Рокотов Фёдор

Рокотов Фёдор Степанович (1735? — 1808 ) — выдающийся русский художник — портретист.

Несколько десятилетий на этот неухоженный холст, залежавшийся
в запасниках Калининской галереи, никто не обращал внимания.
А собственно, что в нем было интересного? Холст, прорванный
во многих местах, изборожденный трещинами, изломами и
складками. Его грязная, закопченная живопись сохранилась

rokotov 001Портрет И.Б.Куракина.

плохо — красочный слой частью был утрачен и продолжал
осыпаться, частью изобиловал позднейшими, неумелыми записями.
Что же было изображено на картине? Еле-еле просматривался

мужчина, одетый в мундир екатерининских времен. В инвентарной
книге значилось, что это портрет князя Ивана Борисовича
Куракина, владельца богатого имения Волосово, близ Твери,
откуда портрет и поступил в 1918 году в губернский музей.
Автор? Ну уж этого никто не знал. Да и попробуй разбери
первоначальную живопись, попробуй разгадай, кому она могла
принадлежать! Удивительно, как он вообще сохранился…
Лишь в середине 70-х годов, как говорится, до портрета дошли
руки. Хорошие руки. Незадолго перед тем в картинную галерею

пришла реставратор Анна Ивановна Садикова. Она стала
осматривать в фондах галереи старые, подчас забытые полотна.
Наиболее интересные в художественном отношении и требующие
незамедлительного реставрационного вмешательства брать в
работу. Так дошла очередь и до портрета Куракина…

Реставрация портрета, как признавалась Анна Ивановна, была сложной, хотя и вполне традиционной, то есть многократно проверенной. Экспериментировать над старым подлинником можно лишь в исключительных случаях, когда все другие способы его спасения испробованы и они не дали положительных результатов. Что же сделала Садикова с портретом Куракина? Сначала она сняла с живописи старый, пожелтевший, уже заскорузлый лак. Осторожно, специальными составами отмыла красочный слой от застарелой грязи, пыли и копоти. Заделала многочисленные прорывы холста. Только потом взялась за укрепление живописи картины — одну из ответственных операций в реставрации. Она смазала красочный слой рыбьим клеем, который издавна применяется при подобных работах. Накрыла его тонкой папиросной бумагой, затем полиэтиленовой пленкой и все это прогладила теплым утюгом. Обычным утюгом, каким наши бабушки гладили белье. Гладила осторожно, терпеливо. Постепенно размягчался красочный слой, становился эластичным, «живым», что ли, склеивались между собой его опадавшие частицы, меж собой и грунтом — основой живописи. Исче-зали так называемые кракелюры — зловещие рваные трещины, разрушающие живопись. Их стало меньше, и они уже не представляли такой грозной опасности, как раньше. Но композиция потрета?! Что с ней? Какая-то она странная, неуравновешенная! В чем дело? Оказывается, мундир Куракина снизу был позже кем-то дописан. Дописан плохо, явно ремесленной рукой, что и нарушило первоначальную авторскую композицию портрета. Анна Ивановна сняла эти добавления — портрет сразу же обнаружил свое истинное композиционноерешение и законченность. Оставалось сделать тонировки, то есть нанести живопись, близкую по цветовой гамме к авторской, на места утраты первоначального красочного слоя.

