Синякова Мария
Синякова-Уречина Мария Михайловна (1898-1984) -русская советская художница.
Ниже приведена статья Ларисы Константиновны Алексеевой, заведующей отделом истории литературы ХХ века ГМИРЛИ имени В.И. Даля, «Шаржи Марии Синяковой» //Литературная учеба. 1990. № 2. С. 174-179.
Эта статья также вошла в сборник Л.К. Алексеевой, который называется «Игра пера и кисти, или Рождение жанра» (Москва, «ЛУч», 2014). В указанной книге: С. 226-231
Материалы, представленные в статье хранятся в ГМИРЛИ имени В.И. Даля.
Маяковский подошёл к нам и спросил: «Деточка, почему у вас в руках такой пошлый цветок?» На что Мария ответила:
— Цветы не могут быть пошлыми.
Маяковский улыбнулся и спросил:
— А не хотите ли вы пойти на вечер футуристов в Политехнический музей? Там будут выступать все футуристы: Бурлюк, Крученых, Хлебников, Каменский и другие.
Мария обрадовалась приглашению, и вечером мы отправились в Политехнический…»
В. Маяковский 1924 год.
Таков облик молодой Синяковой — многообещающей, одаренной самобытным талантом художницы, участницы выставок «Союза молодежи», в двадцатые годы уверенно пробующей себя в книжной графике (ее работы демонстрировались на международных выставках в Лейпциге, Кельне, Париже), еще заметной в тридцатые (иллюстрации к Маяковскому, Асееву, детские книги), а затем почти исчезающей из поля зрения современников, на многие годы лишенной зрителя, творческих контактов… Ей приходилось раскрашивать игрушки, работать на полиграфической фабрике, делать плакаты для нового университета, рисовать лекарственные растения к медицинскому атласу-все это со скрупулезной тщательностью перечислено художницей в листке по учету кадров в графе «Творческая и общественная деятельность», когда в 1956—1958 годах решался вопрос о восстановлении ее членства в МОСХе, из которого она была исключена в 1952-м. Но ни в одном самом пространном перечне своих занятий и работ Мария Михайловна не называет тех шаржированных портретов, с которых мы начали свой рассказ. То ли жанр казался «неподходящим», то ли упоминание имен, а может, в большей своей части залученные в коллекцию А. Е. Крученых, они оказались забытыми автором? И все же: для чего они создавались, были ли предназначены для печати (опубликовано всего несколько портретов деятелей театра в журнале «Новый зритель», № 40 за 1926), с какой целью иногда «тиражировались» вручную — переводились на кальку?
С. Третьяков 1924 год. А. Крученых 1925 год.
Н.Асеев 1924 год. А.Ахматова 1920-е годы. В.Брюсов 1925 год.
И.Северянин 1920-е годы. И. Сельвинский 1925 год. С.Есенин 1926 год.
А.Белый 1920-е годы. М.Кольцов 1924 год. Д. Петровский 1920-е годы.
О.Брик 1924 год. М. Левидов 1924 год.
В.Шкловский 1923 год.
Не на все вопросы удалось найти ответ, н поиск был увлекательным и начался с журнальной вырезки — фотографии фрагмент выставки с книгами В. Маяковского и шаржами Синяковой на участников ЛЕФа, вклеенной на одной из первых страниц альбома художницы, составленного, по всей видимости А. Е. Крученых из её рисунков 1923-1932 годов. Здесь же карандашом помечено: «На выставке рев. книги 1924». Дата oказалась неточной, выставка, которую готовила Российская Академия Художественных Наук к 20-летию революции 1905 года, открылась 25 января 1925 года. Попутно заметим, что пресса, информируя о подготовке выставки, представляющей многочисленные крестьянские кружки и объединения, профессиональные писательские организации от «суриковцев» до МАППа, вскользь упоминала о «так называемых попутчиках» и ни словом не обмолвилась о ЛЕФе и его участниках. Анонс об открытии выставки в журнале «Жизнь искусства» № 5 за 1925 год даже озадачивал: «На выставке представлены
марксистская критика, уголок Ленина, уголок 9 января, творчество А. Луначарского, М. Горького, Д. Бедного, пролетарская и крестьянская литература и т. д.». Может бьть, речь идет о какой-то другой выставке и ЛЕФ, а вместе с ним и рисунки Синяковой здесь ни при чем? И только фоторепортаж В. Савельева в журнале «Прожектор) 1925 год, выходившем под редакцие А.Воронского и Н. Бухарина, дал возможность заглянуть в здание бывшей Поливановской гимназии, где в трех небольших комнатах разместилась выставка революционной литературы, отразившая творчество более чем 250 писателей и панораму литературной жизни двадцатых годов: «Октябрь», «Kузница», те самые «Попутчики» и, наконец, знакомое фото со стендами ЛЕФа, где над книгами В. Маяковского — шаржи М.Синяковой на него самого, Н. Асеева, С. Третьякова, Б. Г тернака, Н. Чужака и др.
