ЗАПИСКИ О ХУДОЖНИКАХ

Александр Рукавишников родился в семье художников. Имя его деда Митрофана Сергеевича навсегда осталось в истории отечественной портретной скульптуры. Отец и мать — Иулиан Рукавишников и Ангелина Филиппова — известные художники. Жена Александра тоже художник. В общем, очень творческая фамилия — Рукавишниковы. Александр закончил Московский государственный художественный институт имени В. И. Сурикова (по мастерской народного художника СССР Л. Кербеля). Работал много, смело экспериментировал, осваивал новые и новые материалы — камень, дерево, металл. В поисках героя московский художник много ездил по стране, наблюдал жизнь и ее повседневные заботы. И рождались образы — портреты людей, уверенно, вдохновенно и талантливо делающих свое дело,— строителей, рабочих, колхозников, рыбаков, студентов, спортсменов. В большинстве работ Александр добился истинного чувства современности, высокой пластической образности, редкого соединения реальных черт человеческого характера и тонкого поэтического обобщения. В 1976 году ему, еще совсем молодому человеку, присуждается премия Ленинского комсомола. Скульптор удостоен почетного звания «Заслуженный художник РСФСР, и одновременно приходит весомый международный успех: Александр Рукавишников становится обладателем серебряной медали за участие в советской экспозиции в Гран-Пале, одном из крупнейишх выставочных залов Парижа. Емкостью художественных обобщений и гражданской зрелостью отличаются многие произведшая художника.

Экзамен на самобытное, глубоко индивидуальное прочтение явлений и образов родной истории, отечественной культуры А. Рукавишников блестяще выдержал разнообразными по жанровым особенностям. пластической манере и характеру материала работами, посвященными Дмитрию Донскому, русскому воину Пересвету, Сергию Радонежскому, русским художникам Феофану Греку и Андрею Рублеву, поэту Александру Блоку. Диапазон интересов и пристрастий скульптора широк, порой парадоксально полярные образы в равной мере волнуют молодого мастера: великий флорентийский ваятель Микеланджело и популярный
английский певец, лидер знаменитой ливерпульской четверки Джон Леннон, грубоватый рабочий в простой куртке с закатанными рукавами и хрупкая юная женщина, образ Владимира Высоцкого и дышащий силой, уверенностью портрет инструктора каратэ; интересны его композиции «Озимые 1945 года» и «Moe Нечерноземье»— в них автору удается передать точные интонации времени, воплотить мысль о преемственности, нерасторжимой связи Послевоенного поколения с современной молодежью.

В мастерской скульптора меня не покидает ощущение напряженной работы: у мастера много новых замыслов, идей, желаний.

Но за что бы ни брался Александр Рукавишников — за серьезный исторический сюжет, за камерные лирические мотивы, за тему труда,— молодой мастер всегда остро и неожиданно мыслит, отзываясь на самые волнующие вопросы времени, смело объединяет в своем творчестве богатый опыт русской классики с живым живым ощущением собственной свободы искать новое, идти своим путём в искусстве.

Никита Иванов.

ЛЮДИ РАЗУЧИЛИСЬ РИСОВАТЬ!
О судьбах произведений искусства в России обозреватель « Аргументов недели Дарья Мартынкина беседует с Александром РУКАВИШНИКОВЫМ. Он — автор памятников Ф. Достоевскому у Библиотеки им. Ленина, Ю. Никулину у Цирка на Цветном бульваре в Москве и многих других скульптур, которые высоко оценивают критики по всему миру.

АЛЕКСАНДР Иулианович, одно из самых известных ваших произведений — надгробный памятник Владимиру Высоцкому. Перед тем как изваять его, вы гуляли по некрополям, интересовались «кладбищенский» скульптурой?

— К так называемой фьюнеральной скульптуре я отношусь с большим уважением. Она — родоначальнипа всего пластического искусства, потому что изначально памятники ставили именно на кладбищах. Но, честно говоря, российские кладбища не люблю. Они очень эклектичны. Все лепят кто во что горазд. Приходишь на Ваганьковское или на Новодевичье с соответствующим моменту настроением — вдруг видишь такую скульптуру, что тебя охватывает смех. Думаю, для некрополей необходимо принять особые правила размещения могил. Решение об установке того или иного памятника должен принимать художественный совет из специалистов.

— Вам понравился памятник Борису Ельцину на Новодевичьем кладбище?

— Сначала семья Ельциных обратилась с просьбой сделать памятник ко мне. Мы с Игорем Воскресенским предложили скульптуру в виде гроба, накрытого российским флагом. Был

и второй вариант: иод российским флагом могла угадываться внешность усопшего президента. Уж не знаю, чем мы напугали этих милых людей…В итоге памятник заказали Георгию Франгуляну. Потом многие говорили, что он якобы украл у меня идею. Но я к Жоре никаких претензий не имею. Идея с флагом лежит на поверхности. Ни о каком плагиате и речи быть не может.

— Вы обращали внимание на то, что цвета флага в памятнике Франгуляна не выдержаны: знамя получилось бело-сине-рыжим?

— Я хотел сделать флаг на гробе тонким. В похожей технике выполнена мозаика на надгробии Рудольфа Нуриева на Сент-Женевьев-де-Буа. У Франгуляна флаг объемный. Мне до конца не понятно, что он хотел этим сказать.

Ленин — это антиквариат

— Как вы думаете, что нужно делать с памятниками Ленину, которые стоят по всей стране, заброшенные и загаженные голубями?

