Ёситоси Цукиока
Цукиота Ёситоси (1839-1892) учился в последние годы бурного буржуазного развития. В творчестве отразились достижения классической гравюры укиё-э и черты быстрой европеизации. Ёситоси не был художником выдающегося дарования, но на общем фоне он был вполне различим. Существовал термин «Ёситоси-фу» — стиль Ёситоси.
Он был первым иллюстатором Пушкина. Анализ его гравюр приоткрывает особенности восприятия гения русской литературы в чужой и чуждой стране, и позволяет лучше понять и эту далёкую страну.
Еситоси родился через два года (если считать на японский лад) после гибели Пушкина. О русском поэте он впервые услышал на пятом десятке лет жизни, а до этого занимался графическими работами и иллюстрированием в газетно-журнальных объединениях «Свободная пресса» и «Великояпонская газетная корпорация». В революционном 1868 году он прославился натурными зарисовками с полей сражений между сторонниками возрожденной императорской власти и феодальными князьями. Эти рисунки, выполненные уверенной тонкой линией, считались весьма «реалистическими», позднее то же самое будут находить в иллюстрациях Еситоси.
Овладеть четкой выразительной линией художник сумел, тщательно изучив стиль великого Хокусая, вслед за которым он любил .изображать своих героев в сложных причудливых позах, не боясь непривычных ракурсов и пространственных деформаций. Рисовал Еситоси с раннего детства, в чем его поощрял и наставлял приемный отец Цукиока Сэкисай, сам художник и преподаватель искусства укиё-э.
Итак, когда Еситоси предложили сделать иллюстрации к переводу иноземного романа, он был зрелым мастером, свободно владевшим формальным языком традиционного искусства. Перевод книги был подготовлен в начале 1880-х годов, это был первый перевод Пушкина на японский язык и вообще первый в Японии
переводчик Такасу Дзисукэ, дал своему детищу название «Касин тёсироку», что можно перевести как «Грезы бабочку о сердце цветка»или
«Думы цветка и мечты бабочки». Для ясности название дополнялось подзаголовком «Удивительные вести из России». Речь идет о «Капитанской дочке», а столь курьезно для нас звучащее название было дано в соответствии с японскими литературными канонами. Японцы всегда любили историческую прозу, чем, видимо, и объясняется выбор «Капитанской дочки», но поскольку это простое название им ничего не говорило, переводчик заменил его на интригующее. Через три года, в 1886, вышло второе издание «Капитанской дочки». За это время японцы несколько продвинулись в освоении европейского материала, поэтому название было изменено на «Сумису Мари-но дэн» («Жизнь Мари Смит»). Так в романе именовалась Маша Миронова, Гринев стал Джоном Смитом, Швабрин — Дантоном. Подзаголовок гласил «Любовная история в России». Англо-французские имена объяснялись крайней неразборчивостью тогдашних японцев в европейских реалиях, ведь еще незадолго до того всех без разбору иностранцев они называли просто «южными варварами».
Рассказ о курьезных метаморфозах пушкинского названия несколько подготовил нас к восприятию картинок Еситоси. О России он имел весьма смутные представления и не мог, соответственно, сильно отойти от известных ему понятий. В его иллюстрациях есть невообразимое смешение японских традиционных формальных приемов — композиции, силуэта, рисунка фигур и даже трактовки лиц, и некоего абстрактно-европейского антуража. Так, в сцене с больной Машей художник старательно изобразил неведомую большинству японцев кровать с пологом; сама же Маша весьма походила на красавицу Утамаро. Русских красавиц художнику, конечно, видеть не приходилось, и он искренне решил сделать героиню попривлекательнее сообразно принятому идеалу красоты.
В других случаях Еситоси старался воспользоваться доступной ему визуальной информацией. Семейство Гриневых, например, напоминает одеждой и жестикуляцией английское семейство диккенсовских времен — наверно, художник здесь ориентировался на какие-то иллюстрации к английским романам. Наиболее причудливым образом смесь европейских аксессуаров выразилась в иллюстрации, изображающей Екатерину II, читающую прошение о помиловании Гринева. Дама в европейском платье 1870—80-х годов сидит под раскидистой пальмой и, держа в руках лист бумаги, сохраняет величественную невозмутимость округлого восточного лика.
В середине 1900-х годов экземпляр этой книги был привезён в Россию и подарен библиотеке Царскосельского лицея.
Журнал «Исторический вестник» :
«Художник изобразил Екатерину Великую в виде хрупкой косоглазой японки в европейском платье, Гринёва в виде французского генерала, а Пугачёва — негром с выдающейся верхней губой и курчавыми волосами.
А переводчик переделал пушкинскую повесть в японизированную любовную историю. Глядя на метаморфозы, которые претерпели герои Пушкина у Ёситоси, убеждаешься сколь далёкими бывают в разных культурах образное представление одних и тех же слов. Иллюстрации Ёситоси нельзя считать искажением — они были их изменением и переосмыслением. Он адаптировал Пушкина к японским вкусам и способствовал приобщению своих современников к духовному миру русской и европейской культуры.
