Чернышев Павел

Чернышев Павел Михайлович (1917) — советский художник. Основные темы его творчества — патриотизм, героика.

chernychov

Присяга.

Из воспоминаний Павла Михайловича Чернышева:

С1939 года я служил срочную красноармейцем в Военном училище связи Сталинграда, в так называемой полигонной роте. В клубе училища были голые стены. До службы в армии в 1939 году в Ленинграде держал экзамен в Академию художеств. Узнав о том, что я художник, руководство обрадовалось. Когда выполнил ответственное задание — нарисовал сухой кистью на подрамниках по коленкору весь состав Политбюро, — произвел сенсацию. Даже наградили часами Куйбышевского завода.

На третий год службы, в 1941 году, подумывал об учебе. Грянула война. Все светлые мысли полетели прахом. Началась другая, неузнаваемая жизнь. Все перевернулось внутри. Находясь уже в дивизии на фронте, вспомнил своих дружков, служивших в мирное время у западной границы, а до того вместе учившихся со мной в Самаркандском художественном училище.

Из дивизии в декабре 1941 года отправили нас маршевым батальоном в Москву. Вместе со мной почти все мое отделение. В ту пору я был сержантом. В Москве после длительного формирования оказались в совершенно новой части — в полку реактивных установок залпового огня («Катюш»). В полку было три дивизиона. Один из них был направлен под Москву, другие располагались близ Мытищ. Мое отделение влилось во взвод связи дивизиона. В полях и глубоком лесу держали связь с разведкой и другими подразделениями. Судьба первого дивизиона для нас осталась неизвестной. Два других участвовали в боях на Брянском направлении и у стен Сталинграда. Моими сослуживцами были ребята разных национальностей — буряты, украинцы, казаки с Дона.

Артиллерия нашего дивизиона по-настоящему начала действовать на Брянском фронте. Выравнивали фронтовые линии, долбили высотки и прочие объекты. Мы пользовались проволочной телефонной связью и радиопередатчиками. Проволочную связь тянули на 4-6 километров: от огневой позиции до высокого начальства, до передовой пехоты. В то же время были еще запасные линии связи в соседние «хозяйства». Так что нам физически доставалось «под завязку». Благо, что проволочная связь была облегченной и разных цветов.

С соседями в траншеях пехоты мы не путались в случаях устранения повреждений связи. В дальних поездках использовали автомобиль «ГАЗ» -полуторку, на которой в кузове была закреплена средних размеров кабельная катушка с запасом провода длиною в 6 км. Рельеф местности был самым разнообразным. Обычная выкладка на наших плечах: одна-две катушки на 400-500 м, телефонный аппарат, карабин, патроны, рюкзак, пехотная лопатка, 2-3 гранаты, шинель, плащ-палатка — всего, что-то около 40 кг.

Лично для меня, кроме физических тягот, страшно было вовремя не установить связь перед пуском ракет из установок. К счастью, на Брянском направлении и близ Сталинграда этого не случалось. Мои друзья по связи были люди добросовестные, каждый был озабочен даже больше, чем их командир. Бесстрашные и очень выносливые, без хныканья.

Однажды прибыли на место огневой позиции, командир дивизиона махнул рукой на северо-запад: туда, за 6 км, к пехоте наладить связь. И… засек время. По карте-миллиметровке черкнул красным карандашом. Я подумал, что не так уж труден этот участок. Впереди высоченная колосистая рожь, раннее утро. Все в росе. На полуторке велел шоферу обогнуть ее и дожидаться нас, а мы напрямик с компасом по азимуту отправились вшестером. Посев ржи тянулся почти два километра, взмокли до нитки. После километра три тянули кабель с машины. Перед одной низинкой почти врезались в минное поле, укрытое для танков противника. Выручил постовой, охранявший этот участок, да еще наш шофер, по национальности татарин, которому удалось по скользкой почве почти на 90 градусов вытолкнуть задним ходом машину. Он после этого вывалился из кабины чуть ли не покойником. Мы были растеряны, потеряли время. Все-таки связь была налажена за 12-15 минут до залпов. Помню, тогда наша, не знавшая музыки «Катюш» пехота, шла по высотке и заняла ее без единого выстрела. То, что минное поле было в секрете от нас — стало предметом выяснения начальства.

