Митурич Май
Май Митурич в Галерее искусств Зypaбa Церетели.
«Милый Маюша, очень рад что чувствуешь себя живописцем. Какое это высокое сознание!» — писал замечательный художник Петр Митурич в сентябре 1953 года сыну, ставшему не менее замечательным художником, Маю Митуричу (1925 — 2008). Его ретроспектива в выставочных зала Галереи искусств Зураба Церетели на Пречистенке представила творчество автора во всех ипостасях — живописи, графике и даже скульптуре. Следуя урокам отца, Май Петрович всегда стремился к натуре, рисуя тушью или карандашом, и даже кода писал маслом. Но к овладению мастерством шел трудно и долго. Жизнь его складывалась сложно. Перед войной умирает мать, Вера Николаевна Хлебникова, живописец редкостного таланта. Она воплотила в своих холстах мироощущение своего гениального брата, поэта-«будетлянина» Велимира (Виктора) Хлебникова Отец, объявленный формалистом, лишился всякой работы, пенсии 30 рублей не хватало на жизнь, семья бедствовала. Семнадцатилетним юношей в начале 1942 года Май попадает на фронт и демобилизуется лишь в 1948 году. На вьставке есть небольшая работа — «Разрушенный Берлин» написанная, вероятно, по натурным впечатлениям. Видел юный солдат и дымящееся поле сражения на Курской дуге. Еще будучи солдатом, Май поступает на заочное отделение Полиграфического института. После института — столь необходимые для жизни заработки в издательстве Министерства сельского хозяйства листовки, плакаты, то, что художники называют «халтурой’.’ Времени на творчество не оставалось. Летом 1955-го, собрав какие-то деньги, смогли с отцом поехать на отдых в деревню. Тогда начались постоянные занятия натурным рисунком. На этюды Петр Васильевич и только что окончивший Полиграфический институт Май часто выходили вместе. «Устраиваясь для этого рядом с отцом, я практически угадывал его подход к решению пластических задач, — вспоминает художник. — С кистью в руках он давал наглядные уроки обобщения формы, обобщения цветовых контрастов в черно-белом тушевом рисовании». Затем Петр Васильевич в письмах к сыну давал практические советы в работе с цветом. И, как признавался Май Петрович, он остался верен урокам отца на протяжении всей своей творческой жизни. И именно поэтому Митурич-Хлебников, как официально он всегда писал свою фамилию, стал самобытным художником. О смерти отца он узнает в больнице, куда попадает в связи с тяжелейшим переломом ног. Переломы давали о себе знать в течение всей жизни. И, несмотря на это, Май Митурич невероятно много путешествовал и по Союзу, и по всему свету. Он побывал с другом всей его жизни художником Иваном Бруни в саянской тайге, на Камчатке, на Курилах, на Памире. И всегда — всегда писал с натуры. Натурные рисунки стали основой многих книжных иллюстраций. В них восприятие цвета абсолютно оригинальное, как и уникален цвет в самодостаточной живописи и графике.
Иллюстрация к «Бибигону» Корнея Чуковского.
…И он закричал: — Это мой самолёт,
Сейчас я отправлюсь В большой перелёт…
Иллюстрация к «Бибигону» Корнея Чуковского.
И спустилася ворона с вышины,
И схватила Бибигона за штаны.
