Смейтс Виктория

Смейтс Виктория (Виктория Васильевна Сорина) — фламандска художница

В кубанской станице Темирбоевской с легкой руки школьного учителя Ивана Петровича Плахова Вику Сорину все считали талантливой девочкой. Оформленные ею стенные газеты на всевозможных конкурсах занимали только призовые места.

В свободное время Вика с удовольствием рисовала своих одноклассников. Никто не сомневался, что после окончания школы она будет учиться живописи, станет известной художницей и прославит их маленький железнодорожный тупик Хаджок.

В сорок втором окончила девять классов. И вот — война, оккупация.smejts11945 год.   Молодожёны Якоб и Виктория Смейтс.

…Сначала шестнадцатилетняя Виктория со своими сверстницами несколько месяцев рыла окопы под Ростовом. Потом девочек погрузили в -товарняк» и отправили в Германию. В пути ее соседками оказались ростовчанки Лена Красавина и Валя Каталенко. Познакомились. Подружились.

Состав прибыл в город Top ray. Оттуда — в лагерь. Многочисленные бараки, обнесенные рядами колючей проволоки, вышки с часовыми, пулеметы… Лагерь назывался романтично — «Фогельгезам» («Птичье гнездо»).

«Гнездо» будили в пять утра. В шесть «птенцов» под конвоем гнали пять километров на завод, где до позднего вечера, вдыхая ядовитые запахи краски, работницы занимались «живописью» — покрывали эмалью бессчетное количество металлических крышек и пустотелых цилиндров. Это были детали к авиационным бомбам и противотанковым минам.

Кормили два раза в день: утром — в лагере, вечером — на за аводе, Миска похлебки и кусочек хлеба. Голод. Как-то осенью строй проходил мимо поля, где созрела морковь. Лена Красавина не выдержала, отбежала на несколько шагов, попыталась выдернуть «заветный плод». Ее сразила короткая автоматная очередь.

Вика и Валя работали в разных бригадах. Первая — в малярном цехе, вторая — в химической лаборатории. В ночь расстрела Лены девочки долго вспоминали дом, родных (их кровати стояли рядом)… Тогда 8ика не придала значения словам подруги: «Ничего, фрицы еще долго будут меня помнить».

Утром в одном из цехов прогремел сильный взрыв. Когда пожар потушили, из-под развалин извлекли изуродованные тела двадцати немецких специалистов и то, что осталось от Вали Ката-ленко.

В сорок третьем Вика с двумя девочками совершила побег. Четверо суток скрывались в лесу, их все же поймали, жестоко избили и отправили обратно в лагерь.

Виктория стала упорно думать о самоубийстве.

Через месяц после того, как фашисты оккупировали Бельгию, его, парикмахера-фламандид Якоба Смейтса, вместе с четырьмя тысячами бельгийцев и французов разместили в этом «гнезде» — они отбывали «обязательную трудовую повинность».

Два лагеря, женский и мужской, вплотную примыкали друг к другу. Их разделяли несколько метров земли и колючая проволока.

После работы сотни парней выстраивались вдоль колючей изгороди, устремляя взоры на «женскую половину». Темпераментные французы — гроза женских сердец, степенные бельгийцы…

Это было четырнадцатого февраля сорок третьего — в день святого Валентина Худощавый светловолосый Якоб понравился 17-летней Вике сразу. Особенно его голубые глаза.

Их свидания у «разделительной полосы» продолжались более двух лет. Чтобы Вика быстрее могла отыскать его в гудящей массе, Якоб придумал пароль — высвистывал мелодию из Пятой симфонии Бетховена. Мелодию знали все, и, когда Виктория прибегала на ее звук, люди по обе стороны расступались. Ничего не замечая вокруг, эти двое, будто на уроке немецкого, тщательно вспоминая перфекты и инфинитивы, старались подыскать друг для друга нежные и возвышенные слова.

Как-то, глядя на пасхальные черно-белые открытки, что приносили на завод служащие-немки, Вика перерисовала одну из них на большом листе бумаги, кое-что добавила от себя и расцветила акварелью. Посыпались заказы на «такие картинки». С удовольствием выполняла их. Тем более, что гонорар позволял изредка покупать маргарин и хлеб.

Ко дню рождения Якоба она написала его портрет.

— Браво, мадемуазель! — закричали восторженные французы.

