянуть с двух точек зрения — западной, внешней, и внутренней, местной. Выставку «Русские утопии» сделали молодые московские кураторы Юлия Аксенова и Татьяна Волкова, работавшие в Отделе новейших течений Третьяковской галереи в те времена, когда этот отдел возглавлял Андрей Ерофеев. «Футурология» — проект французского куратора Эрве Михайлова, уже работавшего с актуальным русским искусством: в 2008 году он делал выставку «Москополис» для «Louis Vuitton» в Париже, с которым постоянно сотрудничает. Эрве Михайлов полагает, что русским художмжам тема будущего ближе, чем их западным коллегам-современникам: до сих пор сказывается наследие русского исторического авангарда, самого футуристического в мире.
Отсылки к наследию русского авангарда объединяют оба выставочных проекта. Еще перед входом на экспозицию в «Гараже» высится огромный «Зиккурат» из сена, воздвигнутый Николаем Полисским, художником, чей проект занимающейся лэнд-артом коммуны крестьян-художников «Никола-Ленивецкие промыслы» развивает как архитектурные, так и социальные аспекты утопии.
Зиккурат.
Сенная башня и была впервые построена в калужской деревне в 2000 год. Зиккурат, чья спиралевидная форма напоминает Башню III Интернадонала Владимира Татлина, порождает иронически-мифопогический образ страны, в которой возведение всевозможных утопий является таким же традиционным занятием, как метание стогов сена И хотя в качестве своего рода эпиграфа к «Футурологии» в «Гараже» показывают два не самых, мягко говоря, известных полотна Казимчра Малевича из собрания Московского музея современного искусства, главным символом русской утопии оказалась все же башня Татлина, разнообразные подобия которой присутствуют в обеих выставках. На «Футурологии» есть, например, инсталляция Андрея Молодкина (участвовавшего в выставке «Победа над будущим» в российском павильоне на последней Венецианской биеннале, выставке, посвященной сходной теме, что видно по названию), представляющая реплику на знаменитую работу американского минималиста Дэна Флэвина, посвященную. опять-таки, Татлину. Только к светящимся белым светом флуоресцентным трубкам, из которых выложен условный контур башни, добавлены, в качестве фона, трубки черные, заполненные излюбленным Молодкиньм веществом -нефтью. А вот группа «Электробутик» (Аристарх Чернышев и Алексей Шульгин) свернула в трубкустраль, напоминающую все ту же татлинскую башню, гигантское подобие iPhon’a. Если судить по этим работам, хоть и ироничным, то будущее русские художники рисуют вполне себе прагматическое: символ революционной утопии превращается то в популярный гаджет, то в резервуар для субстанции экономической власти.
Исторический авангард значим отнюдь не для всех участников выставки «Футурология» — разве что Сергей Бугаев-Африка мостит пол своей инсталляции «Квант аффекта» металлической брусчаткой с квазисупрематическими рисунками. Зато вместо потолка в этой комнате под табличкой «Институт нового человека» и напоминающей не то мастерскую художника-самоучки, не то лабораторию безумного изобретателя — целое собрание старинных расписных дверей, снятых с каких-нибудь деревенских изб. И поди пойми, где тут низ, а где верх, где будущее, а где прошлое. Не менее важным элементом «Футурологии» оказались отсылки с соцреализму. Так, Павел Пепперштейн совместно с Владимиром Федоровым и группой «Россия» представляет цикл картин, в котором оммажи супрематизму, правда, нарочито инфантильные и невсамделишные, соседствуют с портретами деятелей московского концептуализма, написанными в нарочито кондовой реалистической манере — так, что даже Андрей Монастырский кажется каким-нибудь оттепельным литератором. Молодые художники Илья Гапонов и Кирилл Котешов написали монументальный полиптих из пяти частей, представляющий в стиле, напоминающем экспрессионистски-мрачную версию монументальной пропаганды эпохи застоя, шахтеров Кузбасса. А Иван Плющ представил живописную серию «Земля забетонированная» — руинированных гипсовых пионеров, превратившихся в каких-то разлагающихся зомби с торчащими костями арматуры. Впрочем, есть на выставке и образы непроницаемо-приватные: огромная скульптура Петра Белого, напоминающая взрывающееся светило со множеством деревянных лучей-щепок, буквально пронзающих насквозь стены выгородки, или загадачного назначения конструкции Ирины Кориной, сквозь которые прорастают деревья и травы.
