Поляков Сергей
Сергей Поляков
— живописец известный, хороший, это его десятая (что следует из великолепного каталога) персональная выставка. Замечательно другое: каждый раз Поляков балует зрителей, и особенно искусствоведов, переменами в’своей художнической участи: он меняется, он дает повод трактовать — он нескучный живописец.
В небольшой комнате, где тонкий залах вишневого дерева, на татами сидят, как ни странно, несколько японцев. Это — живописцы XV — XVI веков. Входит учитель, задание — изобразить на белом листе папиросной бумаги ветку, естественно, сакуры одной точкой. Сансей затворяет дверь, художники корпят над белым свитком. Когда истекает отпущенный час, преподаватель собирает работы, складывает их и смотрит на просвет: точки совпали. На лицах средневековых японцев довольная улыбка. Веками складывавшаяся художественная школа дала плоды — никаких разночтений, никакой ереси и попытки отойти от канона.
Если среди тех японцев посадить Сергея Полякова, его точка вызывающе не совпала бы. Хотя ом выходец из школы Ильи Глазунова — одной из самых жестких, ортодоксальных, не терпящих отступничества, где мастер уверен, что мировая живопись закончилась на Врубеле. Правда, вкпючительно.
После окончания Художественного института им.Суржоеа по горячим следам, под впечатлением от «школы» создан был «славянский цикл». Языческие боги, былинные персонажи — даже в этот «классический» период полотна Сергея Полякова излишне (для академического стиля) эмоциональны. В сказочных Никите Кожемяке и Микуле Селяниновиче, в «Скоморохах» и «Русском плясе» пульсирует избыток энергии, предсказаны метаморфозы. Точка уже поставлена отдельно.
— После института, где я, безусловно, научился рисовать, мне очень важно было выяснить — личность я, как художник, или нет,— Поляков объясняет гулко, немного волнуясь. — Я, наверное, подсознательно уже тогда понимал, что на классике не остановлюсь. Я не приемлю в живописи литературу: сюжетность, подоплеку персонажей вне холста. Наверное, я сегодня стремлюсь к чисто формальному искусству, где легче выразить себя. Хотя формализм — очень опасная штука, очень серьезная. Малая доля нечестности, подделки может погубить работу.
Нынешняя выставка очень показательна. Запечатлен точно, явно переходный момент, рубеж: академичность и вновь обретенная самобытность борются между собой. Почти за любой формальной проделкой виден рисунок, конкретный образ. Верится, образы возникают сами собой, извлекаются из подсознания, изменяют, наполняют «затвержденную» форму. То ли комплиментом, то ли упреком служит намек на салонность, элитарность полотен. Изысканная страстность — в искусстве этого немного, в нашем современном — почти нет.
— Я, честно говоря, от красивости ухожу, ее все меньше и меньше в моих работах,— рассказывает художник.— А народ хочет красивого. Стремление к красивости — это чисто американский подход. Там люди, покупая картину, объясняют: мы хотим отдыхать, хотим, чтобы на стене висело нечто не раздражающее глаз, успокаивающее и т.д. И поэтому лично у меня вопрос номер один: внутри происходит борьба между тем, что хочется писать, и тем, что «нужно». У меня семья, я должен кормить ее. И я прекрасно знаю, как написать картину, чтобы она максимум за полгода продалась. И в то же время есть очень много художников, которые наплевали на все, пишут «для себя». Как с этим быть?
— Сергей, а почему почти на всех картинах глаза твоих героев закрыты? Где зеркало души?
— Я прочитал у Врубеля: он говорит, что, когда пишет, глаза ему всегда мешают, он их всегда делает в последний момент. Зеркало души — это когда мы с тобой разговариваем, а в живописи глаза — это другое. Это слишком живой для живописи фрагмент, слишком человеческий. Я считаю, после изобретения фотографии, после наступления эпохи кино и эры телевидения изобразительное искусство наконец освободилось от необходимости копировать. Живописи осталось ее исконное — цвет, форма.
Картины Сергея Полякова покупают прямо с выставки. Ему, конечно, это нравится и, наверное, беспокоит — а вдруг коммерческий интерес сигнализирует об отдалении от искусства. Кажется, период экспозиции, проверки на зрителях — один из ключевых моментов в творческой жизни Полякова. Ему очень важно узнать, как принимаются его метаморфозы.
Чтобы в любом случае поставить точку в новом месте белого листа.
Николай Фохт