Дружно аплодировали бельгийцы.

Якоб был счастлив.

Весну сорок пятого лагерь «Птичье гнездо» встретил настороженным ожиданием. Орудийные раскаты слышались все ближе и ближе. Наступил день, когда с вышек исчезли часовые и пулеметы. Никто уже не приказывал узникам строиться. Боялись: совсем рядом полыхали крематории Заксенхау-зена.

Свобода пришла в образе нескольких советских солдат, ломом сбивающих замки с лагерных ворот.

— Девчата, выходите! Победа!

Людской поток подхватил и понес Викторию, она даже не поняла, как оказалась в объятиях Якоба.

Исторический мост на Эльбе, где встретились советские и американские войска, отсняли сотни кинооператоров, фотокорреспондентов, описали журналисты, писатели. Об этом знает весь мир.
Но мало кто знает, что в те майские дни по тому же мосту на Запад прошли несколько сотен русских девушек… Их никто не снимал, и никто о них не писал — они шли за своими избранниками. И среди них — Виктория Сорина из кубанского поселка Ходжок.

Половину моста, которую охранял советский часовой, преодолели беспрепятственно: парень балагурил с двумя девицами и на Вику с Якобом внимания не обратил. На американской же стороне их остановил высокий капрал средних лет. Якоб объяснил, что оба они бельгийцы, находились в немецком лагере и сейчас возвращаются домой, в Антверпен, а его спутница — немая.

Американец пристально посмотрел на Викторию, улыбнулся и сказал:

— Мой мальчик, ты говоришь неправду. Могу поспорить с кем угодно на тысячу долларов, она — русская. Но я прощаю тебя. Сам любил, когда был молодым.

Добрались до Бельгии с надеждой, что все мучения закончились, но…

— Без соответствующих документов, — сказал полицейский чиновник, обращаясь к Виктории, — не имею права разрешить вам посетить семью Смейте. Настоятельно советую встретиться с товарищем из Советского Союза.

— Вот адрес, по которому вы найдете госпожу Сорину, — сказал он Якобу.

Викторию доставили в бывшую школу, где было много соотечественниц. Судьба большинства из них сложится потом трагично: в резервацию за ними не придут их суженые, новые семьи быстро распадутся. Маленькая Бельгия, страшась «отца всех народов», позволит органам НКВД в течение трех лет — с сорок пятого по сорок восьмой — отлавливать в своей стване наших соотечественни-ков-«предателей». Но это будет потом, а пока все они жили надеждой на светлое будущее. ‘

Товарищем из Советского Союза оказался сотрудник известного ведомства. Виктория на всю жизнь запомнила его, маленького и злого.

— Что, сука, Родину продаешь?

— Мы любим друг друга.

— Какая, к черту, любовь! По тебе Колыма плачет.

Неделя, что не появлялся Якоб, показалась вечностью.

Он примчался сияющий и протянул «товарищу» документы, дающие право Виктории находиться в Антверпене три месяца.

Родители Якоба, Барбара и Хендрик Смейте, встретили Викторию тепло. И жизнь в их доме показалась ей раем. Помогала по дому, учила фламандский, изредка становилась к мольберту.

Три месяца пролетели незаметно. Вечером в дом настойчиво постучали. Хендрик открыл дверь — на пороге стоял бельгийский полицейский. Из-за его плеча выглядывал улыбающийся «товарищ».

— Вот и все, — произнес он. — Завтра заканчивается твой срок. Так что готовься ехать домой.

Ночью священник, знакомый семьи, обвенчал Якоба и Викторию. Это было для нее спасением.

Госпожа Смейте

Молодые супруги с головой окунулись в новую жизнь. Сначала Якоб работал парикмахером у хозяина, но через несколько лет открыл собственную мастерскую. Вика оказалась прекрасной хозяйкой. Весь день хлопотала по дому, воспитывала детей. Их родилось четверо — два мальчика и две девочки: Александр, Мари-Жан, Жан-Жак и Лидвина.

В Бельгии есть поговорка: «Каждый бельгийский мальчик рождается с кирпичом». Якоб действительно был мастером строительных дел. Двадцативосьмилетие Виктории семья праздновала в новом доме. Когда на столе появился большой торт со свечами, Якоб извлек бережно хранимый им тот свой портрет, что Виктория нарисовала в «Птичьем гнезде».