А самым пронзительным произведением на выставке оказалась видеоинсталляция «Clipping» Ольги Чернышевой: серия видеозарисовок, отобразивших мимолетные моменты повседневности, в сопровождении удивительной красоты дневниковых записей художницы — Ольга, как оказалось, еще и писатель.
«Русские утопии» также не обошлись без татлинских башен. В настоящий момент в «Гараже» можно увидеть только первую часть выставки, собранной московскими кураторами (вторая откроется в апреле), и посвящена она вроде бы не будущему, а прошлому — она называется «Посвящения: на руинах великих утопий». Речь идёт о всё тех же авангарде и соцреализме, однако к «советскому» и «авангардному» добавляется ещё и «русское».
Сочетания и взаимодействия трех этих амбивалентно оцениваемых сил и создают общее смысловое поле выставки.
Так, «Грибы русского авангарда» Елены Елагиной и Игоря Макарееича — гиантские мухоморы, на шляпках которых высится все та же татлинская башня и прочие угопическо-конструктивистские сооружения, в сочетании с инсталляцией Бориса Орлова «Ведьмин круг» — белое крыло упавшего самолета, погружающегося в своего рода болото из красно-черного хохломского узорчика, плесенью подбирающейся и к самому самолету, выглядят очень убедительным образом «русского» как извечного ‘гиблого места; порождающего всевозможные утопические проекты авангардного и советского, но в конце концов поглощающего их своей первобытной вневременной хлябью. Для Хаима Сокола «советское» — это морок платоновского «Котлована» по мотивам которого создана его инсталляции с крошечными глиняными фигурками, обреченно копошащимися в ржавых жестяных корытах, ассоциирующихся с бытом старых коммуналок. А Арсений Жиляев, напротив, видит в утлом советском быте наследие высокого авангардного аскетизма — из обпомков убогой дээспэшной мебели, найденной на помойках, он выстраивает изящные объекты, отсылающие к функционалистской эстетике конструктивизма.
Сам жанр утопии распространен больше всего в литературе — и архитектуре. Так что «Русские утопии» не обошлись без архитектурных реминисценций. Тут есть и проекты выходца из движения «Бумажной архитектуры» Юрия Аввакумова, и буквально бумажный макет города от Кирилла Асса и Анны Ратафьееой. Их инсталляция называется «Прилив», причем роль стихии, сносящей утлые постройки, отведена публике: инсталляция расположена на полу, на проходе между двумя залами, и печальную участь бумажных улиц и площадей легко угадать.
А заканчивается экспозиция уже не глобальными, но частными утопиями: проектами личных галлюцинаторных миров, в которые зритель мажет разве что заглянуть. Абсолютно белая комната с ведущей явно в какие-то мистические выси лестницей-стремянкой и налитой чем-то красным «чашей Грааля» на столе (реализация эскиза покойного Дмитрия Александровича Пригова) тут соседствует с залитой красным «Бархатной комнатой» где даже дурацкий детский ночник в виде лисички кажется эзотерическим объектом (авторский повтор хрестоматийной инсталляции группы «Инспекция Медицинская герменевтика» 1991 года). Впрочем, в некоторые совсем уж приватные миры публике не дано даже заглянуть. Из глухого железного контейнера (объект Андрея Кузькина «Один, или тайная жизнь») доносятся только крики и бормотания художника, которому явно не по себе в этой утопии-одиночке, которой обратилась «башня из слоновой кости». Башни, опять-таки смутно татлинские, и завершают выставку — на этот раз в виде монументальных холстов Валерия Кошлякова, представляющего то ли ажурные конструкции, то ли осыпавшиеся до арматуры статуи, словно бы изо всех сил стремящиеся удержаться на своих опорах, словно под натиском не то урагана, не то просто силы времени.
