Грицай Алексей
Грицай Алексей Михайлович (1914-1988) — советский художник-пейзажист. Учился в Академии художеств. Лауреат двух Сталинских и Ленинской премий.
Недавно я побывал в городе Кирове и, конечно же. заглянул в музей, небольшой, но интересный своей прекрасной коллекцией. Неторопливо шел по залам, как вдруг повеяло чем-то бесконечно родным… Ну, конечно же, этот тихий лес, березки, осины, как всегда, молодеющие весной, это стадо, мирно бредущее по лесу… Ну, конечно же, это Грицай. Сейчас эту картину с десятками других привезли в Москву в Академию художеств, где открылась персональная выставка. Не буду перечислить всех званий и регалий Алексея Михайловича Грицая, у него их более чем достаточно, но есть одно звание, неповторимое: он, я убежден в этом, мастер русской пейзажной живописи.
Подснежники. Осинник. 1957 год.
А выставка персональная — первая. До семидесяти лет сопротивлялся, а теперь не устоял, и вот пришел в Академию родной пейзаж средней русской полосы, пришел во всей своей неповторимости и во всей своей человечности.
Жигули.
Грицай пишет пейзажи, редко вводя в них людей. Лес зимой или весной, или реки, или цветущие ивы, но при этом он пишет, не скрывая себя, не таясь, вкладывая в каждое полотно, в каждый этюд свое сердце, свою любовь к этому крутогору, второго такого нет крутогора, к этой вешней воде, которая разлилась далеко, привольно разлилась, нет второго такого разлива, и вот уже сосны стоят по колено в воде и вроде бы сами удивлены. Это разлив на Оке — одна из последних вещей Грицая. Этюд датирован семидесятым годом, а на картине внизу слева — цифры: 1970—1984. Конечно, за эти годы написано множество разного другого.
Подснежники. Осинник. 1981 год.
Но к этому мотиву Грицай все возвращался и возвращался и вот к персональной закончил картину. К сожалению, невозможно найти те единственные слова, по которым можно было бы точно представить картины, мне это не дано. Потому что Грицай — наследник великой традиции нашей пейзажной живописи: Саврасова. Левитана, Перова — не выбирает ни особо эффектных мотивов, ни особо выгодного освещения. Душа этой земли, душа этой природы — вот что волнует Грицая. Он художник настроения. На этюде он нервный, пишет без устали. пишет азартно. Я
слышал однажды, как сын Алексея Михайловича пошутил: «У тебя, отец, этюды на все случаи жизни…» «Это верно, — согласился Грицай, — вижу интересное — пишу, я не пишу для конкретной вещи — я пишу и кладу, пишу, кладу, складываю…»
Бурный день.
Добавлю от себя — этюдов в мастерской сложено не сотни — тысячи. И потом из этих этюдов, из этого бесконечного наблюдения и постижения природы рождаются большие вещи, которые есть во всех музеях нашей страны. Грицай говорил, что пишет, если видит интересное. Зная его множество лет, уточню: он умеет видеть интересное в том, в чем другие ничего не видят, мимо чего проходят до той поры, пока Грицай талантом своим не откроет им тайну красоты!
Годы не согнули Грицая, только ходить стал медленнее, но такие же с лукавинкой голубые глаза. да волосы поредели и посерели, ничего не поделаешь. Но с такой же страстью мчится то в Архангельскую область, то на Оку, куда-нибудь, спит где попало, ест что придется — и пишет, пишет… И чуть ли не каждая вещь его — наше с вами достояние!
Летним вечером. 1956 год.
И еще — как-то на одной из выставок, где было много пейзажей, я слышал, как один из зрителей высказался: «Пейзажи пишет, потому что людей рисовать не умеет. Деревья легче рисовать». Я вспомнил эту нелепицу только лишь потому, что мне жалко, вот уже десятки лет Грицай не пишет портреты. А ведь обладает удивительной прозорливостью, когда занят портретом: поглядите портреты академика Павлова — мудрого, задумчивого человека, или академика Семенова — характер иной, раскованный, живой, непоседливый, яркий. И на этой же выставке портрет жены с еще маленьким сыном, которые остановились ненадолго на пороге деревенского дома. Помню, писал это Грицай летом в Снегирях, под Москвой. И в этой же картине, как и в пейзажах, — торжество гармонии…
Эмиль БРАГИНСКИЙ