Когда портрет был вывешен в зале галереи, то поразил всех своей красотой, сочностью и великолепием колорита. Стало ясно, что он принадлежит творчеству первоклассного русского художника второй половины XVIII века. Кому? На этот вопрос ответила заведующая отделом русского искусства галереи Валерия Федоровна Гершфельд. Особенности письма, колорит живописи, своеобразная цветовая гамма, характер — все говорило об авторстве великого художника XVIII столетия Федора Степановича Рокотова! Помогло и то, что в галерее уже находились три его работы, было с чем сравнивать. Стилистическое сходство всех этих портретов, и Куракина в том числе, было несомненным. Сверилась Гершфельд и с таким капитальным трудом, каким является книга видного советского ученого, художника и реставратора А. А. Рыбникова «Фактура классической картины», изданная в 1927 году и до сего времени являющаяся необходимым пособием для специалистов. В ней подробно разбираются «яркие, своеобычные, выразительные формы» живописи Рокотова, говорится об «исключительной динамичности его кисти», о своеобразии «светового рокотовско-го канона», чрезвычайной характерности его «зигзагообразного мазка». Помогло и внимательное изучение творений Рокотова, хранящихся в   Третьяковской галерее. И наконец, архивного материала, относящегося к коллекции Куракиных, которые, кстати, весьма чтили Рокотова. Итак, Рокотов! Еще одно, ранее неизвестное его произведение. Открытие замечательное!

…Федор Степанович Рокотов принадлежит к числу самых значительных художников XVIII века. Его редкий дар передавать «души изменчивой приметы», неповторимое чувство цвета, своеобразный колорит картин, виртуозное владение кистью, таинственная дымка вокруг портретируемых, придающая им загадочность, поэтичность и некую трепетную интимность, сделали его одним из крупнейших, обаятельнейших русских живописцев. И тем не менее он был забыт на целых сто двадцать лет, почти до начала XX века. Трудно поверить, что тогда Русский музей не имел ни одного произведения Рокотова, а в Третьяковской галерее, владеющей ныне богатейшим собраниемего картин, находился только один портрет. Лишь в 20-х годах 20 века работы художника стали поступать в  государственные музеи из национализированных помещичьих имений и частных коллекций. Большую роль в систематизации и изучении художественного наследия Рокотова сыграла его юбилейная выставка, состоявшаяся в 1960 году. В ходе ееподготовки сотрудниками Третьяковской галереи и Русского музея был составлен обширный каталог, включающий сто восемнадцать произведений художника. Выставка имела огромный успех. Она же послужила прекрасным материалом для исследования жизни и творчества Рокотова.

Но многое еще о жизни и творчестве славного мастера Отечества нашего остается загадочным, непознанным. Пожалуй, трудно найти в истории русской живописи последних двухсот лет выдающегося мастера, биография которого и труд представлялись бы нам столь туманно и противоречиво. Поэтому каждый новый факт из его жизни, каждая вновь открытая его работа — событие исключительное. Надо сказать, что последние годы были на удивление «урожайными» на открытия картин Рокотова. И в Москве, и в других городах. Но пожалуй, самая интересная находка произошла в Орле. Вряд ли кто предполагал, что три старинных, в трещинах, потертостях и осыпях красочного слоя, потемневших портрета, присланных из Орловского государственного музея И. С. Тургенева в Москву, в отдел масляной живописи Всероссийского художественного научно-реставрационного Центра имени академика И. Э. Грабаря, станут неожиданным и поразительным открытием. Тогда их приняли как работы неизвестного художника, изобразившего кого-то из Лутовиновых, предков великого русского писателя. Но даже с первого взгляда, даже в таком неухоженном виде живопись картин являла руку мастера первоклассного.

Реставрация полотен была сложной и длительной. Ведь они пришли со значительными утратами красочного слоя, многочисленными позднейшими записями. Словом, работа реставраторов была весьма трудоемкой. И они не только спасли картины от разрушения, но сделали ряд интереснейших находок, которые помогли выяснить имя автора произведений. Когда картины раздублировали, то есть у каждой сняли холст, позже подведенный под живопись, и открыли холст авторский, то на нем обнаружили старые подписи, из которых узнали имена портретируемых и даты создания произведений. На одном холсте было написано: «Подарен 1772 года августа. Портрет Якова Васильевича Худякова». На другом — «Портрет Семена Петровича Озерова. Писан 1775 Р. Т.» На третьем, как позже определили, был изображен П. П. Озеров.