Хотя «Русские утопии» представленные в первой части выставки, и отсылают к истории, они посвящены не столько прошлому, столько этакой археологии будущего, обратившегося в руины, так и не реализовавшись в настоящем. Но обращенность в будущее, пусть и не наступившее, чувствуется здесь гораздо сильнее, чем в «Футурологии» представляющей, скорее, альтернативные версии настоящего: того, где no-прежнёму царит социализм, и того, где восторжествовало общество потребления, где по-настоящему важны только самые хрупкие и мимолетные впечатления или же, напротив, вневременные, мистические явления. Так что выставки французского и московских кураторов, возможно, стоило бы поменять названиями.
Ирина КУЛИК
Список трех номинантов в главной категории «Проект года» (40 тысяч евро) выглядит безупречно.
В финал вышли Николай Полисский с его деревянной чудо-машиной «Большой адронный коплайдер»,’ сконструированной совместно с жителями деревни Никола-Ленивец, Вадим Захаров с гарнитуром «Святой Себастьян» — диковинной и, несмотря на всю свою добротность, принадлежащей словно бы другому измерению мебелью, скопированной с «иконных порок» и Павел Пепперштейн с серией полотен «Город Россия» — биеннальным хитом, выставлявшимся как в Москве, на биеннальной выставке «Против исключения» так и на биеннале в Венеции, причем не только в российском павильоне, но и в рамках основного проекта.
Объединенные выбором жюри в тройку лидеров, эти проекты очень разных художников обнаружили известное сходство: все они так или иначе являются размышлением о том, что такое русская утопия — иронически-невоплотимая, как у Пепперштейна, почти что ставшая реальностью у Полисского и материализовавшаяся, но от того не ставшая более реальной, у Захарова.
Тройка финалистов в номинации «Медиа-арт» выглядит не столь безусловной. Помимо настоящих основоположников и лидеров российского медиа-арта, дуэта Алексея Шульгина и Аристарха Чернышова с проектом «Крити-поп» остроумной и изящной рефлексией по поводу общества потребления информации, сюда вошел, опять-таки, Вадим Захаров, чье видео «No distance» является скорее документацией перформанса, нежели медиаискусством. И совсем уж загадочным выглядит третий финалист, а именно видеофильм Юлии Девляшовой и Александры Тощевиковой «Кофе-брейк». Непритязательная короткометражка об уволенной официантке, которая с горя покупает дешевенький кофейный сервизик и бьет его в ближайшем дворе, может; и не лишена обаяния, но кажется затесавшейся на премию по современному искусству по недоразумению.
В шорт-лист номинации «Молодой художник; в этом году очень сильной, вышел впервые открытый Центром «Винзавод» с программой «Старт» Сергей Антуфьев с дебютным и пока что единственным у этого художника проектом «Объекты защиты» — шаманскими талисманами и оберегами, вполне достойными ученика какого-нибудь мага земли. А также граффитист Make с эффектными фресками на гофрированном железе и Александра Фролова — автор откровенно коммерческой фотографии в псевдо-психоделическом духе. Впрочем, ее присутствие в списке финалистов — хотя бы единственная уступка откровенно салонному вкусу.
Ирина КУЛИК
В калужской деревне Никола-Ленивец, расположенной на территории национального парка «Угpa’,’ на тех самых берегах реки, где некогда произошло «великое стояние» положившее конец татаро-монгольскому игу, прошел очередной Фестиваль ландшафтных объектов «Архстояние-2009. Зима. Масленица» организованный НП «Проект Никола-Ленивец» при содействии администрации Дзержинского района Калужской области, а также спонсорской поддержке ООО «Агросфера» и лично депутата калужской Госдумы Юрия Титкова.