Другой случай. Втроем искали в сумерках возле пехоты в 4-х км от стен Сталинграда с севера, недалеко от Волги пропавшего бурята радиста.

Видим, заполыхали с одной установки с правого фланга «Катеньки», слышим свист в нашу сторону. Свист исчезает, мы все падаем в неглубокую траншею. Вблизи нас, метров на 30, творится нечто вроде извержения вулкана. Нас только засыпало землей, а пехота, и так малочисленная на этом участке, исчезла с лица земли. Мы были свидетелями поступка злоумышленников, которых по нашим сведениям, позже раскрыли. А радист вернулся самостоятельно.

19 сентября на участке указанного Фронта я был ранен снайпером в обе ноги. Меня перевязали ребята, оттащили на 100 метров от наблюдательного пункта. Я ждал вечера в небольшой яме. Командир дивизиона приказал артиллеристам с огневой прибыть с носилками. Тут же слышим лязг немецких танков и голос, требующий по-русски сдаваться. Командир дивизиона по рации связывается с огневой: выкатить «катюшу» в 4-х км от нас и бить почти прямой наводкой. Потом дозвонился до командира полка, тот отменяет приказ. Пока они доказывали друг другу что-то, в это время над нашими головами летят трассирующие снаряды из противотанковой пушки. Первый снаряд свернул башню первого танка, второму под брюхо, третьему вбок, четвертый снаряд по пехоте. Пехоты было около роты. Наши ребята стреляли из всех видов оружия: пулеметов, винтовок, карабинов, и даже из противотанковых ружей.

В ту пору мы многое находили на поле боя после 20.00, когда бои стихали до восьми утра следующего дня. Героями противотанкового орудия были неизвестные нам ребята. Мы их видели невдалеке от нашей линии связи. До этого события почти
ни разу не стрелявшие по вражеским целям, они сохраняли нашу огневую позицию. Атака немцев в вечерний час, в сумерки — событие редчайшее. На этот раз они хотели узнать расположение наших «катюш», врытых и замаскированных в балках.

Многие эпизоды, мною виденные, в какой-то степени отражены в моих графических листах и в живописи. Тяжко пришлось в те дни, когда я добирался до госпиталя в г. Горький. После ранения доставили меня в армейский госпиталь. Погрузили в состав товарняка, на сено, на полу, в вагоны без нар, по 19 человек. Состав в пути попал под бомбежку «юнкерсов». Крыши и стенки вагонов были снесены, мы, раненные завалены досками. Из 19 в живых осталось 6 человек. Паровоз оказался цел. Поехали дальше. К вечеру на полустанке от второго налета уцелело лишь полсостава.

Наутро очнулся. Слышу голос незнакомого бойца, который потом мне помог спуститься с платформы. Я полз по земле, дальше на доске вместо костылей добирался с ним до населенного пункта, где был временный госпиталь. Перевязали, погрузили в автомобиль санитарный. До Камышина километров 30, стонали от воздушных налетов. Погрузили нас в Камышине на пассажирский пароход, чтобы добраться с передовой до койки госпиталя в г. Горьком, ушло 22 дня.

Лежа в госпитале, ломал голову: кем я буду? Искусство из души испарилось. Один дружок по койке говорил мне: «Не горюй, возьму тебя на Сормовский завод, будешь мастером по металлу через год-два».

Итак, я изучал средства связи, писал лозунги, рисовал панно и оформлял разные фотомонтажи, вырезки из журналов и всякую всячину. Вернулся в свой родной Самарканд инвалидом Великой Отечественной войны. Вскоре поступил в Московский государственный художественный институт, который окончил в 1948 году. Стал членом Московского отделения Союза художников.

Юлия Ярославкина.

 

Материал о воспоминаниях Павла Чернышова любезно предоставлен Ю. Ярославкиной.  большое ей спасибо за это.

Комментировать

Вам необходимо войти, чтобы оставлять комментарии.

Поиск
загрузка...
Свежие комментарии
Проверка сайта Яндекс.Метрика Счетчик PR-CY.Rank Счетчик PR-CY.Rank
SmartResponder.ru
Ваш e-mail: *
Ваше имя: *

товары