— У меня есть идея на миллион.’Лениных нужно всех спрятать. А потом, через 10-20 лет, эти памятники, сегодня никому не нужные, превратятся в антиквариат!. Даже цементные, крашенные побелкой Ленины будут в цене! Одно время у всех были венские стулья. Проходу от них не было. Недавно моему студенту понадобился один такой стул для натуры. Так он нигде не мог найти! Даже забольшие деньги! Нужно брать пример с Европы. Там мебель 60-х, 70-х и 80-х — уже антиквариат. Любые веши они прячут на чердак. А через десятилетие пользуются ими как старинными занятными вещицами. Вот что значит трепетное отношение к своему прошлому.

— Жалко, мы этим похвастаться не можем. У нас что не разрушили люди, то прикончит время. «Родина-мать» вот-вот рассыплется. Памятник Дзержинскому никому не нужен.

— Моя большая боль- памятник «Рабочий и колхозница». Его взялся реставрировать Вадим Церковников: Он распилил статую на большое количество фрагментов. Правильно собрать их, на мой взгляд, практически невозможно. Члены Российской академии художеств, и я в их числе, были против такой технологии. Нужно было последовательно менять каркас скульптуры: старую тягу вынул, новую — вставил. Есть технологии напыления — металл можно утолщить изнутри. Наконец, можно было бы придумать и что-нибудь более остроумное. Смогли же в Риме конную статую Марка Аврелия с помощью нескольких сотен домкратиков поднять и перенести в целости и сохранности в помещение!

— Насколько мне известно, скоро Церковников должен будет закончить реставрацию. На завершение работ выделены космические суммы.

— Проблема в том, что, когда Вера Мухина собирала «Рабочего и колхозницу» из отдельных листов, она в некоторых местах импровизировала. Повторяю, что Церковников имел смелость скульптуру распилить. Но пока листы ждали своего часа, они разогнулись. Кто, кроме Веры Мухиной, может восстановить скульптуру? Есть два варианта, один другого хуже. Либо Церковников сам станет импровизировать с ее материалами, либо воссоздаст статую (то есть сделает новую). Не хотел бы я оказаться сейчас на месте Вадима.

— А как вам нравится история с памятником Н.Гоголю работы Н.Андреева? Рядом с фонарями от этой скульптуры стоит другой Гоголь, выполненный Н. Томским. Андреевский же памятник примостили поодаль, в 150 метрах.

— Этого Гоголя-«мажора» работы Томского давно нужно Убрать! Я видел лица некоторых ‘иностранных художников, когда они смотрели на это безобразие. Почему мы в глазах мировой культурной общественности все время должны выглядеть как клоуны или дегенераты?

— Вас коснулся кризис?

Булгаков нужен России.

— Да. Заказчики притихли — и наши, и иностранцы. Примерно от 70% заказов люди просто отказались. Но у меня все равно много работы. Вот, например, открыли памятник Сергею Рахманинову в Новгороде Великом. В Лужниках я установил несколько скульптурных фигур известных футболистов. Теперь вместе с архитектором Сергеем Шаровым делаем памятник легендарному хоккеисту Валерию Харламову. Встречались с его близкими и друзьями — обсуждали эскиз. Они сделали несколько толковых замечаний.

— Впервые слышу, чтобы творческий человек спокойно отнесся к замечаниям, которые делают ему непрофессионалы.

— Чем я старше, тем бескомпромисснее. Конечно, я не позволю, чтобы заказчик мне диктовал «ручку — сюда, ножку — туда». Хотя так и в царское время было, и в советское, что не мешало создавать великие произведения искусства. Печальнее другое: в России у всех людей поголовно есть ощущение, что они разбираются в искусстве.

— То есть вы считаете, что народ в искусстве ничего не понимает?

— Критиковать произведение искусства можно по тем канонам, по которым оно создано. Для этого каноны нужно знать. Я, например, актуальным искусством не занимаюсь. Оно может казаться мне остроумным, защитным и, безусловно, имеющим право на существование. Но высказывать о нем суждения не считаю возможным, потому что не знаю всего в этой области. Люди же берутся судить, поэтому выглядят откровенно смешно. По незнанию они нередко становятся жертвами злоумышленников, которые придумывают произведениям искусства названия-штампы, чтобы достичь каких-то своих целей. И эти штампы легко приживаются в массовом сознании.

— Вы, видимо, имеете в виду ситуацию с Патриаршими прудами: местные жители выступили категорически протйв вашего памятника Михаилу Булгакову и героям «Мастера и Маргариты», в особенности против бронзового примуса, который называли чуть ли не «исчадием ала».

— Памятник Булгакову нужен России. Был проведен серьезный конкурс, я его выиграл. Планировалось создать ландшафтный комплекс. Михаил Афанасьевич сидит на скамейке и смотрит на пруд. В стороне стоят Бегемот и Коровьев. Из наклоненной машины, за рулем которой сидит грач, вылетают Мастер и Маргарита. Здесь же — примус. Он небольшой (всего 6 метров), из него течет вода (в книге он, если помните, брызгался бензином). Вечером он светился бы домашним оранжевым светом — как советский абажур. Под ним, как под грибком, можно было бы постоять, рассматривая содержимое. Архитектура была бы такой, какой у нас не будет ещё 30 лет. И всё из-за группы товарищей, которые к изобразительному искусству не имеют никакого отношения.

— Может быть, подобрать для памятника другое место?

— Есть идея разместить скульптуры как бы по тропе от Большой Садовой, 10, где жил писатель, до Патриарших. Наверное, можно и так… Но это уже будет не комплекс, а разрозненные фрагменты. Город нужно —— правильно насыщать произведениями искусства. Только так может быть создана действительно культурная среда.