Фестиваль «Архстояние» в котором уже успели принять участие многие ведущие отечественные и зарубежные архитекторы, дизайнеры и художники, проводится дважды в год, зимой и летом, начиная с 2006 года Кураторами его являются молодые архитекторы Юлия Бычкова и Антон Кочуркин. Однако настоящим центром российского лэнд-арта Никола-Ленивец стал еще раньше, с тех пор, как здесь, заручившись поддержкой местных жителей, стал возводить свои фантастические объекты московский художник Николай Полисский. Его зиккураты из сена, акведуки из снега, башни, сооруженные, наподобие птичьих гнезд, из лозы и сучьев, давно являются одними из самых опознаваемых образов отечественного современного искусства. А сам Полисский, осчастлививший одну отдельно взятую деревню при помощи contemporary art, стал не только признанным мэтром мировой арт-сцены (он участвовал во многих крупнейших международных выставках, в том числе и в Венецианской архитектурной биеннале 2008 года), но и, что гораздо труднее, местной легендой. Художник рассказывает, что, когда его по дороге к Никола-Ленивцу остановил местный гаишник и узнал, что перед ним тот самый «дядя Коля» милиционер отреагировал примерно так же, как если бы встретил живого Деда Мороза. А Масленица в Никола-Ленивце, на которую съезжаются как столичная художественная публика, так и отдыхающие со всей Калужской области, стала единственным в своем роде событием, соединившим, казалось бы, несовместимое — первоклассное, без всяких скидок на массовые вкусы, современное искусство и народные гуляния.’
Правила фестиваля, проходящего на территории заповедника, требуют, чтобы произведения не нарушали гармони окружающей среды и были созданы из экологически чистых материалов и в идеале, были бы временньми. Так что одно из трек произведении нынешнего «Архстояния» совместный проект «Огонь-Баба» Константина Ларина и журнала «DОМUS», изначально оыло обречено разделить участь масленичного чучела. Большая, высотой с трехэтажный дом, «Баба» сделанная из натянутой на деревянный каркас красной тряпки и собранная, как снеговик, из нескольких шаров, своим лаконичным обликом напоминала огромную неваляшку, дизайн которой словно бы придумал Казимир Малевич.
Огонь-Баба и Жена Ноя.
Под «юбку» масленичной «Бабы» можно было залезть, чтобы обнаружить внутри огромной полусферы катальную горку. Желающие покататься выскакивали из условного «лона» в полном соответствии с той архаической символикой нового рождения, которое заложено в масленичюм празднестве. А к вечеру «Огонь-Бабу» торжественно сожгли.
Еще один вариант масленичного чучела представило Архитектурное бюро «Рождественка». Их творение, нареченное «Женой Ноя» представляло собой сшитую из разноцветных лоскутов фигуру условно-женственных очертаний. Впрочем, в этой фигуре виделась, скорее, какая-то пчелиная королева или еще какое-нибудь неведомое, но отнюдь не злонамеренное гигантское насекомое — тем более, что создание это было летучим. «Жена Ноя», чья лоскутная оболочка была наполнена множеством надувных шаров, летала по Никола-Ленивцу на веревочке, подобно огромному дирижаблю. Эта акция отсылала к предыдущему «Архстоянию» прошедшему летом 2008 года- тогда темой фестиваля был «Ноев ковчег», а его участники построили причудливые плоты, сплавлявшиеся no Угре. «Жена Ноя» — это своего рода живой ковчег чреватый всеми возможными формами живых организмов, что-то вроде бороздящего межзвездные просторы космического корабля, разносящего по Вселенной споры жизни. В отличие от оставшихся с лета «ковчегов» которые, вытащенные из воды, превратились в беседки и павильоны, пополнившие никола-ленивецкий музей под открытым небом, «Жена Ноя» оказалась эфемерной -в финале празднества она должна была разлететься покинувшими лоскутную оболочку шариками.
Единственный объект нынешнего фестиваля, рассчитанный на более длительное существование, — это «Позолоченный телец» еще одного столичного жителя, работающего в Никола-Ленивце, архитектора и художника Василия Щетинина. Задумывалось это внушительное сооружение, сделанное из золотистых свежевоструганных досок, как антитеза Быку с Уолл-стрит, символу капиталистического процветания. В «Тельце» предлагается увидеть еще один вариант ковчега — этакое убежище на тяжкие времена кризиса.