rokotov1

Считаю приятным долгом назвать имена реставраторов, проделавших столь огромную работу. Это Максим Харитонович Бутаков, Валерий Михайлович Танаев и Владимир Иванович Шульгин. Это Людмила Александровна Огородникова, которой достался особенно «трудный» портрет С. П. Озерова. Но именно на его обороте обнаружились следы авторской пометки, точнее, след буквы «Р». Эта одна-единствен-ная буква стала ценнейшей находкой для исследователей. Отреставрированные портреты поступили к искусствоведу того же Центра Иоланте Евгеньевне Ломизе, специалисту опытному, известному своими атрибуционными работами. Живопись орловских картин показалась ей весьма характерной и поэтому знакомой. Эта необычная цветовая гамма — холодные зеленовато-голубые, розовато-коричневые, серебристо-серые, мягкие пепельно-розовые полутона, эта туманная, интригующая недоговоренность, эта ласковость и душевность кисти… Конечно же, Рокотов! Ломизе обратилась к знакомой уже нам книге А. А. Рыбникова «Фактура классической картины» и получила полное подтверждение своей догадки. Указанные в книге особенности письма художника, по мнению Иоланты Евгеньевны, совпадали с живописью орловских картин. Более того, она нашла в архивных документах глухое упоминание о том, что Рокотов в 1770-х годах действительно писал каких-то Озеровых. Не этих ли, орловских? Вот так, казалось бы, легендарное и почти неправдоподобное «глухое упоминание» вдруг обратилось в реальные произведения. Словом, в официальном заключении Всероссийского Центра имени академика И. Э. Грабаря, направленном в Орловский музей И. С. Тургенева, Ломизе уверенно констатировала: «Принадлежность этих портретов кисти Рокотова не вызывает сомнения». Итак, обнаружено три ранее неизвестные картины великого мастера. Не одна, что уже было бы сенсацией, а сразу три! Притом созданные художником в пору расцвета своего блистательного таланта. Ведь именно в конце 1760-х — начале 1770-х годов окончательно сформировалась неповторимая манера письма Рокотова, именно в это время он вырабатывает те художественные приемы, по которым теперь всегда можно отличить его полотна от работ современных ему художников. Именно тогда он создает преизведения, столь благородные по живописи, прекрасные по одухотворенности образов, высокому качеству художественного их воплощения. Вспомним, хотя бы популярные портреты Н. Е. и А. П. Струйских. Не могу не привести чудесное стихотворение Николая Заболоцкого, посвященное портрету Александры Петровны Струйской. По-моему, в нем он подчеркнул особенности живописного строя не только этой картины, но и других женских образов художника.

…Ты помнишь, как из тьмы былого,
Едва закутана в атлас,
С портрета Рокотова снова
Смотрела Струйская на нас?

Ее глаза — как два тумана,
Полуулыбка, полуплач.
Ее глаза — как два обмана,
Покрытых мглою неудач.

Соединенье двух загадок,
Полувосторг, полуиспуг,
Безумной нежности припадок,
Предвосхищенье смертных мук.

Когда потемки наступают
И приближается гроза.
Со дна души моей мерцают
Ее прекрасные глаза.

Кстати, Александра Петровна Струйская, чей исполненный Рокотовым в 1772 году портрет украшает один из залов Государственной Третьяковской галереи, урожденная… Озерова! Не дочь ли она в таком случае П. П. Озерова, изображение которого было обнаружено в Орле и имело совершенно непредвиденные последствия? Ведь эта находка ниспровергла, казалось бы, незыблемое мнение, что изображенные на портретах — родственники Лутовиновых. Видный историк литературы, знаток биографии И. С. Тургенева Николай Михайлович Чернов обоснованно доказал, что ни Озеровы, ни Худяков, изображенные Рокотовым, не были не только родственниками Лутовиновых, но вообще не имели с ними никаких связей. Поэтому их портреты не могут находиться в фамильной художественной галерее Спасского-Лутовинова.

