Вирсаладзе Симон
Вирсаладзе Симон Багратович (1909-1989) — театральный художник.
Где можно увидеть работы театральных художников? Конечно, в театре, на сцене.
Вместе со спектаклем они живут, ветшают и уходят. Но когда эскизы достают из мастерских и запасников, бережно развешивают и представляют публике, то они оживают в ином пространственном измерении. Как это и случилось на выставке, открытой в двух залах Театрального музея имени А.А.Бахрушина. Она называется «Живописный симфонизм Симона Вирсаладзе» и посвящена 100-летию со дня рождения выдающегося театрального художника. В экспозиции — разных лет эскизы декораций и костюмов и сами балетные костюмы. Стоит отметить со вкусом и любовью подготовленный каталог с серьезной вступительной статьей куратора выставки Галины Бескиной.
Симон Вирсаладзе прожил счастливую жизнь. Его авторитет в театральной среде был непререкаем
при жизни, остается таким и сегодня. Известно, что Вирсаладзе учился в тифлисской балетной школе. И чаще всего мы вспоминаем его как художника балета, неизменно упоминая имя Вирсаладзе рядом с именем Юрия Григоровича. Это справедливо. В момент знакомства, в преддверии первой совместной работы над балетом «Каменный цветок» Григорович был молодым солистом балета, пробующим свои силы в хореографии, а Вирсаладзе — уже мэтром, главным художником театра. До этой встречи, повлиявшей на ход балетной истории не меньше, чем встреча Станиславского и Немировича-Данченко в «Славянском базаре» Вирсаладзе сделал немало. И в области балета, работая с Войновичем и Лопуховым, Голейзовским и Чубукиным, и в опере, и в драме, и в кино, оформляя спектакли Марджанова и Вахтанговского театра, одевая актёров Григория Козинцева. Его спектакли шли в Москве и Ленинграде, Тбилиси и Баку. На выставке собраны не все эскизы. Это невозможно. Спектаклей слишком много — в отличии от эскизов, к которым сам художник относился небрежно и не сохранял их. Но и представленные работы доказывают, что Вирсаладзе великий мистсфикатор, человек-театр, воспринимавший сцену и действие на ней в особом измерении.Если говорить о балете, то Вирсаладзе совершил эстетическую революцию. Он сумел соединить две добрые балетные традиции: одна питалась архитектурой, и её адепты объединяли фанерную историческую достоверность с бытовым натурализмом, так любимые Дягилевские антрепризы, тяготели к Живописи, создавая эскизы-картины, которыми можно было любоваться и без театрального действия. Вирсаладзе в оформлении балета стал и живописцем, и архитектором, подобрав к балетному театру свой ключ, и создав свой стиль. В его основе сценическая метафора: Малахитовая шкатулка с отворяющимися дверями в «Каменном цветке», наподобие книги, открывающаяся ширма восточного театра — в «Легенде о любви», кровавые каменные подземелья в «Спартаке», растущая ёлка, по которой путешествуют как по морю надежд герои «Щелкунчика», торжественный храм и величестенный зал плаццо Капулетти в «Ромео и Джульетте», колокола в «Иване Грозном». Это метафоры — больше, чем декоративное оформление или фон для артистов, и, конечно, менее всего — застывшая иллюстрация. В них — движение, сотканное из мерцания и полифонии красок и образов. Заявки-метафоры, предъявленные в эскизах и памятные по спектаклям, подхватываются лейттемами и лейшотивами, звучащими в колоритах костюмов, сочетании красок, цветовой гамме деталей: створках, драпировках, занавесах. В итоге — пространство, освобожденное для танца, у Вирсаладзе никогда не становится пустым. Оно живет и трансформируется. Драматургическое развитие, присущее музыке и хореографии, передается и в сценографии — «подвижной живописи» Вирсаладзе. Смыслы рождаются на пересечении двух воль: хореографа и художника. Каждый ведет свою тему, но ведет к одной цели, в полном единстве взглядов и позиций. Вопреки традиционной ситуации рождения спектакля, когда результат — это компромисс между двумя образами спектакля: художника и хореографа. И если бы даже Юрий Григорович, открывая выставку, не сказал о том счастье, которое он испытал в работе с Симоном Багратовичем, то каждый из нас, рассматривая выставочную экспозицию, почувствовал бы эту гармонию. Эскизы удивительно балетны: склоненные головки танцовщиц, гордые жесты героев, изысканные позы, и в каждой — характер.Такие разные работы объединяет гордый дух романтики предков, чистые краски Востока и тяга к трагедии шекспировского масштаба (творческая дружба с Козинцевым неслучайна!): со взрывами страстей, открытыми эмоциями, энергией поступков стала трюизмом фраза Любови Блок о том, что Вирсаладзе умеет «одеть танец», что его костюмы танцуют,- она сказала о том не тогда, когда Вирсаладзе стал классиком, а когда был молодым художником. Артисты разных поколений вспоминают, что костюмы Вирсаладзе не скрывают танца, были легки и удобны.
О том как Вирсаладзе, которого называли богом костюмов, сам вручную подкрашивал, расшивал костюмы, пропадал в мастерских с утра до вечера, рассказывал академик Виктор Ванслов, исследователь творчества художника.
На выставке представлены костюмы, созданные для отдельных танцовщиков ( кто будет танцевать для него вопрос не второстепенный): Раймонды и Анастасии для Бессмертновой, Хозяйки Медной горы и Авроры — для Плисецкой, Красса — для Мариса Лиепы. Освещённые софитами на сцене, они поражали роскошью и богатством, в «жизни» — на выставке изумляют простотой и лаконизмом. Как Вирсаладзе удавалось менять и плотность и качество материала, остаётся загадкой. Роскошным тканям, из которых шьют современные костюмы, далеко до боярских шуб из сетки, парчовых нарядов из тюля, бархатных колетов из тафты волшебника Симона Вирсаладзе.