— Это же папа! — воскликнула маленькая Лидвина.

Когда уложили ребят спать, как бы невзначай супруг обронил:

— Покажи свои работы в институте живописи. Ты же мечтала стать художником. Прошу тебя, покажи…

Она вернулась страшно взволнованная, прижимая к грузи тоненькую папку с рисунками.

— Мне предложили учиться!

— Прекрасно!

— Но как же дети?

— А я у тебя на что?

С раннего утра она занималась домом, ухаживала за детьми, а к вечеру уходила в институт. Пять

лет.

В день получения диплома с бутылкой бургундского они с Якобом пришли в мастерскую к известному художнику Полю Вантэ. Виктория увидела его полотна.

— Боже, какое чудо! Вы не согласитесь давать мне частные уроки?

Мэтр задумался, пристально на нее посмотрел и, попыхивая трубкой, произнес:

— Я противник частных уроков. Уж так, видно, создан. Но тебя возьму. Знаешь, почему? Потому что ты — русская. Но учти, частные уроки — дорогое удовольствие.

По пути домой Якоб заметил: у Вики упало настроение..

— Из-за денег? — спросил он. — Бог поможет. Знаешь, я присмотрел жилище поскромнее, а этот дом продадим. Не волнуйся, все образуется.

Еще четыре года она училась писать маслом, постигая секреты мастерства великих фламандцев — Рубенса, Ван Дейка… Как итог — золотая медаль на вернисаже в Нью-Йорке за портрет «Старик».

Поль Вантэ сам привел Викторию в Королевскую академию ху-

дожеств. Она с блеском выдержала там экзамены. Срок учебы — шесть лет. И снова Якоб взвалил на себя непомерную ношу быть ребятам за мать и отца.

…Итак, только в сорок три года мать четверых взрослых детей обрею право по-настоящему заниматься любимым делом.

Но Бог видел ее усилия. За последующие годы картины русской фламандки Виктории Сориной обойдут весь мир. Многие музеи и частные лица будут считать за честь приобрести ее работы.

Профессор Академии художеств Виктория Васильевна Сорина — человек не бедный. Уже двадцать лет ведет свой портрет-класс.

 smejts21998 год.   Супруги Смейтс.

…В семидесятом, после двадцативосьмилетней разлуки, Виктория приехала в Россию. Это была первая и единственная разлука с мужем. Она звала его с собой, но Якоб обнял жену и сказал:
— Родная, сейчас поезжай одна, пусть ничто и никто не отвлекает тебя от этих впечатлений. Конечно, мне очень хочется познакомиться с твоими родителями и рассказать им. как мы все тебя любим. Но это — потом.

Дом Сориных в поселке Ходжок гудел от гостей. Елизавета Степановна, Василий Никанорович и старший брат Иван наперебой расспрашивали дочь и сестру о ее жизни, радовались, разглядывая фотографии внуков. Своего первенца Виктория и Якоб назвали Александр-Василий-Хендрик — в честь дедушек (в Бельгии мужчины могут носить три имени). Кстати, потом станет традицией: раз в два года «бельгийский десант» будет регулярно высаживаться на Кубани. А тогда из-за стола встал взволнованный отец:

— Видишь, дочка, как жизнь порой складывается. Мы с твоим старшим братом дошли до Берлина, расписались на рейхстаге. А ты совсем рядом томилась в неволе. От Берлина до Торгау — рукой подать. Эх, нам бы с Иваном тебя оттуда вызволить…

…Супруги вместе идут по жизни пятьдесят три года. Виктория узнала, полюбила Фландрию. Якоб полюбил Россию.

Изучил русский язык. Даже стал виртуозом игры на балалайке!

На золотую свадьбу он подарил Виктории стихи:

«Прекрасны Фландрии моей поляи зори.

В ней отступило для меня ненастье,

Когда ты к этим берегам Седого моря

Причалила

И принесла мне счастье.»

Роман ЗВЯГЕЛЬСКИЙ,

p

p

Комментировать

Вам необходимо войти, чтобы оставлять комментарии.

Поиск
загрузка...
Свежие комментарии
Проверка сайта Яндекс.Метрика Счетчик PR-CY.Rank Счетчик PR-CY.Rank
SmartResponder.ru
Ваш e-mail: *
Ваше имя: *

товары