Веневитинов Дмитрий
Дмитрий Владимирович Веневитинов (1805-1827) — русский поэт, переводчик.
Детально изучавшая рисунки Пушкина Татьяна Григорьевна Цявловская не без основания писала об одном из двух портретов Дмитрия Веневитинова, выполненном рукою Пушкина: «Это облик поэта, навеянный памятью сердца. Портрет Веневитинова запечатлен любящей рукой гения».
Известно, что на протяжении более чем полутора месяцев — с 10 сентября 1826 г. (на следующий день после возвращения Пушкина в Москву из ссылки), когда Веневитинов лично познакомился с Александром Сергеевичем, и до отъезда обоих в первых числах ноября из Москвы — оба поэта виделись почти ежедневно. Постоянными были их встречи у общих знакомых… Главное, что особенно их сблизило,— это стремление отдать все силы отечественной литературе, способствовать росту ее содержательности, философской полноты. Пушкин деятельно участвует в заседаниях кружка любомудров, руководителем которого стал Веневитинов, обсуждает с ними планы издания журналов.
Немалую роль в их сближении сыграл и тот факт, что они приходились друг другу четвероюродными братьями, то есть по тому времени находились в достаточно близких родственных отношениях. Пушкин в доме Веневитиновых появлялся как свой человек. А во время пребывания в Петербурге Веневитинов наносил родственные визиты родителям Пушкина.
Поэт нравился Пушкину. «Почему вы позволили ему умереть»,— горько сетовал он Анне Керн.
Действительно, даже для XIX века Дмитрий Владимирович Веневитинов (1805 — 1827) был явлением едва ли не уникальным. Не дожив до 22 лет, он тем не менее оставил заметный след в нашей отечественной культуре как основатель русской философской поэзии и русской философской эстетики.
Веневитинов писал лирические стихотворения, поэмы, прозу, водевили, критические статьи, философские этюды и был прекрасным переводчиком.
И вот недавно, изучая автограф стихотворения Д. Веневитинова «Смерть Байрона», я обратил внимание на три рисунка на оборотной стороне листа. Они отличались от уже известных нам работ: Веневитинов предпочитал рисовать мужские головы в профиль или в полупрофиль на три четверти. И хотя его рисунки не были достаточно профессиональными — линии не всегда уверенны и детали не очень отчетливо прорисованы,— но при этом все наброски необычайно выразительны и напоминали персонажи античного времени.
Кого изобразил Веневитинов. Для многих, как, впрочем, и для меня, тут таилась неожиданность.
Если приглядеться внимательно, то сквозь частокол перечеркивающих рисунок штрихов можно увидеть дорогие нам всем черты. Неужели Пушкин?! Сходство с Пушкиным просто поразительное,с тем Пушкиным, которого мы знаем по его прижизненным портретам работы Ж. Вивьена, В. Тропинина, О. Кипренского, П. Соколова… Характерные форма глаз и изгиб бровей, чуть вогнутый внутрь удлиненный нос, нависающий над верхней губой, выпукло очерченные крылья ноздрей, выступающая вперед окологубная часть лица, межгубная линия (концы губ немного приподняты, середина верхней губы выдается книзу), кудри по сторонам высокого лба… Овал лица, линия, очерчивающая дальнюю от нас сторону лица на веневитиновском рисунке, идентичны портрету работы Тропинина (1827).
И это неудивительно. О восторженном отношении Веневитинова к поэту говорит его прекрасное, юношески доверительное послание «К Пушкину», написанное в дни их личного общения. Считая, что талант Пушкина принадлежит не только России,
но и всему человечеству, Веневитинов предрекает поэту славу преемника Гете и призывает его, уже постигшего глубину поэзии Байрскна и Шенье, подняться к новым вершинам в своем творчестве… И в предыдущих своих статьях о первой главе «Евгения Онегина» («Разбор статьи о «Евгении Онегине», «Ответ г. Полевому») Веневитинов тоже писал о Пушкине.