Как же тогда они туда попали? Как же они в его экспозиции несколько десятилетий представляли род писателя? Вероятнее всего, в 1918 году при создании музея первый его директор М. В. Португалов вывез портреты из какого-то национализированного поместья и ввел их в экспозицию как художественный элемент старинного интерьера типичной дворянской усадьбы, каковой являлось Спасское-Лутовиново. Затем как бы само собой портреты «вошли» в галерею Лутовиновых, незаметно «породнились» с ними. Теперь же  приходится этих невольных «самозванцев» выводить из тургеневского круга. Но зато они вошли в драгоценное наследие великого русского художника. Два рокотовских произведения пополнили собрание Государственной Третьяковской галереи. Они были известны и раньше. Так, портрет дочери воронежского фабриканта А. С. Тулиновой, принадлежавший одному москвичу, упоминался в литературе, экспонировался на выставках, даже попал в 1975 году на обложку каталога выставки «Русский портрет из московских частных собраний». И вот теперь этот, по словам искусствоведа Л. А. Маркиной, «истинный шедевр» в Третьяковке. Тулинова изображена в дорогом атласном платье, с высокой прической, на полной шее — тонкая ленточка с бантиком, в ушах — бриллиантовые серьги. Однако пышный ее наряд и драгоценности не заслоняют лицо, пленяющее нас «приятностью и разумом». Рокотов создал обаятельный женский образ, привлекающий душевностью, искренностью и ласковым взглядом. Это ощущение рождает колорит живописи, построенной на еле уловимых, тончайших оттенках голубого, пепельного и розового цветов.

Другой приобретенный Третьяковской галереей портрет неизвестной женщины также был мало знаком специалистам, поскольку находился в частной коллекции. О нем ничего не было известно. В конце концов ученым удалось узнать о произведении, возможно, самое главное — время его создания — 80-е годы, период расцвета таланта художника. Определили это по фасону платья изображенной и характеру ее прически.

Два рокотовских полотна получил в дар Государственный музей В. А. Тропинина в Москве. В свое время их приобрел московский коллекционер Феликс Евгеньевич Вишневский, он же основательмузея, куда и передал эти картины. Одна из них была куплена как работа неизвестного художника. Она была в конце прошлого века сильно записана и покрыта новым лаком, что, с одной стороны, полностью закрыло первоначальную живопись, а с другой — способствовало сохранению авторского письма. Когда реставраторы сняли позднейшие подновления, то открылись прекрасные первозданные краски, тот самый неповторимый колорит и одухотворенность образа, что столь присущи творениям Рокотова. Его имя сразу же назвал Вишневский, обладавший удивительным чувством прекрасного. Но кого художник изобразил? Путем сравнения с другими рокотовскими портретами Феликс Евгеньевич определил, что на этой картине запечатлен кто-то из семейства Воронцовых. Художник был дружен с ними, он исполнил несколько портретов представителей этой фамилии. Удалось назвать и примерную дату появления произведения — 60-е годы. А вот портрет Екатерины Алексеевны Голицыной, исполненный Рокотовым в 90-х годах, был известен еще в начале нашего столетия. Одно из немногих выявленных тогда рокотовских произведений. Оно было даже описано и воспроизведено в 1910 году в журнале «Старые годы». Тогда картина находилась в собрании княгини Оболенской. Но после революции она исчезла, считалась навсегда утерянной. Поэтому в советской искусствоведческой литературе, посвященной Рокотову, портрет Е. А. Голицыной упоминался как одна из значительных работ художника, но с непременным и грустным комментарием «местонахождение неизвестно». Однажды Вишневский купил в антикварном магазине картину неведомого автора, изобразившего какую-то женщину в наряде и с прической XVIII века. Но видна она была плохо, ибо полотно находилось в ужасном состоянии — в записях, прорывах холста, трещинах красочного слоя, в грязи и копоти. Портрет потребовал длительной и кропотливой реставрации. Но когда был снят дублировочный холст и под ним открылся холст первоначальный, авторский, то обнаружили на нем такие слова: «Княгиня Екатерина Алексеевна Голицына — жена действительного Камергера Кн(язя) Петра Михайловича род(илась) 5 окт(ября) 1724 года— 16 февраля 1804 года. Дочь д(ей-ствительного) ст(атского) советника) Алексея Филипповича Кар и супруги его быв(шей) Гофмейстерины Вел(икой) княжны Натальи Алексеевны». Это стало основой для дальнейшего поиска, который в конце концов и привел Вишневского к тому номеру журнала «Старые годы», в котором портрет Е. А. Голицыной репродуцировался. Теперь он украшает экспозицию Музея В. А. Тропинина.

