Фишер Урс
Урс Фишер (1973) — немецкий художник, скульптор, постановщик непредсказуемых инсталляций.
У нынешней основной выставки очень эффектное и многообещающее начало: перешагнув порог, зритель попадает в лабиринт, напоминающий узенькие улочки и внутренние дворы старых, традиционных китайских районов-хутунов Китая, почти исчезнувших в современных мегаполисах вроде Пекина или Шанхая. Весь этот китайский квартал вместе с высоким «насестом»-башней сооружен из всевозможной пыльной и ностальгической домашней рухляди — ширм, на некоторых из которых еще сохранились традиционные букеты и павлины, дверей, оконных фрамуг, шкафов с бесконечными ящиками. Работа китайского художника Сонг Донга очень хороша, несмотря на то, что напоминает произведения по крайней мере двух его современников и соотечественников — показанную на последней «Документе» в Касселе инсталляцию гигантской башни Ай Вэйвэя, собранной из
дверей, снятых как раз от снесенных старых домов в Пекине, и засыпанного пылью павильона Лью Вэй, демонстрировавшегося на Лионской биеннале 2007 года. Но так или иначе эта инсталляция выглядит крайне заманчиво: так и хочется открывать все двери, залезать во все ящики, заглядывать во все зеркала в поисках секретов и сокровищ, обещанием которых и кажется биеннальная выставка Произведение Сонг Донга создавалось как парапавильон — придуманный нынешним директором биеннале Биче Куригер новый формат, кода инсталляция одного художника оказывается выставочным пространством для произведений другого. Наиболее убедительно эту идею обыграл австрийский художник Франц Вест, выстроивший посреди арсенальной анфилады выгородку, отнюдь не натуралистически представляющую его венскую мастерскую вместе со всеми висящими и стоящими там произведениями друзей-художников. Но это, пожалуй, единственный пример, когда «гостям» и правда, уютно в доме, предложенном «хозяином»: В остальных парапавильонах работы-«жильцы» либо просто незаметны — как у Сон- Донга, либо существуют вне всякой связи с выставочной архитектурой — как, например, в случае размещенной в Центральном павильоне в Джардиж отличной инсталляции Моники Сосноески, что-то вроде бесконечных углов и коридоров коммуналки, расходящихся в бесконечность и ведущих в никуда, как если бы они отразились в зеркальном лабиринте, в которых, изо всех сил стараясь не замечать этого неевклидова пространства, висят представляющие героев кейптаунского криминального мира снимки южноафриканского фотарафа Дэвида Голдблатта, а в другом углу мигают и гудят загадочные светомузыкальные агрегаты Харуна Мирзы.
Вместо того чтобы дать художникам новые возможности диалога и сотрудничества, идея парапавильонов разбила пространство выставки на множество изолированных отсеков. И без парапавильонов на выставке достаточно инсталляций — ширм, заборов и выгородок: например, работа единственной русской участницы основного проекта Ани Титовой, соорудившей выгорсдку с прозрачными, разбитыми на разноцветные квадраты стенами: или громоздящиеся до самых высоченных арсенальных свсдов картонные бастионы, увенчанные «попитыми» полосатыми керамическими горшками инсталляции швейцарца Фабиана Марти «Психоаналитики и философы?
Разъединенность, отсутствие единой смысловой или зрелищной ткани — очевидный недостаток кураторского проекта Биче Куригер, «расселившей» большинство художников по одиночным залам или хотя бы по стенкам и включившей в выставку видеофильмы длительностью полчаса и больше, которые просто невозможно посмотреть как часть единого художественного целого. Приглашенные звезды занимаются своими привычными и даже рутинными делами в своем утолке, время от времени вступая в сугубо приватные диалоги с коллегами-художниками, находящимися за пределами биенальной экспозиции. Синди Шерман устраивает очередную костюмированную фотосессию, представая в образах нескольких поколений женщин разных возрастов, убеждений и пристрастий: разводящей цветы на приусадебном участке патриархальной домохозяйки, прелестницы во фривольном нижнем белье поверх трико телесного цвета, экстравагантной дамы артистического вида в алом платье в пол и длинной черной шевелюрой, слегка смахивающей на арт-диву Марину Абрамович — все это на фоне старомодных фотообоев с пасторальными пейзажами. Фишли и Вайс представили, и правда, отличную инсталляцию «Space № 13» — комнатный ленд-арт с миниатюрными бетонными трубами и столбами, напоминающими макет хрестоматийного ленд-артного произведения Нэнси Хопт «Солнечные тоннели» в пустыне Юты, своего рода обсерватории для наблюдения за небесными телами — вот и Фишли-Вайс сопровождают свою инсталляцию видеопроекцией гигантской далекой планеты. Непредумышленно эмблематичной выглядит табличка перед инсталляций «Кто боится свободной экспрессии» группы художников, скрывающихся за коллективным псевдонимом Норма Джин, — кучей пластилина, выложенного в блок цветов египетского флага, который авторы предлагают публике растаскивать, дабы «свободно самовыражаться! а организаторы выставки просят не выносить за пределы отведенного Норме Джин зала.