Помня все это, еще раз взглянем на лист с рисунками Веневитинова. Лист буквально испещрен надписями, отдельными словами. Так обычно пишут, когда пытаются сосредоточиться на какой-то мысли. Мысль «не детская» отступает, возвращается…и появляются на бумаге вроде бы ничего не значащие слова и штрихи, не ясные постороннему, но понятные и естественные для того, кто заполнял этот, лист.
Не все слава поддаются прочтению. Написаны они на русском, а также на французском, немецком и итальянском языках…
«Рафаэль Урбинский», «Микеланджело», «Шиллер», «Байрон», «Гете», не совсем точно воспроизведенная монограмма Кипренского… В центре по-немецки «уважение», выше — два раза повторено на русском слово «фантазия»… Обрывок фразы на французском: «Я знаю, почему мой добрый… мой добрый друг»… Потом снова по-немецки—«Соловей»… Нельзя не обратить внимания на то, что Веневитинов набрасывает на листе имена лишь нескольких поэтов и художников. Кстати, к некоторым из них си постоянно обращался в своих статьях о Пушкине: Рафаэль, Шиллер, Байрон, Гете… И, может быть, естественно, что невольно перед ним возникает пушкинский образ.
На листе не хватает места — и Веневитинов, повернув его, рисует Пушкина. Для него важно изобразить поэта именно здесь, рядом с именами Рафаэля, Байрона, Гете… И как не задуматься нам над тем, что в послании «К Пушкину» из трех упоминавшихся поэтов: Байрон, Шенье, Гете — имена двух записаны на листе. Не исключено, что этот лист бумаги послужил для Веневитинова толчкам к созданию послания?.. Предположение не покажется таким уж невероятным, если заметить, что Веневитинов тут же на листе нарисовал и себя: робко он «взирает» на этот сонм великих, имена которых начертал здесь же. Смотришь — и будто слышишь слова послания, обращенные к Пушкину: «…снисходительного слуха младую музу удостой»…
Кстати, этот автопортрет Веневитинова,весьма примечателен. Почти все прижизненные изображения поэта, в том числе и наиболее известный портрет работы художника А. Лагрене, слишком приглажены, иконописны, что несколько расходится с тем представлением о поэте, которое сложилось в последние годы. Это был человек не только мечтательный и нежный, он ненавидел, готовил себя к борьбе, язвил и смеялся. Таким мы и видим Веневитинова на его автопортрете. Тем ближе он оказывается к Пушкину. И не только потому, что изобразил себя рядом, но и по живости своего характера, так удачно схваченного на рисунке.
Известны два автопортрета Пушкина, которые поэт нарисовал в те же сентябрьские-октябрьские дни 1826 года. На одном Пушкин изобразил себя молодым, радостным, энергичным, полным надежд. На другом—это уже человек, хлебнувший лиха, испытавший невзгоды и глядящий на мир уже мудро. Таким чуть постаревшим, печальным, но сохранившим свет сердца, изобразил Пушкина и Веневитинов.
Почему же он все же перечеркнул незаконченный портрет? Видимо, рисовал его по памяти. При прорисовке штриха под нижней губой его рука дрогнула, образовалось нечто вроде кляксы, перо рывком пошло вниз, портя изображение… Нужно знать щепетильность и требовательность к себе этого человека даже в мелочах, чтобы представить, как он был огорчен и раздосадован. Работа оказалась перечеркнутой и незавершенной.
Время неумолимо, оно навсегда уносит от нас людей, многие детали, приметы, эпизоды их жизни… Но нет-нет, а даже сквозь его беспредельную даль засветятся вдруг яркие огоньки в первозданном своем виде. И яснее станет для нас прошлое. Вот такими огоньками и показались мне обнаруженный автопортрет Веневитинова и портрет Пушкина, нарисованный им.
М.Чернышев.