Хочу закончить свое повествование одной почти детективной историей. Как-то, еще в середине 50-х годов, к тогдашнему директору Ногинского краеведческого музея, что под Москвой, ныне покойному Александру Ивановичу Смирнову пришел Александр Дмитриевич Корнеев, бывший в первые годы Советской власти начальником местной милиции. «Хорошо помню, — сказал он, — как в 1918 году конфисковал у фабриканта Арсения Морозова большую художественную коллекцию, состоявшую из 26 полотен русских и зарубежных авторов. Куда я ее подевал? Передал в наш фабричный клуб. Но теперь, как я выяснил, ее там нет. И никто не знает, куда делись картины. Да и сохранились ли они вообще? Времени-то сколько прошло с тех пор…» Смирнов заинтересовался сообщением Корнеева и начал искать пропавшую коллекцию, о большой ценности которой и прежде был наслышан. Но старожилы, которые о ней вспоминали, пользовались дореволюционными и туманными сведениями, а подчас и просто фантастическими слухами и домыслами. И все они сводились к тому, что коллекция либо погибла, либо вывезена в Москву и разошлась по музеям. Только Корнеев дал вполне реальную ниточку к ее поиску. Ею и воспользовался Смирнов. Правда, на успех особенно не надеялся — ведь история такая давняя…

Но, представьте себе, Александр Иванович разыскал эту легендарную исчезнувшую коллекцию. Притом не какую-то ее часть а полностью — все 26 полотен. Надо подчеркнуть, с трудом огромнейшим, ибо находил картины в самых неожиданных и чаще всего неподходящих для их хранения местах. Например, на чердаке клуба, где они валялись в пыли и грязи, среди обломков старой мебели, ненужной рухляди и разного хлама. А кое-что уже разошлось по домам и учреждениям, где их и отыскал Смирнов. Но в каком ужасном виде они находились! Пришлось несколько лет реставрировать картины в Москве. Наконец они вернулись в Ногинск и составили художественный раздел местного музея. Все 26 полотен.

rokotov 008Портрет Екатерины II

Так вот «жемчужиной» этого собрания является портрет Екатерины II, созданный Рокотовым. Художник часто писал императрицу: и с натуры, и с работ других художников. Эти рокотовские портреты хранятся в Государственной Третьяковской галерее, в ленинградском Русском музее, в Государственном Историческом музее, в музеях Павловска, Тбилиси, Алупки, Бахчисарая. И теперь — в Ногинске. Картина, хочу подчеркнуть, раньше не была известна специалистам, она не упоминалась в литературе, не демонстрировалась на выставках. Поэтому искусствоведам еще предстоит тщательно ее исследовать. Хотя, по заключению реставраторов, ее принадлежность Рокотову не вызывает сомнения. Если какой-нибудь шутник решил переименовать станцию Пенза-1 в «Сердцеедочную», думаю, у него нашлось бы много единомышленников: ведь давно известно, что Пенза — город красавиц. Сам не раз наблюдал, как приезжие мужчины, засмотревшись на местных красоток, спотыкались буквально на ровном месте. Впрочем, что уж говорить об обычных смертных, когда на пензенских красавиц засматривались даже императоры. Кровь с молоком Император Александр I (известный ловелас и сердцеед) был напрочь сражен неземной красотой нашей землячки Софьи Кукушкиной. На балу, данном в 1824 г. в Пензе в честь пребывания здесь государя, Александр Павлович «остановил свой взгляд на Софье Александровне. Самодержец изволил о ней спросить и, получив ответ, соблаговолил пройти польский с нею». Станцевав с девушкой, Александр передумал идти отдыхать. Впрочем, чему тут удивляться: внешность пензячки была так обворожительна и «истинно изумительна», что царь «долго оставался на балу, назвав пензенский бал вторым после московского». Поэт-партизан Денис Давыдов «смертельно влюбился» в Евгению Золотареву.