Позолоченный телец.
А еще этот решетчатый деревянный зверь напоминает этакого «Троянского коня» наоборот — не стратегическое оружие, а волшебную игрушку некогда очаровавшую доверчивых троянцев, настоящий дар, на этот раз не таящий в своем ажурном нутре никакой скрытой угрозы.
Сам Николай Полисский на этот раз в фестивале не участвовал. Вместе со своими соавторами, никола-ленивецкими коренными жителями, он занят сооружением нового объекта под условным названием «Андронный кол-лайдер» Впервые это произведение должно будет показываться в Люксембурге, а пока что Полисский собирает его в превращенной в мастерскую никола-ленивецкой церкви. Заглянув в нее, можно рассмотреть циклопические приборы — шипастые шестерни, гигантские катушки проводов и прочие детали, угрожающе-непонятного назначения. Правда, сделан этот «коллайдер» опять-таки из дерева и даже провода — на самом доле мотки лозы и шипастые ветки какого-то кустарника Такой могла бы быть высокотехнологическая аппаратура с точки зрения дикаря, видящего в ней, скорее, магическое, нежели научное сооружение. Впрочем, кто из нас может, положа руку на сердце, сказать, что в деталях знает как функционирует не то что «андронный коллайдер», а хотя бы домашний компьютер? Научные открытия для большинства из нас по-прежнему являются предметом не знания, но веры. Жителям Люксембурга, которые первыми увидят новое произведение Полисского, искренне завидуешь. Ибо как бы симпатичны и талантливы ни были проекты нынешнего «Архстояния», без участия самого Николая Полисского фестиваль кажется удавшимся все же скорее как народное масленичное гулямье, нежели как серьезное арт-событие. Впрочем, в планах организаторов — наконец географически развести архитектурные объекты и фольклорные празднества
Ирина КУЛИК
В люксембургском «MUDAM» открылась сделанная специально для этою музея современного искусства выставка Николая Полисского «Большой адронный коллайдер», кураторами которой выступили сотрудники «MUCAM» Клемен Минегетти и Мари-Ноэль Фарси, а также Ольга Махрова из парижского Центра Помпиду. Француженка русского происхождения, она одно время работала культурным атташе Посольства Франции в РФ, и именно ей принадлежит идея познакомить люксембургский музей и русского художника.
Арт-эпопея москвича Николая Полисского и его соавторов — обитателей деревни Никола-Ленивец в Калужской области, чем-то напоминает старые версии компьютерной игры «Цивилизация», в которой игрок. строящий культуру выбранного им народа, начиная с первобытнообщинного строя, получает возможность не только совершенствовать ремесла и науки, открывать новые территории и налаживать контакты с соседями, но и создавать те или иныe «чудеса света» — от египетских пирамид до космических ракет. Причем если у заурядного игрока, вынужденного в основном следить за тем, чтобы созданная им страна не оказалась завоеванной или не распалась из-за внутренних проблем, до строительства «чудес света» руки обыкновенно не доходят, никола-лениеецкая «цивилизация» держится как раз на них. Именно возведенные Полисским и его «народом» пирамиды и зиккураты позволили обитателям крошечной деревни на берегу Мры наладить контакты не только с Москвой, но и другими странами. И, как любая цивилизация, эта так же не стоит на месте. После воспроизведенных из снега, снопов сена, дерева, сучьев и лозы чудес архитектуры — от «вавилонской» до «шуховской» башен и от античных акведуков до подобия знаменитого парижского небоскреба — Арки Де-фанс, настало время осваивать чудеса науки и техники. В 2005 году Николай Полисский создал во дворе Третьяковки «Байконур»: огромную инсталляцию, состоявшую из условных подобий ракет и стартовых комплексов, сплетенных, наподобие корзин, из лозы. А теперь настало время воспроизвести последнее достижение научной мысли, окруженное не меньшим мифологическим флером, чем некогда полеты в космос, а именно «Большой адронный коллайдер» — самый большой в мире ускоритель заряженных частиц, который, если верить околонаучным апокрифам, мог спровоцировать конец света; обсуждалась теоретическая возможность образования при испытаниях черных дыр и сгустков антиматерии.