— Стоит ли винить в непонимании монументального искусства только «некультурный, необразованный» народ? Может быть, проблема в произведениях, которые не находят дорогу к сердцу зрителя?

— Искусство скульптуры, на мой взгляд, погибает. Постепенно утрачивается мировая школа. Люди стали хуже рисовать. Одна из важнейших причин — компьютеризация. Работа за компьютером приводит к тому, что утрачивается моторика восприятия объекта, и научиться рисовать становится значительно сложнее. Может быть, нас и ждет новый виток в развитии изобразительного искусства. Но я не уверен, что найдутся люди, которые, сохраняя традиции, смогут совершить такой переворот.

Зрители, как и было задумано фондом «Духовное наследие», активно тянутся в новую галерею, отделанную НТЦ ВАЗа в модном нынче «суровом стиле». Работы, представленные здесь, охватывают различные витки искусства скульптуры — от примитивизма до классицизма и фигуративного гротеска. Неожиданно открылся Александр Рукавишников как автор больших монументальных полотен-притч без названий в оригинальной технике, напоминающей штампы для ксилографии. Перед выставкой мы встретились с приехавшим в Тольятти мэтром в стенах автовазовского телевизионного пресс-клуба.

«ЗДЕСЬ Я НАШЕЛ ДРУЗЕЙ»

— Александр Иулианович, означает ли ваш визит в Тольятти предвестие нового монументального проекта в нашем городе?

— Нет, я приехал к друзьям. Сначала ко мне обратились совершенно незнакомые люди, чтобы я сделал памятник Татищеву. Затем они стали моими друзьями. У меня вызвала интерес идея конной статуи такой сложности и такого масштаба, и я взялся за работу. Конструктивно памятник Татищеву был решен в духе статуи Калиони скульптора Верроккьо. Я внимательно ознакомился с его записками 17 века и сдал этот сложный экзамен. Поэтому к вашему городу у меня особенно теплое отношение. А насчет нового проекта… Поживем — увидим.

— А что нового слышно по поводу Николая Угодника?

— Художнику не все может быть известно. Я скажу так, как я это сам понимаю. Видимо, со сменой руководства города пропал интерес к этому памятнику, который, кстати, я назвал памятником устроителям Тольятти. Лежит себе в ящике и ждет лучших времен.

ВОСТОЧНАЯ ФИЛОСОФИЯ И… КОБЗОН

— Как вы считаете, сколько должно быть в нашем городе памятников?

— В Тольятти должно быть мало памятников, и вот почему. Я сам не люблю бывать в мастерской. Хотя она у меня достаточно большая, но все равно забита скульптурами. Во всем должна быть мера. Говорю я это потому, что пошла мода на какую-то эклектику.

Тольятти — город урбанизированный, если не сказать «монструозный». Если бы мне предложили со студентами оформить архитектурный проект города, мы бы разработали какую-то инфраструктуру, которая бы позволила человеку не затеряться в этих масштабах. Я занимался восточной философией и согласно ей стараюсь идти в ту же сторону, в которой находится проблема. Иными словами, чтобы избежать «монструозности» города, нужно сделать его еще более «монструозным». Поверьте, я ни в коем случае не называю Тольятти городом-монстром. Просто, хочется превратить урбанизм в архитектурный язык, в стиль и концепцию. Проблема наших волжских городов — в похожести их один на другой. А вот Тольятти, на мой взгляд, можно превратить в нечто самобытное..

— Как вы относитесь к памятнику собаке на Южном шоссе?

— Нормально. Масштаб и форма — это еще не все. У египтян имеется памятник маленькой кошечке. И это общепризнанный шедевр, такого уровня в пластике вряд ли кто достигнет. К сожалению, я не видел памятника Верному, поэтому мне трудно судить — шедевр он или нет. Однако памятник верной собаке — это в любом случае жест благородный.

— Сейчас вы работаете над серией памятников, в числе которых Достоевский, Булгаков и… Кобзон. Последний для вас — знаковая фигура или коммерция?

— На самом деле было все так. Есть у меня один знакомый, который меня попросил заняться этим проектом. К нему перед этим обратилась группа бизнесменов и фанатов Кобзона из его родного города Донецка, где его считают национальным героем. Мы с Кобзоном очень мало знакомы, хотя он приходил как-то, смотрел эскиз скульптуры. Должен сказать, у него неоднозначное отношение к этому памятнику.

— Не понравился?

— Не совсем так. Я ведь хотел сделать сначала абстрактную фигуру, но меня отговорили, сказали, что тогда никто ничего не поймет. Пришлось сделать реалистическую. Я не могу сказать, что к этому заказу отношусь серьезно. Просто я хотел сделать такую скульптуру, чтобы не обидеть ни Кобзона, ни горожан, которые питают к нему такие чувства, что заказали прижизненный памятник.

…В настоящее время член Российской академии художеств Александр Рукавишников находится в расцвете творческих сил, полон идей и проектов. Говорили с ним долго. О том, как недавно, например, он ездил в Италию, отливал на свои деньги(!) четырехметровую статую «Пионерка». О том, что его «Голова Голиафа» настолько понравилась французам, что они заказали 12 экземпляров размером в человеческую голову отлить из чистого золота. Ну и друзей-тольяттинцев мастер не забывает. Бюст Льва Яшина Рукавишников преподнес в дар Тольятти на проведении турнира «Зимний мяч Автограда».