«Когда я повстречал красавицу мою,

которую любил, которую люблю…

Я обомлел!»

— эти строки Денис Васильевич посвятил девушке из «пензенского края очарованья». Приятеля Давыдова князя Петра Вяземскoгo легкокрылый амур поразил стрелой, когда тот увидел «милую бабочку» из Пензы Пелагею Всеволжскую. Еще одной принцессой губернии была хозяйка «волшебной Рузаевки» Александра Струйская (дочь нижнеломовского дворянина Озерова)

rokotov 011Портрет А.П.Струйской.   1772 год.   (Фрагмент)

. Ее «…неземной красотою» восхищались

все, кому довелось общаться с этой женщиной. А портрет Александры Петровны писал сам «русский Рембрандт» Федор Рокотов. Уже в XX столетии поэт Николай Заболоцкий страстно полюбил образ, запечатленный на полотне художника и посвятилнашей землячке следующие строки:

…Ты помнишь, как из тьмы былого,
Едва закутана в атлас,
С портрета Рокотова снова
Смотрела Струйская на нас?

Ее глаза — как два тумана,
Полуулыбка, полуплач.
Ее глаза — как два обмана,
Покрытых мглою неудач.

Соединенье двух загадок,
Полувосторг, полуиспуг,
Безумной нежности припадок,
Предвосхищенье смертных мук.

Струйская и нынче считается символом прекрасной и загадочной славянской души, русской Моной Лизой. Николай Огарев, отбывая ссылку в нашем городе, столкнулся здесь с «романтической особой» Машей Рославлевой. В 1836 году в Пензенском кафедральном соборе в присутствии губернатора Панчулидзева, дяди невесты, состоялось венчание молодых. Между прочим, и свою вторую супругу Наталью Тучкову Николай Платонович встретил в сурском крае. Иностранцы пали

«Пензенские дамы прелестны! — отмечал еще один ценитель прекрасной половины человечества Михаил Салтыков-Щедрин. — Они кокетливы, но настолько, чтобы никогда окончательно не лишить надежды человека. Они любят поврать, но настолько, что никогда не теряют чувства собственного достоинства. Более мягких и приятных нравов нельзя и желать». Женой Михаила Евграфовича стала Елизавета Болтина — тоже, естественно, пензячка. На главной городской улице — Московской — повстречал свою суженую и актер, писатель Владимир Гиляровский. «Славная барышня. Таких только степь родит. Сила и радость! Вся  розовая…» — записал в дневнике литератор. Самая сильная любовь Владимира Маяковского, Татьяна Яковлева, также выросла в Пензе. Ох какой меж ними случился роман!

Список красивых невест можно продолжать до бесконечности, он тянется и в современные времена. За одной из фавориток первого областного конкурса «Сурская красавица» Венерой Азизовой долго и красиво ухаживал далеко не бедный англичанин Эндрю Симмонс. Пензячка согласилась стать его женой. Про эту пару Би-Би-Си даже снял документальный фильм. Еще одна красавица Юлия Перевезенцева уступила пальму первенства на национальном конкурсе красоты будущей «Мисс Вселенная» Оксане Фёдоровой. Зато завидные женихи осаждали нашу землячку, добиваясь её благосклонности. В этой гонке с выбыванием обставил всех американский джентельмен, который увёз Юлию в Штаты.