Май Петрович прошел сложный путь в искусстве, годы становления совпали со временем борьбы с формализмом. В отличие от отца ему повезло. Он работал с виднейшими детскими писателями — Маршаком, Чуковским, Барто. Эти признанные советской властью имена стали для Митурича охранной грамотой. Именно их книги с его иллюстрациями стали отечественной классикой, на которой выросло не одно поколение ребятишек. На нынешней выставке показаны оригиналы иллюстраций и портреты писателей. Художническая особенность Митурича, стремление к обобщенной форме в портрете проявляются удивительно точной психологической характеристикой портретируемого. Митурич владеет формой в совершенстве, как виртуозный пианист — техникой игры. И это совершенство буквально завораживает в акварелях и живописи, созданных мастером уже в Японии. С этой страной связан у Митурича большой пласт жизни и творчества. Он побывал там несколько раз и прожил более года в середине 1990-х по приглашению известного японского галериста По условиям договора, художник написал там большую живописную серию. Выставка в Галерее искусств Зураба Церетели дает представление и о малоизвестной стороне творчества Митурича. Он вместе с Виктором Дувидовым создал гигантскую фреску в Палеонтологическом музее — длина композиции 28 метров! Роспись эта как будто «дышит» горячими испарениями доисторических лесов. Когда мне довелось наблюдать за этой работой, я была буквально потрясена ее масштабами. Художники на высоченных лесах выглядели крошечными на фоне гигантских плезиозавров. Встречались мы с Маем Петровичем и тода, когда он занимался устройством музея Хлебниковых в Астрахани. Он выполнил завещание отца — сохранил бесценное семейное наследие. Рукописи Велимира Хлебникова, картоны матери и графику Петра Васильевича. А также перевез в Москву останки Велимира с заброшенного кладбища под Новгородом. Теперь и музей Хлебникова в Астрахани существует, и картины отца и матери хранятся в Третьяковке, и рукописи Велимира — в РГАЛИ. В советских условиях бытия все это стоило Маю Петровичу неслыханных физических и нравственных усилий. И в конце жизни им создана серия беспредметных, очень красивых холстов»По мотивам Петра Митурича 1918-1922 годов» Их тоже можно увидеть на выставке. Там же можно посмотреть (и купить) книжку «Записки художника» Эти записки — своеобразная хроника художественной жизни Москвы во второй половине ушедшего века. С уважением он пишет о своих коллегах по цеху, с любовью — о друзьях. Ценность книги — прекрасно воспроизведенные репродукции его работ. Выставка закроется, а книжка останется. И в ней можно еще раз рассматривать картины и рисунки великого русского художника Мая Петровича Митурича-Хлебникова.
Надежда НАЗАРЕВСКАЯ
Эта книга написана человеком с «лёгким» именем Май — и не оттого ли его так носило по миру? Он объездил и запечатлел в масле и акварели самые экзотические уголки России, исколесил и облетел Европу, Америку, Азию, причём тогда, когда это было в новинку и россияне ещё не наводнили собой туристические маршруты. Он ездил не как турист — его влекли таинственная красота, мало кем увиденная и оценённая, дикие животные, непролазные снега Тувы или джунгли Сингапура, неприступные вершины гор, пустынные морские заливы…
Всё это можно увидеть не только в его живописи, но и в детской иллюстрации, положим, к «Маугли» Киплинга. Но от туриста, непоседы, любителя песен под гитару и таёжной экзотики в Мае Митуриче тоже кое-что было: прорванные штаны, которые в походе с трудом удалось заменить аж на Командорских островах, неприхотливый палаточный быт, любовь к дружеским посиделкам и застольям, преданность друзьям…
Их имена — писатель Геннадий Снегирёв, художники Иван Бруни и Виктор Дувидов — проходят через всю книгу, иными словами, через всю жизнь.
Иллюстрации к детской книжке Г. Снегирёва «Про пингвинов».