Многочисленные смыслы, вложенные в название-ребус «ИЛЛЮМИнации» может, и прочитываются по отдельности, но никак не хотят соединиться в единое целое. Легче всего обнаружить «наци» и «свет» «Нации» — в виде уже рутинной экзотики или переживаний по поводу тех или иных геополитических проблем: самой запоминающейся оказалась работа живущего в Швейцарии уроженца Грузии Андро Векуа — собрание макетов всевозможных строений, иногда — вполне опознаваемого советского, сталинско-ампирного или брежневско-минималистского, стиля, с вывесками типа «Гостиница «Абхазия» иногда же напоминающих не реальную архитектуру, а театральные декорации, выстаивающиеся в этакую ВДНХ утраченной, а вернее, никогда не существовавшей родины. Макеты оказываются еще одним вариантом парапавильонов и выгородок — замкнутых, герметичных мирков, в которых обитают участники основного проекта.
Копия «Похищения сабинянок» Джованни Болонья на самом деле не что иное, как гигантская свечка.
Что касается «света? то он присутствует не в виде метафорического просвещения или озарения, а скорее, буквальной «иллюминации»: источники света тут есть на все вкусы. Например, впечатлякхцне скульптуры-свечи из воска от швейцарца Урса Фишера гигантская, в натуральный, размер, копия барочного «Похищения сабинянок» Джованни Болоньи — еще не зажженная, но уже надломившаяся; портрет друга художника с горящим фитилем, торчащим из головы; и порядком оплавившееся кресло из его мастерской. Самая мощная работа на выставке — то же про свет, это инсталляция американка Джейиса Таррелла. Попадая в нее, ты оказываешься словно бы в пространстве какого-нибудь супрематического полотна — бездонном, безграничном, имматериальном, где все — сплошной свет и цвет; и даже там, откуда ты только что вошел, только совершенно бесплотньй лишенный глубины и объема сияющий, меняющий оттенки прямоугольник. Но свет тар-реллоеской инсталляции не выходит за пределы его выгородки. Вопреки повторенным во многих интервью и текстах словам Биче Куригер о том, что свет для нее — это прежде всего прозрение, обретение тотальной ясности понимания, выставка «ILLUMInations» получилась смутной. Самые удачные из представленных произведений существуют как под лампой, в кругу собственного, локального света, но никак не высвечивают ни другие работы, ни тем более выставку как целое. Включенные в проект «Часы» Кристиана Марклая, сумевшего связать в единое, на одном дыхании воспринмающиеся кинополотно фрагменты тысяч фильмов всех времен и народов, кажутся едва ли не упреком куратору, набравшей в свой проест множество ингредиентов -специально к выставке сделанные работы актуальных и восходящих звезд и произведения малоизвестных авторов 30 летней давности, арт-брют (созданные а 1920е годы рисунки пациентки швейцарской психиатрической больницы, польки Иоанны Наталии Винч) и примитивное кусство (работы скончавшегося в 1995 ду эфиопского художника Гедевона, официально служившего в православной церкви и тайно создававшего шаманские рисунки-талисманы), но не извлекшей их столкновения никаких новых смыслов или ощущений. Даже впервые включённые в выставку биеннале старинные шедевры — полотна Тинторетто — не создав никакой новой перспективы восприятия ни старого, ни современного искусства. Всеохватывающий взгляд «с высо птичьего полета» издевательски предлагает только хулиганский проект Маурицио Каттелана. рассадившего на стропилах Центрального павильона в Джардини сотни чучел голубей.
А самой живой частью основного проекта стали «задворки» Арсенала где искусство из анфилады торжественных залов выплескивается к докам и на лужайки, в путаницу национальных павильонов и специальных проектов, которые, какими бы амбициозными они ни были, здесь, у воды и на свежем воздухе, неминуемо обретают неформальный дух этак «Арт-Кпязьмы» Именно здесь устроили свой перформанс художники из австрийской группы «Желатин», памятные зрителям первой Московской биеннале современного искусства хулиганским проект с установленным прямо в залах бывшего музея Ленина деревянным нужником, сток которого выходил на улицу; где зимой намерзала циклопическая сосулька. В Венеции «Желатин» также занимался ресайклингом отходов — они собирали стеклянные бутылки (которых было немало в садах, так и располагающих к пикникам на травке после изнурительной беготни по выставкам) и под лихие звуки живого панк-рока переплавляли их в печи методами, соаль же старинными, как и искусство муранских мастеров: тут тебе и оммаж локальному культурному контексту и общественная польза и, в духе эстетики взаимоотношений, создание приятнейшей обстановки для пикника — да и сосулька в конце должна получиться не хуже московской.
Ирина КУЛИК.