Владимир Вержбовский.

Восемь суток путешествовал из Петербурга в Москву — навсегда возвращался на родину, родом был из подмосковной села. И вовсе не исключено, перед тем как в Москве устроиться, заезжает он в село Воронцово, где родился в семье крепостного. Спешит выкупить из неволи детей своего покойного брата, двух Иванов. С тех пор они живут с ним. На Старой Басманной строит художник себе дом, в котором есть «зала в два света» — мастерская. Любопытно, что он не просто меняет место жительства, но и сам образ жизни, желая оставаться самим собой.

Гениальный русский живописец Александр Иванов считал. что «… в шитом высоко стоящем воротнике… нельзя ничего сделать, кроме стоять вытянувшись». Рокотов, очевидно. Так же относился к мундиру. От чиновничьего образа жизни он и бежал. Успех, по тем временам, у Рокотова огромен. Он завален заказами. Недоброхоты писали, что художник «за славою стал спесив и важен». Рокотов, надо полагать, всегда помнил: он из крепостных, — еще и это определяло его подчас подчеркнуто-заносчивое поведение, направленное на тех, кто хотел унизить его.

rokotov2

Портрет неизвестного молодого человека.

 В «Портрете неизвестного молодого человека» предполагают автопортрет художника: он слегка улыбается миру, по зорки и оценивающи внимательные глаза. Знакомство водит с людьми просвещенными, неординарными. Среди них поэты Сумароков и Майков. Рокотов написал их портреты. Boт один из них. Улыбка, выражающая жизнерадостность и превосходство, не гасит, а еше и освешает грусть в глазах. Перед нами крупнейший поэтический авторитет XVIII века. С каким почтением и удовольствием вспоминает о нем Гринев из «Капитанской дочки» А. С. Пушкина: «Опыты мои, для тогдашнего времени, были изрядны, и Александр Петрович Сумароков… очень их похвалял»… Рокотов, несомненно. трагедии» его видел, басни читал, был свидетелем того, как везде заучивали и повторяли его любовные стихи и куплеты. А лубочные картинки с текстами басен продавались во всех книжных лавках. Художник не мог не относиться к поэту приязненно. Но портрет создает, не приукрашивая: личность незаурядная и противоречивая. Как гордо повернулся к нам Сумароков, словно демонстрируя и звезду и алую анненскую ленту, но художник все это оставляет без внимания— лицо, прежде всего лицо, привлекает его. И кажется, все жанры, которыми владел поэт: трагедия, комедия, басня, ода, любовный стих, совместились в этом зеркале души. Лицо поэта проповедника. страстно хотевшего наставлять царей истине, поучать бестолковое стадо правящего дворянства. Разве не близки были Рокотову проповедь разумного начала в человеке. призыв к нравственному самосовершенству: «не люби злодейства, лести, сребролюбие гони»… Разве не разделял он выпадов против глупости и невежества: «А ты, в ком нет ума, безмозглый дворянин»… И потому прежде всего подчеркивает художник в портрете гордое достоинство таланта, веру поэта в свое назначение.

 Почти играя, — рассказывает современник о работе художника, — ознаменовал только вид лица…. и пламенная душа ево (Сумарокова.— В. Л.) при всей ево нежности сердца на оживляемом тобою полотне не утаилася». А пламенная душа поэта уже была посыпана пеплом лет и разочарований. Наставления его и поучения раздражали. Что сказывалось на личной судьбе. Портрет красноречив: на красноватом лице брезгливое опасение соседствует с уязвленностью и презрением к тем, кто недооценил его дарования на разных поприщах — а был он и первым директором российского театра, и издавал журнал «Трудолюбивая пчела». Человек, неоднозначный, заносчивый, обидчивый, познавший и сладость, и яд быстрой славы, он понял, наконец: «все на свете коловратно».