Что же касается судьбы памятника Николаю Угоднику, то как раз в вышедшем в конце декабря «Вестнике департамента культуры» сообщается, что фонд «Духовное наследие» берет на себя ответственность за его установку в период с 2003-го по 2008 год. Поживем — увидим.

Вадим Гнатовский.

В Донецке, родном городе Иосифа Кобзона, знаменитому певцу поставили прижизненный памятник работы Александра Рукавишникова. А вот стоящая в центре Донецка единственная в мире точная копия кремлевской Царь-пушки скоро уйдет с молотка. Три года назад ее подарил городу Юрий Лужков, а теперь, наверное, купит ка-кой-нибудь столичный толстосум, установит на своей подмосковной даче и будет чувствовать себя царьком.

На прошлой неделе завершился затянувшийся спор о примусе. О предполагаемой установке на Патриарших прудах памятника Михаилу Булгакову «Власть» уже писал’а (см. Np 44 за 06.11.2001). Скульптор Александр . Рукавишников выдвинул оригинальный проект композиции: Михаил Булгаков сидит на разломанной скамейке у пруда в окружении своих героев и в задумчивости смотрит на Иешуа, идущего по водной глади. Над ними должен возвышаться 12-метровый парящий над водой фонтан-примус с нечистой силой в виде летящих всадников внутри. Примус и вызвал наибольший протест у москвичей, недовольных, впрочем, и проектом в целом. 21 января
скульптор, встретившись .с инициативной группой жильцов окрестных домов, сообщил, что подумывает примус из композиции убрать. Тем более что и его крестная, мнение которой он очень уважает, просила его о том же. Две недели назад о памятнике высказался Юрий Лужков. Хотя, по его мнению, памятник Булгакову в этом историческом уголке Москвы «вполне уместен», но «есть основания поспорить, нужен ли там примус». Решение, сказал он, будет принято «в режиме согласия и компромисса». Наконец, на прошлой неделе, скульптор Рукавишников сдался окончательно. «Примуса не будет»,— сказал он в интервью радиостанции «Эхо Москвы».

В Тольятти открыт памятник графу Татищеву

В Тольятти состоялось торжественное открытие памятника основателю города графу Василию Татищеву, в 1738 году по приказу Екатерины II заложившему на месте современного автограда Ставрополь-на-Волге.

При сооружении Волжской ГЭС в пятидесятых годах старинный город был, как известно, затоплен, а отстроенный заново получил имя вождя итальянских коммунистов.

С памятью у тольяттинцев тем не менее все оказалось в порядке. Установленная на волжском берегу гигантская 18-тонная конная статуя графа Татищева — лучшее тому подтверждение. Созданный известным российским скульптором Рукавишниковым, монумент был воздвигнут на средства многочисленных меценатов. Сумма, в которую обошлось сооружение памятника, сохраняется в тайне, однако по неофициальной информации, она исчисляется не одной сотней тысяч долларов.

Первый теплый день. Памятник Татищеву вновь обласкан солнцем. Вша по дорожке движется группа людей. Впрочем, сколько их было, побывавших на этом месте! Но мы присмотримся к этой группе внимательнее, потому что среди идущих к Татищеву — гости города. Более того, они — продолжатели старинного татищевского рода, пусть и не по прямой линии, но относятся к общему древнему родовому древу. Приехавших четверо: адвокат из Женевы Тихон Троянов, его родная сестра Ольга Энглерт, их двоюродные — сестра Мария Йордан и брат — протоиерей отец Владимир Шишков, живущие в Америке. Памятник предку нашим гостям понравился, а старания молодых тольяттинцев по избавлению постамента от посторонних надписей тронули.

Гости приехали в наши края не только за тем, чтобы взглянуть на памятник. Были у них встречи в городском архиве, поездка в Самару и в Сосновку. Вечером следующего дня мы познакомились поближе. Как водится у русских, сидели за столом. Начавшийся дождь располагал к беседе, фрагменты которой мы сегодня публикуем.

Тихон Троянов: Откровенно говоря, я начал интересоваться Татищевым уже после открытия памятника.

Мой сын работал в Женеве с одним банком из Тольятти и как-то должен был сюда приехать по делам, а я ему напомнил, что моя мать родилась в Самаре, а моя бабушка родилась в Ставрополе. Мои дед и бабушка имели поместья в Ставропольском уезде. Сосновка — это имение семьи нашей бабушки. А у дедушки было имение в Александровке — это значительно дальше. Они здесь жили, мать здесь провела детство, дед работал в Крестьянском банке в Самаре, он был мировым судьей, работал в земстве. Обе эти семьи были ставропольские. Шишковы — фамилия местная. Один из ее представителей — тот самый Шишков, о котором пишет Пушкин в «Евгении Онегине»: «Шишков, прости, не знаю, как перевести…». Но это не наш непосредственный предок — у него не было детей. Он двоюродный брат нашего прапрапрадеда. Александр Семенович был адмиралом, потом стал министром иностранных дел при Александре первом, потом — председателем Академии наук, организовал литературное общество «Беседа», где вел борьбу с Пушкиным и Карамзиным за их модернизм, за то, что те включали иностранные слова в русский язык.

— Не рассказывали ли вам родители или бабушка с дедушкой,
имел ли в Ставрополе Татищев какие-то дарованные ему земли?

Тихон Троянов: Насколько мне известно, Татищев здесь земель не получал. В общем, все это я сказал моему сыну, он рассказал об этом в банке, его попросили привезти родословную, что он и сделал. Здесь и обнаружилось, что среди наших предков есть Василий Татищев, которому только что поставили памятник и готовились к его открытию, и нас как потомков Татищева пригласили на это торжество. Это было время кризиса — август девяносто восьмого года. Но сын нас убедил, что надо ехать, и мы с женой рискнули. И увидели, что здесь проводится большая архивная работа, и вообще тот интерес, который проявляется к истории.

