Матросов Борис
Матросов Борис Игоревич (1965) — российский художник.
На московской арт-сцене Борис Матросов появился в перестроечные времена как один из участников легендарной группы «Чемпионы мира», перенявшей эстафету хулиганистого авангардистского куража у старших товарищей — «Мухоморов». К образовавшим «Чемпионов» Матрооову, Гие Абрамишвили. Константину Латышеву, Андрею Яхнину присоединился самый активный «мухомор» Константин Звездочетов. «Чемпионы мира» запомнились концептуально-стебными акциями вроде «Изменения русла реки Волги» (тогда на государственном уровне всерьез обсуждался проект поворота северных рек).
Драматический pop-art.
Былой «чемпионский» кураж давно стал предметом неутолимой ностальгии. Нынешний Борис Матрооов сделал выставку, в которой на самом деле нет ничего хулиганского. Хотя поначалу в этих полотнах, лапидарно яркими цветами и односложными сюжетами напоминающих муниципальные граффити на стенах детских садов и поликлиник в спальных районах, по инерции ищешь соц-артистскую иронию. Ищешь тщетно, потому что все эти разноцветные банки краски на сером фоне, черный стул на фиодетовом, серое ведерко на зеленом или просто желтый прямоугольник с красными углами на охристом оказываются, безо всяких шуток, утонченно и безупречно выверенными по цвету и композиции полотнами. Матросов ведет диалог не с соц-артом, но с поп-артом, понятым не как критика общества потребления, но как созерцание повседневности, «тихой жизни» какой бы унифицированной и безликой на первый взгляд она ни казалась.
Книга и лампа. 2010 год.
В новом цикле Матросова, конечно, можно усмотреть отсылки к разнообразным американским классикам — те же банки можно прочесть как цитату хоть из Джаспера Джонса (рисовавшего банки с краской), хоть из Энди Уорхолa (предпочитавшего изображать консервированный суп). Тут есть и словно бы уорхоловский знак доллара, рядом с которым русский художник, правда, помещает несколько недоуменно смотрящую на него печальную носатую птичку Кузю, уже бывшую персонажем одной из его предыдущих выставок. А стул с зависшим над ним пустым комиксным облачком потянет на полемику с основоположником концептуализма Кошутом и его программной инсталляцией «Стул и три стула» из самого предмета, его фотографии и словарного определения: у Матросова вещи, как бы схематично они ни были обозначены, все же являются конкретными предметами, а не абстрактными понятиями и уж тем более не товаром в обществе потребления.
Впрочем, куда серьезнее Матросов в своем диалоге с «русским поп-артистом» покойным Михаилом Рогинским, явными оммажами которому выглядят полотна со старенькой кухонной плитой или дверью. Как и Рогинский, пытавшийся в переполненной идеологией советской реальности найти простые, базовые вещи, слишком незаметные, чтобы стать символами, и оттого надежные и равные самим себе, Матросов вновь возвращает предметам и образам, даже если они кажутся цитатами из современного искусства, их первичный, буквальный смысл. Новые работы Матросова, конечно, не могут не напомнить аскетичную эстетику советских 1960-х. Но, в отличие от, например, работающего в чем-то напоминающей «Бытовую живопись» эстетике «бедного» оттепельного поп-арта Дмитрия Гутов a, Борис Матросов не противопоставляет романтизированное советское прошлое современности, а показывает, что простые, необходимые вещи, в сущности, ничуть не изменились, они по-прежнему с нами и даже способны на героические подвиги и романтические порывы. Изумительный объект — велосипед с крыльями из чего-то вроде подрамников с натянутой на них джинсовой тканью, это, по Матросову, и Пегас, и Росинант. А, возможно, еще и прирученный «Летаглин» Владимира Татлина.
Про последнее десятилетие часто с осуждением говорят, что оно было временем полной безыдейности — бывшие «строители коммунизма» и «прорабы перестройки’, а также их дети предпочли посвятить это время обустройству быта и налаживанию приватной жизни, что, в общем, более чем простительно. Этой самой приватной повседневности и посвящена «Бытовая живопись», в которой быт, частная обыденность становятся уже не тем пространством, в котором поди замыкаются, но тем, в котором они могут встретиться, не отделенные друг от друга более» возвышенными» убеждениями.
Ирина КУЛИК