Николай Полисский рассказывает, что специально не показывал своим соавторам-поселянам никаких фотографий реального коллайдера. Их произведение — вовсе не муляж научной машинерии, а, по словам автора, своего рода памятник в честь достижений современной науки и ее творцов, этаких управляющих тайнами мироздания жрецов наших дней.
В честь них сам Полисский и его соавторы пришли на открытие в лабораторных белых халатах. Гигантская инсталляция в «MUDAM» состоит из множества загадочного вида и назначения «машин» сделанных, как и все произведения Полисского. из экологически чистого дерева — из него вырезаны огромные валы турбины, множество деталей сложнейших конструкций. А вместо проводов все это переплетено гирляндами и мотками лозы. Впрочем, несмотря на, казалось бы, заведомую невинность и безобидность дерева, все эти сооружения отнюдь не выглядят игрушечными. Напротив, чувствуется, что машины, и правда, насыщены некоей, возможно, еще неведомой настоящей науке энергией. Если инсталляция Полисского и вызывает ассоциации с какими-то существующими техническими сооружениями, то именно с теми, которые связаны с электричеством, будь то банальные ЛЭП или же загаданная башня Теслы (так же, кстати, некогда построенная из дерева). Доминирует в экспозициии в «MUDAM» именно огромный деревянный донжон, окружённый, как контрфорсами, мощными катушками лозы. Только венчает его в отличие от башни Теслы не шар, а солнечные антенны-крылья космической станции.
Инсталляция «Большой адронный коллайдер» была создана специально для люксембургского музея «MUCAM» и входит в программу «Обитать», предлагающую различным художникам обжить при помощи своих произведений очень эффектное, но крайне сложное для эталонирования пространство внутреннего патио музея. Здание открывшегося в 2006 году «MUDAM» построил патриарх современной архитектуры, родившийся в 1917 году Йо Минг Пей, чью знаменитую «Пирамиду Лувра» срезу же вспоминаешь, оказавшись в люксембургском музее: именно под пирамидоподобньм стеклянным сводом, достойным настоящей лаборатории какого-нибудь футуристического изобретателя, и возвел свой «Коллайдер» Полисский.
Для совсем молодого музея открытие выставки русского художника явно было большим событием. На закрытом предпоказе побывал покровитель музея великий герцог Люксембурга Жан, отец нынешнего люксембургского монарха.А на вернисаж пришел Посол РФ в Люксембурге Эдуард Малаян, осмотревший выставку с неподдельным любопытством.
Сам художник, впрочем, казался озабоченным тем, что мало кто из вернисажной публики, как показалось Полисскому, был в курсе того, что же такое андронный коллайдер. В «MUDAM» музее, уделяющем равное взимание современному искусству и концептуальному дизайну, выставка Полисского смотрелась прежде всего как роскошная современная скульптура, а паранаучные апокрифы вроде того, что испытания расположенного не так далеко от Люксембурга, на границе Франции и Бельгии. Большого адронного коллайдера могут спровоцировать конец света, местные интеллектуалы, возможно, и правда не принимают близко к сердцу
Между тем в одной из церквей города Люксембурга одновременно с выставкой Полисского была развернута небольшая фотоэкспозиция, илпюстрирующая библейский миф о семи днях творения современными снимками из ассортимента «NACA» или «National Geographic»: всевозможных космических и земных катаклизмов, небесных явлений, разнообразных ландшафтов и так далее. Среди этих фотографий был и вид того самого Большого адронного коллайдера в котором, как считается, были воспроизведены условия Большого Взрыва. Этот трогательный просветительский проект стремящийся перевести догматы религии в образы науки, в чем-то тождественен, хотя и зеркально противоположен выставке Николая Полисского. толкующего современную науку посредством на самом деле куда более понятного большинству наших современников языка тайны и чуда.
Ирина Кулик.