Мне было приятно, что такие страницы истории открываются, становятся известными. Для нас, старых эмигрантов, наша скромная роль должна заключаться в восстановлении этой исторической памяти — того, что прервалось.

На этот раз мы привезли документы (личные записки, письма, воспоминания, фотографии), многое рассказали, многое получили — фотографии, документы.

Ольга Энглерт: Я хотела бы добавить, что наши родители — брат и сестра — родились в России, именно тут, в этих краях. Они попали за границу не в качестве экономических эмигрантов^™, что сейчас распространено),-когда человеку тяжело живется и он не может работать, нормально жить и смотрит, в какую бы страну ему переехать, где живется лучше. Когда он туда уезжает, ему приходится ассимилироваться. И очень часто среди таких людей уже в первом поколении перестают говорить на родном языке. Потому что он им не нужен. У нас же был другой случай — наши родители (первая эмиграция) выехали на время, с ощущением, что не сегодня-завтра они вернутся. Когда будет это завтра — неизвестно, но будет. И с этим ожиданием нормально жили, ощущая себя русскими. Наша семья распространилась по всему свету, но когда мы съезжаемся, то говорим по-русски. Не по-французски же и не по-английски нам говорить! И это продолжается в следующем поколении.

— Когда почувствовали ваши родители, что эмиграция — это не временно?

Мария Йордан: Они до смерти этого не почувствовали. Это мы потеряли надежду до какой-то степени, а они — нет. Была тоска по Родине.
Можно было бы, конечно, приехать туристами, но это несколько другое. Я знала одного человека (он был старше нас и родился в России), который говорил: «Пока с меня требуют визу на въезд в мою страну, я туда не поеду». Он так и умер, не побывав здесь.

Владимир Шишков: Я сказал, что моей ноги не будет на этой земле, пока там красная тряпка болтается. Когда будет трехцветный флаг, тогда и поеду. И это случилось в девяносто первом году. Я мечтал побывать здесь.

— Расскажите, пожалуйста, как складывалась ваша жизнь вдали от России?

Мария Йордан: Я занималась воспитанием детей — в большей степени своих, но не только. Я психолог. У меня четверо детей, к тому же была больная мать. А сейчас на руках слепая свекровь. У нас в Америке не принято держать прислугу, мы все делаем сами. Поэтому у меня работы хватало. Но я ее не считаю главной, самое главное — это воспитание детей. К сожалению, этому — самой ответственной работе — во всем мире уделяют мало внимания. Я работала в скаутском лагере, помогала в школах. Мои дети выросли, у меня десять внуков. Мой муж русский, и у детей тоже русские браки. Две семьи живут в России, одна — в Англии, одна вернулась из Лондона в Штаты. Дети поехали в Россию сознательно, они живут здесь уже семь лет — под Москвой, за городом. Они все занимаются международным правом, экономикой, финансами. Мой муж работал в банке, я думаю, это детей как-то включило в подобную деятельность.

Ольга Энглерт: Мы живем в Швейцарии, я замужем за швейцарцем, и у нас дома нет русской речи. Мой отец был священником в той местности, где сейчас живу, и я всегда принимала активное участие в приходской жизни, с четырнадцатилетнего возраста начала управлять хором и читать на клиросе, что продолжаю делать и по сей день. По профессии я секретарша, знаю языки, много путешествовала, жила в разных странах и всегда занималась переводческой работой. У меня два сына, которые очень хорошо говорят по-русски, особенно старший, который работает в России, сейчас в области рекламы. А второй сын занимается электроникой, он программист. Они оба и много нам помогают в церкви. Второй сын сейчас является регентом в нашем приходе. В России мы пока родственников не нашли, но зато нашли много друзей, которые стали нам как семья.

Тихон Троянов: После окончания юридического факультета в Швейцарии, в Лозанне, я в шестьдесят третьем году написал докторскую диссертацию о советском праве, так что уже тогда следил за советским, а потом — за российским правом. И вот десять-одиннадцать лет назад я начал работать с Россией, с русскими клиентами. Тогда появились и первые швейцарцы, которые стали работать в России, я начал ездить в Москву. Восемь лет назад мы открыли представительство в Москве (я основатель и партнер своей адвокатской фирмы в Швейцарии), семь лет там прожил. Сейчас я живу здесь меньше. К вам мы приехали поработать над архивными документами, посмотреть на родные места.

— Нет ли у вас разочарования от увиденного? Вот и в Сосновке от имения, как мне сказали, сохранился лишь фундамент…

Тихон Троянов: Я всегда знал, что ужасный эксперимент, который Россия терпела в течение восьмидесяти лет, не может пройти бесследно, и чтобы его изжить, потребуется много лет. И поэтому не строил иллюзий. Но с другой стороны, я нашел здесь очень много сердечных людей, у меня появилось много друзей, и эти годы были самыми интересными в моей жизни. Культурная жизнь, духовная, личные контакты, поездки… У меня два сына. Старший продолжает мою профессию, много работает с русской клиентурой, а младший — профессор геометрии в Лозаннском политехническом университете.

— Вас, наверное, не раз посещали мысли, что если бы ваши родители не покинули Россию в то смутное время, что было бы с ними?