Анималистические рассказы Снегирёва Митурич блестяще иллюстрировал, с Бруни и Дувидовым участвовал в совместных выставках, неоднократно путешествовал. Возникают «лёгкие», как бы акварельные портреты этих необычных, шумных, весьма богемных и неудобных в быту людей со сложными судьбами. В сущности, у нашего «лёгкого» героя вовсе не всё было гладко — бесконечные придирки «осторожных» издательств и критиков, непризнание станковых работ, груз ответственности за судьбу наследия Велимира Хлебникова и родителей, художников Веры Хлебниковой и Петра Митурича, — до поры никому не нужного. Но и об этом Май Митурич пишет легко, с юмором. Иногда удивляешься: да жил ли художник в «страшные» годы застоя? Жил, жил, но умудрялся оставаться свободным и словно бы не понимающим «политическую конъюнктуру». Так, на одном из съездов художников он, выйдя на трибуну, выразил недоумение, почему так мало здесь говорят о Сезанне, Матиссе, Ван Гоге… Зал замер, микрофон был тут же отключён, и Митурича куда-то «не пустили». Но слова свободного человека были произнесены — единственное, что осталось от этого съезда, как заметил один из присутствовавших. Свободны и артистически приметливы воспоминания Митурича о работе с Маршаком и Чуковским, об их незримом соперничестве и некоторой «ревности» по отношению к художнику: Чуковскому казалось, что для Маршака тот рисует лучше. Интересно, что именно из-за «слишком озорных» иллюстраций к Чуковскому нападала на художника критика. Но ведь и старый Корней Иваныч готов был поозорничать — например, прокатиться на огромной собаке, как вспоминает Митурич. А Маршак уделял большое внимание соответствию ритмического строя стиха и рисунка. И не это ли изощрённое умение пригодилось Маю Митуричу впоследствии — при работе над иллюстрированием каллиграфически выписанных его японским другом Моримото стихов Басё? Иллюстрации чёрной тушью получились выразительными и лаконичными, как сами стихи. Парадоксально, но получивший известность как иллюстратор Май Митурич, продолжая заветы отца, приоритетной для себя считал станковую живопись и графику. Но это был «чужой приход», где его долго не признавали. Да и сам художник не спешил выставляться с живописью. Большая персональная выставка прошла только в 1982 году. После выставки ему позвонил старик Лабас с похвалами. Восторг Александра Лабаса можно понять: живопись и графика Митурича с годами высветлялись, становились всё легче и прозрачнее, что не могло не импонировать «знатоку» и «шаману» цвета. Это и было «благословление» поколения отцов, удивительных мастеров, отстоявших своё искусство в годы торжества соцреализма. Не ко двору пришёлся художник и в стане монументалистов. Его оригинальный эскиз для Палеонтологического музея на секции дружно отклонили. Лишь чудом Маю Митуричу удалось выполнить эту грандиозную работу, где его дар «сказочника» наложился на умение очень живо, подробно, красочно воссоздавать предметную реальность. В книге масса забавных подробностей этой титанической росписи на верхотуре на пару с Дувидовым — как жена Ириша закупала сотни яиц для работы темперой, как художник изображал архаические кипарисы с помощью обычного веника. Впоследствии за эту роспись он получил массу наград, включая Государственную премию. Сколько яду можно было бы вылить по адресу коллег-монументалистов! Но Митурич и тут сохраняет лёгкий, шутливый тон. Комментарии Марии Чегодаевой, давнего друга семьи, очень тактично входят в повествование, не нарушая его целостности и включая творчество художника в искусствоведческий контекст. Последние десять лет жизни художника воссозданы в книге в её записях, пояснениях и пересказах. Здесь особенно впечатляет ветхозаветный цикл «Козни Змия», созданный Митуричем за два года до смерти, в 2006-м. На выставке в галерее Церетели висели все семь холстов, мощных, монументальных, но и по-митуричевски прозрачных и светоносных. Земная жизнь первых лет творенья увидена с каких-то космических высот, где разломы земной коры аукаются с небесными высями, а человек, хоть и теряется в этой необъятности, кажется всё равно «венцом творенья». Удивительное дело — этому «лёгкому» человеку Маю Митуричу-Хлебникову всё удалось — увидеть при жизни Музей Хлебникова в Астрахани и выставки работ своих родителей. Воспитать наследников творческой династии. Удалось и самому творчески и человечески осуществиться. А каких трудов это стоило — ну зачем это так уж рассусоливать? Удалось — и прекрасно!
Вера ЧАЙКОВСКАЯ