Портрет человека, уходящего навсегда,— в том же году Сумарокова не станет. Лишь актеры проводят в последний путь своего директора и драматурга. А ученик и друг Василий Иванович Майков сочинит эпитафию:

«Он был Вольтеру друг, честь росския страны.

Поборник истины, гонитель злых пороков»…

Сам Майков, автор «комических поэм» и баснописец. на портрете великолепен. Знает себе цену, ведает цену жизни. Полное лицо лучится довольством от прожитого дня и удовольствием, предвкушаемым от дня будущего. Лицо кривит улыбка всезнания. Майков, вопрошавший: «Возможно ль тиху жизнь равнять с блестящей славой, в которой никогда нельзя иметь друзей?» — неуемно и жадно, пусть и не всегда удачно, рвался из тихой жизни к славе. Рокотов запечатлел победоносно-чувственное самодовольство человека.словно бы снисходительно вещающего: «Живите всласть, окутайте жизнь».» Но видимая плотоядность — не обывательское понятие о радостях бытия. Майков пытается жить «как долг и честь велит» и призывал к нравственному самоочищению: «противу злобы ополчайтесь», «качество души телесных сил дороже»… Творчеством поэта интересовался Дидро, его поэму «Елисей» одобрял Пушкин. Рокотов показывает внимательную зоркость поэта, его способность к насмешке, не знающей пощады. Правдивые и обличающие картины тогдашней жизни находим мы в поэмах и одах Майкова. Восторгаясь мужеством русских воинов, поэт жестко говорит о войне: «Ты яд на землю изливаешь… Ты гонишь ратаев прилежных к оружию с обильных пив…» Самым «земным» в творчестве художника называли этот портрет. Фон его — светлый, теряющий обычную для Рокотова таинственность, — будто пробегает многоцветная жизнь, столь любопытная поэту. Люди, возглашавшие: «Счастье наших цель сердец!» — на портретах Рокотова. Иное дело, что счастье понималось с учетом сословных и прочих ограничений. И были дидактично-нравоучительны призывы: «Собою украшай свой чин». Рокотов сумел сделать шаг далее — поэтично показал чувствующего человека, непросто живущего в сложном мире и тщетно пытающегося его улучшить. Конечно. Рокотов относился к своим героям по-разному , но никогда — равнодушно.

rokotov3Портрет И.И.Барятинского.

Портреты не безмолвствуют, говорят о доверии, об отношении равных: художника и модели. Порой достоинство мастера производилось из сословной принадлежности — «дворянин, по происхождению,— он писал своих заказчиков. как равный равных»… Но мы знаем: Рокотов — не дворянин. Человек громадного обаяния. человек-поэт, он создавал вокруг себя атмосферу лиричности. музыкальной со средоточенности, на которую не откликался лишь совершенно душевно тупой человек. Не исключено: в общении с художником его модели становились такими, какими мы видим их на портретах. Мгновения их жизни, когда они говорили языком правды и чувства, чтобы за тем вновь вернуться к языку лжи? Придавал ли им Рокотов черты своей мечты о человеке.

рокотов

Портрет графа Григория Орлова.   1762 1763 годы.

рокотов1

Портрет графини Екатерины Николаевны Орловой.   1770 год.

Глядя на портреты работы Рокотова, думаешь о том, что каждый человек казался художнику явлением неповторимым, необычным, частицей необходимейшей — сверкнет, пропадет она — боль невосполнимой потери пронижет все человечество.

В. ЛИПАТОВ

Комментировать

Вам необходимо войти, чтобы оставлять комментарии.

Поиск
загрузка...
Свежие комментарии
Проверка сайта Яндекс.Метрика Счетчик PR-CY.Rank Счетчик PR-CY.Rank
SmartResponder.ru
Ваш e-mail: *
Ваше имя: *

товары