Тихон Троянов: Если бы не было смутного времени, меня бы тоже не было. Потому что мой отец был из Одессы, а моя мать родилась в Самаре, жила в Петербурге. Они были из разных слоев общества и, конечно, никогда бы не встретились, не будь революции и того, что за ней последовало. Так что я в какой-то степени продукт революции. Как-то таможенник меня спросил, откуда я, на что я ответил, что я — продукт Ленина. И услышал: «Вот видите, он все-таки сделал что-то хорошее».

Владимир Шишков: Священником я был не всегда. Моя семья жила в Сербии, где я учился в русском кадетском корпусе. Король Александр был с нами, с русскими, щедр и мил, потому что сам учился в России и закончил Пажеский корпус. Но кадетский корпус я не закончил — началась война, надо было уезжать, и я поступил в русскую гимназию в Белграде. Вскоре Красная Армия стала подходить и сюда, а в ее руки мы попасть не хотели — мы же оыли русскими эмигрантами, противниками советской власти. В числе других эмигрантов попали в Германию, нам было невесело, но был уже конец войны. Я там закончил гимназию (на этот раз — немецкую), и в сорок седьмом году мы приехали всей семьей в Соединенные Штаты. Мне уже было двадцать лет. Мой отец — инженер по профессии — стал работать на спичечной фабрике, принадлежащей одному русскому. Поскольку отец не знал английского языка, он паковал спички. Там же работала моя старшая сестра, а мама — на швейной фабрике. Сам я полировал рояльные доски на фабрике. Мне повезло, потому что вскоре нам, целой группе приехавших русских студентов, дали стипендию и мы поехали учиться. Проучился я два года, а тут война завязалась у Америки с Кореей, и меня призвали в американскую армию. Сначала я попал в Японию, бывал и в Корее. В армии провел два года. Людей не убивал, моя работа заключалась в том, чтобы ночью делать снимки неприятельских позиций. Вернулся домой, продолжил учебу, стал инженером-строителем, женился (жена моя русская, ее отец был священником). А остальное, как говорят американцы, — уже история. В семидесятом году я был рукоположен в диаконы и священники и назначен на приход в Нью-Джерси. И еще проработал двенадцать лет параллельно инженером, потому что приход был маленький и не мог давать средств к существованию. Пришлось работать до пенсии. Своих детей у меня нет, но я много работаю со скаутами. И искру нашего скаутского костра мы привезли сюда к вам, в Тольятти.

Замечу, что гости не только рассказывали по моей просьбе о себе, они с искренним интересом расспрашивали о жизни в России, о том, как живет наша молодежь, что ее заботит, каким видится ей будущее России. Все-таки родная страна, как бы далеко от нее ни пришлось жить.

Ольга Берзий.

Каким быть городу? Как создать его лицо, не вызывающее скуки и уныния? Как сделать так, чтобы память о людях, построивших этот город, сохранилась? Эти и другие вопросы обсуждались недавно на градостроительном совете. Обсуждались не только с архитектурной точки зрения, но и с исторической, философской, если хотите.

Мы рассказывали нашим читателям о той инициативе, с которой выступили ветераны-строители. Предложение их касалось Центральной площади и того мести, на котором стоит камень как обещание будущего памятника. Появится ли он здесь? Тогда, полгода назад, был объявлен конкурс проектов, который, к сожалению, мало что дал. Во всяком случае, окончательного одобрения ни один из них не получил. Помощь опять пришла из Москвы, из мастерской художника, скульптора Александра Рукавишникова, которого заинтересовала тольяттинская инициатива. За два месяца был разработан проект реконструкции Центральной площади, точнее той ее части, на которой планируется установить памятник (в эту же зону входит и построенная недавно часовня). Автором данного проекта является известный художник и архитектор Сергей Шаров. Он предлагает внести на площадь элементы ландшафтной архитектуры, систему водоемов, ручейков. В этом ансамбле должна занять свое место и фигура Николая Угодника, которая и послужит памятью строителям. Такое предложение у многих вызвало недоумение. При чем здесь Николай Угодник, если город
строили наpши современники? Автор скульптуры (ее высота будет три с половиной метра) Александр Рукавишников объясняет эту связь тем, что и строители, и канонизированный святой были созидателями. Нам же остается только с этим соглашаться или не соглашаться.

Членам градостроительного совета предложенный проект понравился, и по всей видимости, он будет реализован. Конечно, то, что описано словами, отражает задуманное лишь в малой степени. Так, к примеру, частью ансамбля будет являться звонница, колокола и колокольчики которой будут звенеть под порывами ветра. Возможно, в дальнейшем здесь появится певческое поле, а Центральная площадь станет одним из любимых мест отдыха горожан. (В скобках заметим, что некоторыми из архитекторов были высказаны сомнения: а понравится ли данная затея новому мэру Николаю Уткину?)

Следующим вопросом, который поверг и сам градостроительный совет, и приглашенных на него в большие раздумья, стал обсуждаемый проект комплекса католической церкви Фатимской Божьей Матери.

История этого вопроса такова. Несколько лет назад в нашем городе было организовано Польское общество. Понятно, что католического храма для людей верующих из этого общества в округе не нашлось. Приходилось ездить в Самару. Но настало время, когда власти пошли навстречу пожеланиям католиков и разрешили поставить временную церковь у кинотеатра «Сатурн». Предполагалось, что появится здесь и постоянное сооружение. Тем более что за эти годы здесь сформировался свой приход. Он небольшой. Вообще же поляков в Тольятти проживает 600 человек. Есть немцы, белорусы, литовцы. латыши, которые тоже принадлежат к католикам. Правда, чисто гипотетически. потому что данные переписи населения не отражают вопроса вероисповедания граждан, во всяком случае, ничего не говорят об их религиозной активности. Предполагается, что в городе у нас проживают две с половиной тысячи католиков.