Трудно сказать, делались ли эти шаржи специально для выставки (они объединены обшей нумерацией), или изначально возникли в кругу дружеского общения, были освоением нового жанра или просто увлечением. Но определенно, в течение почти десятка лет они имели некоторую литературную известность, чему, безусловно, содействовал А.Е.Крученых, собравший не один альбом с писательскими автографами, фотографиями, рисунками. В 1928-1929-1930 годах он трижды издал мизерными тиражами на стеклографе сборник «Турнир поэтов» — пародии, экспромты, рифмованные забавы, словом, то, что вносило юмор, шутку в литературный быт и продолжало старую традицию подобного рода альбомов. Они не могли быть неизвестны М. М. Синяковой. Напротив, порой кажется, что многие ее шаржи иллюстрируют шутки поэтов и, наоборот, рисунки дают толчок рифмам. Так, строки Крученых, посвященные В. Маяковскому:
Красноустый желтокофтский
Фразовержец Маяковский, —
могли бы служить подписью к его портрету у Синяковой, а шарж на С. Третьякова словно выполнен (не без участия самого поэта) «по мотивам» эпиграммы на него: Лирический кондор Третьяков Сережа,
иглою зонда треть веков корежа,
извлек кучу медяков —
пятаков и третьяков —
и швыряет в пошляков.
Самого Алексея Елисеевича Крученых — Альвека —Синякова рисовала неоднократно, была автором прекрасных иллюстраций к его «уголовному роману» «Разбойник Ванька-Каин и Сонька-маникюрщица», мастерски, с великолепным чувством юмора переведя крученыховскую заумь в примитивно-пародийные образы.
Возможно, что в обширной коллекции «Алексея Калиты альбомов и Третьякова иконографии литературы русской» синяковский альбом был в числе первых, пополняясь (не по заявке ли собирателя?) другими листами с шаржами Северянина, Брюсова, Белого, Бедного и др.— людей, с которыми Мария Михайловна не только не была дружна, но и вряд ли общалась лично. И тогда на помощь приходили фотографии. Поскольку шарж — это прежде всего остро выявленный характер, в задачу карикатуриста входит изобразить то, что передает суть человека, отказавшись при этом от случайного, неважного. Усилить основное и отбросить лишнее по фотомодели удавалось не всегда. В таких рисунках шаржевая характерность проявилась слабее, акценты порой грубоваты. И тем не менее, этот же прием —перенос фотоизображения в графическую плоскость —был нов и оригинален в офортах художницы к поэме Н. Н. Асеева «Маяковский начинается» (1940). Художественные изображения известных фотопортретов Маяковского, Хлебникова, Асеева, Пастернака, помещенные в пространственную среду иллюстраций, звучат здесь иначе, выразительно подчеркивают живую реальность персонажей поэмы.
Это была одна из последних работ М. М. Синяковой в книжной графике, оказавшаяся символическим итогом первой половины ее жизни, прощанием с тем тающим кругом друзей и близких, чьи портреты она исполняла когда-то в неприхотливой манере шаржа…
Акварель из альбома А.Крученых
Л. К. Алексеева