За финансирование строительства церкви берётся Францисканский собор из Неаполя. Итальянцы же настояли и на изменении первоначального замысла и предложили построить рядом с церковью два монастыря — мужской и женский (каждый на четырнадцать послушников). Проводить там службы будут итальянскис монахи и монахини. Православная церковь расценивает это как акт миссионерства и опасается за развитие будущих событий (окатоличивание населения посредством открытия школы, семинарии, издательской деятельности). Кроме того, непонятно, как сможет существовать в оживленном месте Автозаводского района монастырь, который требует автономности и совсем другого окружения. Рядом — молодежное общежитие, кинотеатр «Сатурн» и одна из насыщенных улиц Революционная. Можно ли говорить о суровой аскезе, которой подвергают себя монахи (пусть и с позиций современного монастырского существования)? Чтобы отгородиться от нашего суетного мира, монастырю потребуется высокая глухая ограда. Представить все это в центре города сложно, да и нужны ли в этом месте высокие заборы?

Члены градостроительного совета пришли к выводу, что католической церкви в нашем городе появиться ничто не мешает. Безусловно, она украсит его архитектурный облик. А вот для монастырей, если уж они так необходимы итальянским послушникам, нужно выбрать все-таки другое место. То есть предложено разделить культовый и миссионерский объекты. Тем более когда выделялась земля под католическую церковь, речь о монастырях даже и не возникала. Согласится ли с этим решением Францисканский орден, берущийся возвести комплекс за два года, пока неизвестно. Ну а тольяттинским католикам придется еще какое-то время довольствоваться временной церковью.

Ольга БЕРЕЗИЙ.

ЗОЛОТАЯ ПУГОВИЦА,пришитая к старому пиджаку

Именно так оценил предполагаемый архитектурный ансамбль на Центральной площади мэр города Николай Уткин, по инициативе которого был собран градостроительный совет, вновь рассмотревший вопрос о реконструкции этой части города.

Как мы уже сообщали, этим летом должны были начаться работы по реконструкции Центральной площади. Несколько месяцев назад был объявлен конкурс на лучший проект памятника строителям, построившим город. На конкурс было подано около тридцати проектов, ни один из которых не был принят к реализации. Тогда обратились за помощью к москвичам, именно они и предложили свой вариант реконструкции. В мастерской скульптора Александра Рукавишникова была разработана архитектурная концепция, о которой мы уже тоже рассказывали. Этот проект также обсуждался нашими архитекторами, пришедшими к выводу, что сам проект нуждается в доработке, к скульптуре же Николая Угодника претензий ни у кого не было.

Не было их и на этот раз. Зато неоднозначно вновь была оценена архитектурная часть проекта.

Напомню, ч то основу ее составляет ландшафтная архитектура, частью которой является и гидротехническое сооружение в виде ручейков и бассейнов. В концептуальном виде это означает следующее: Николай Угодник является не только покровителем ремесленников, созидателей, но и сухопутных вод, что как нельзя лучше подходит к увековечиванию памяти фужеников «Куйбы-шевги дростроя ».

Церковь считает, что памятник все-таки будет реализован. Следующий этап повлечет за собой немалые затраты на его содержание. Это беспокоит нового мэра Николая Уткина, не верящего в то, что горожане смогут вести себя как цивилизованные люди. А это значит, что водоемы в первое же время будут засорены и превратятся в болото. Вот и окажется Николай Угодник той «золотой пуговицей, пришитой к старому пиджаку». Да и с инженерной точки зрения гидротехническая часть проекта вызывает у Николая Уткина много вопросов.

Вызывала опасение и природная особенность нашей полосы. Дескать, что будет со всеми водоемами в зимнее время? По проекту предполагается каток, то есть зимнее благоустройство площади.

Состояние дел таково, что сейчас проплачено 250 тысяч долларов — столько стоит сама скульптура Николая Угодника. Появится ли он на площади большой вопрос, который так и не был решен на градостроительном совете. Были разные предложения, связанные с архитектурной частью проекта, зачастую полярные — отказаться от данного проекта и перенести скульптуру в другую часть города, собрать семинар архитекторов, на котором доработать предложенное москвичами, и даже такое несколько странное предложение, как увязать в архитектурном ансамбле три «Н», оказавшиеся сейчас в центре событий: Николая Угодника, Николая Уткина и его заместителя Николая Ренца… Комментировать подобное, как вы понимаете, излишне.

Конечно, мы не привыкли к тому, что планируется расположить в центре города. Нам бы все подешевле, да сварить из рельсов или «бабу» бетонную поставить. Но может быть, именно с Центральной площади мы начнем по-настоящему ощущать себя горожанами, любящими свой город, желающими видеть его не только удобным, но и красивым?

Ольга БЕРЗИЙ

Такая участь может постигнуть парковые леса, пансионаты, турбазы и памятник Татищеву. Домики некоторых детских лагерей отдыха расположены совсем недалеко от воды. Но руководитель департамента по строительству и архитектуре Алексей Корякин успокоил, сказав, что «в ближайшие годы опасности разрушительных оползней в нашем городе нет».

Тем не менее федеральная программа по укреплению волжских берегов уже запущена. На днях начались подготовительные работы в прибрежном районе Старого города: на территории протяженностью более километра

процесс размыва идет уже в течение тридцати лет. По окончании работ там будет установлена подпорная стенка из железобетона, которая защитит откосы от разрушения.

Торги на возведение береговых укреплений выиграла организация ЗАО «Волгоспец-строй». По словам Алексея Корякина, решающую роль в выборе компании сыграла ее опытность. Программа «Вол-госпецстроя» рассчитана на восемнадцать месяцев, стоимость контракта составляет почти шестьдесят миллионов рублей. В этом году на проект из федерального бюджета выделено 38 миллионов руб-
лей. Эта сумма позволит выполнить около половины намеченных работ. Укрепление береговой линии будет продолжаться по мере финансирования.

Жанна ЖУРАВЛЕВА

Первое, что приходит на ум -памятник основателю г. Тольятти Татищеву В. Н. (Портпоселок, берег водохранилища). Именно сюда приезжают все молодожены и гости города. Великолепный пейзаж: Жигулевские горы, белоснежные парусники, крики чаек. Небольшое кафе рядом, которое удивляет не оригинальностью меню, а скорее своими ценами.

С гордостью отправляетесь к памятнику собаке. Рассказываете близким, что воздвигнут он псу за уникальную преданность хозяину. Памятник установлен недавно и является новинкой даже для тольяттинцев. Но вот расположен неудачно — на пересечении Южного шоссе и улицы Л. Яшина. Подходить неудобно, да и опасно. Но несмотря ни на что памятник никогда не остается без посетителей и цветов.

Конечно, не обойдете вниманием обелиск Славы Никонову Е. А., Жилину В. П., Баныкину В. В. на пл. Свободы. У обелиска горит Вечный огонь — как символ вечной памяти героям. Там почему-то собирается молодежь, распивая спиртные напитки. Причем независимо от погодных условий и времени суток. Плевки, окурки, банки и нецензурные выражения окружают обелиск. Возникает вопрос: у нас нет более подходящих мест для этого? Или свинство некоторых молодых тольяттинцев перешло все границы? ‘
Но гости без устали рвутся путешествовать. И вот именно в этот момент начинаешь ощущать недостаток исторических сооружений в Тольятти. Что еще остается в запасе? Волжский автомобильный гигант и новый, недавно воздвигнутый Спасо-Преображенский собор в Новом городе? На этом, пожалуй, весь перечень примечательного и заканчивается.

Это обидно, даже слезы наворачиваются на глаза. Кстати, почему в городе до сих пор нет ни одного памятника женщине? Что, у нас мало героинь? Почему всё еще стоят объекты, потерявшие свой былой привлекательный вид?

Возникают тысячи «почему», на которые сложно ответить. Безусловно, когда-нибудь всё изменится. Вот только когда?

Анастасия Фарафонова.

ТАТИЩЕВ МОЖЕТ УЙТИ ПО А ВОДУ

Наш славный город, второй по величине в области, столкнулся с проблемой — берега обваливаются буквально на глазах. За последнее тридцатилетие под воду ушло несколько десятков метров плодородной земли. Под угрозой уничтожения оказался сегодня даже памятник Татищеву. В связи с этой проблемой Тольятти включен в специальную федеральную программу. Уже в нынешнем году начнется укрепление косогора в Центральном районе, в следующем сезоне будет готов проект борьбы с оползнем и в Комсомольске. Для проведения работ власти привлекли специальное предприятие по строительству мостов через крупные реки.
№ 37 (572) апрель 2003

Слухи о том, что гордость Тольятти — памятник основателю города В.Татищеву, место паломничества свадебных кортежей и гостей города, падает, оказались вовсе не шуткой. Информацию о том, что на постаменте появились трещины и основание накренилось, перепроверили специалисты горводоканала. Технические изыскания еще не окончены, но факт подтвердился: возведенный на песке символ г. Тольятти просел.

Специалисты и чиновники пока воздерживаются от прогнозов — рухнет или не рухнет всадник, но то, что будет проведен целый ряд мероприятий по водоотведению и возведению укреплений основания, — очевидно. Из горбюд-жета на эти цели будет выделено пока 60 тысяч рублей. Причины столь досадных технических просчетов, видимо, объясняются нехваткой денег при установке. Сколько теперь еще средств будет зарыто в землю?

Елена Дарьянова.

Известный памятник всенародно любимого актера и артиста Юрия Никулина, который был открыт в 2000 году около здания цирка его имени. Никулин Юрий Владимирович был артистом цирка и кино, клоуном и просто хорошим человеком. С 1982 года был директором и главным режиссером Московского цирка на Цветном бульваре, около которого можно встретить этот замечательный памятник.

Памятник Евгению Леонову’ установлен на аллее кинозвезд в скверике на Мосфильмовской улице, неподалеку от здания киностудии. Открытие состоялось в 2001 году во время Московского кинофестиваля. Знаменитый актер отлит в роли Доцента (Евгения Ивановича Трошкина) из «Джентльменов удачи». Глядя на этот позитивный памятник, кажется, вот-вот прозвучит знаменитая на весь Союз фраза: «Моргалы выколю!». Скульптура заставляет улыбнуться и вспомнить прекрасного, любимого многими актера — Евгения Леонова. В кино ему удалось сыграть много ярких выразительных ролей: горе-дрессировщик тигров Шулейкин (кинолента «Полосатый рейс»), пожилой ученик вечерней школы Леднёв («Большая перемена»), Король («Обыкновенное чудо»), актер Бубенцов («О бедном гусаре»), бургомистр («Убить дракона»), Уэф
(«Кин-дза-зда!») и много других. Голосом Леонова говорят многие герои советских мультфильмов, из них наиболее известен забавный мишка по имени Винни-Пух. Актер ушел из жизни в 1994 году, но всенародная любовь к нему жива.