Ракузин Нафтали
«Памятные виды» Нафтали Ракузина
В начале 1980-х покойный ныне один из старейших столичных живописцев Юрий Бурджелян показал мне каталог художника, имя которого я узнал еще в семидесятые. Это были тщательно выполненные карандашные рисунки, изображавшие корешки книг и альбомов по искусству, стоящих на попке. Художника звали Нафтали Ракузин. Он был москвичом по рождению. Закончил Полиграфический институт на год раньше меня, в 1970-м, в 1974-м переехал в Израиль, а оттуда в Париж. На родине был Анатолием, как, собственно, и зовут его друзья до сих пор.
Графика новоиспеченного парижанина Нафтали мне понравилась. Во-первых, в рисунках чувствовалось внимание художника к реальности, даже столь привычно-незаметной, как книжные стеллажи и сами книги, которые мы читаем или просто листаем. Во-вторых, в столь на первый взгляд реалистических композициях отсутствовала жанровость. То есть это были с одной стороны «портреты» заурядных предметов, сделанные с личной заинтересованностью. А с другой — они находились вне строгих границ жанра натюрморта, которьм навязывал автору всегда одно и то же содержание, открытое еще в XVII веке раз и навсегда. Это было в русле моих тогдашних поисков.
Кроме того, это явно было постк
Парижские крыши. 2008-2009 годы.
постконцептуалистское искусство, противостоящее самому влиятельному международному направлению с начала 70-х годов -концептуализму с его умозрительностью, бесчувствием к форме, бесконечной скептической рефлексией над самой материальной составляющей творчества. Я и сам в тот момент как раз пытался создать именно такую альтернативу течению, все более распространявшемуся и в московской андерграундной среде. Если вспомнить то время, то окажется, что множество художников по всему миру, реабилитировавших живопись, от немецких неоэкспрессионистое до итальянских трансавангарцистов, работали над схожей проблемой. Не зря в каталоге к нынешней выставке Ракузина в галерее «рор/оft/art (о ней чуть ниже) в интервью с автором сотрудник галереи Ева Вишневская старается встроить его стремления в перспективу буйного и эклектичного постмодернизма, пришедшего на смену концептуальной бесчувственности. К несчастью, в наше время эта перспектива уже выглядит бесконечной, безразмерной и потому ужасающей в своей банальности, не обещающей света в конце туннеля. Но на рубеже семидесятых и восьмидесятых, когда понятие «постмодерн» возникло в Англии всего лишь как новаторский архитектурный термин, а французский философ Жан-Франсуа Лиотар в книге «Постмодернистский удел» только начинал «возгонять» его до универсального явления, это сегодняшнее «чудище обло, озорно, огромно, стозевно и лаяй» еще находилось во младенчестве.
Интересно, что в том же интервью Ракузин говорит о своем «снятом’,’ как сказал бы гегельянец (Aufheben для создателя диалектики означало одновременное сохранение и устранение какого-либо принципа), концептуализме. Свои же портретирующие книги работы-натюрморты Ракузин называет по-английски -still life. имея в виду «тихую жизнь» вещей, а не их отличие от живой природы, к которому отсылает французское nature morte («мертвая природа»), соотносящееся с породившими его барокко и Контрреформацией с их драматическим накалом уничтожения всего человеческого. Тоже своего рода полемика с концептуализмом.
Это что касается контекста времени и генезиса творчества Нафтали Ракузина. А теперь о том, с чем он вернулся в столицу. Проект «Памятные виды / Cartes Postales» в галерее Сергея Попова «pop/oft/art» (кстати, для Ракузина здесь-уже второй по счету) — написанные маслом пейзажи городов, где художник жил: Москвы, Иерусалима, Парижа. Но сделаны они не с натуры, а с фотографий, которые напечатаны в сувенирных альбомах, этим городам посвященных. Выглядит трогательно, особенно если учесть эмигрантскую судьбу живописца, хранящего свои воспоминания лишь на страницах книг. Причем виды городов изображены так, как и напечатаны — на раскрытых разворотах альбомов, с сохранением подписей и нумерации страниц.
Глядя пристальнее, чувствуешь, что проблема куда шире ностальгии и касается роли фотографа, кино и видео в мышлении современного человека Ведь давно замечено, что не только cны порождают произведения искусства, доказательством чего служат фильмы Дали и Бунюэля, но и само кино влияет на наше сознание и подсознание, даже на сновидения. создавая их структуру. Кажется, черно-белый мир моих собственных снов сформирован черно-белыми советскими фильмами, которые так были важны и любимы в детстве. Конечно, предстающие перед зрителем в альбомах образы великих городов донельзя заезжены и банальны: крыши Парижа, вид зимнего Кремля из окон уже разрушенной гостиницы «Россия» и т. д.. Однако в этой клишированности заключена и великая правда этих пейзажей, принадлежащих миллионам обыкновенных людей, если не всему человечеству сразу, ведь их главный потребитель — заезжие туристы.
Особое место на выставке занимают просто изображения книг. Если учесть, что Ракузин происходит из семьи московских книжных иллюстраторов и сам некоторое время работал в полиграфии, то становится понятным его внимание к облику обложек. Тем не менее, в выборе «портретируемых» томов есть своя логика. Судя по названиям, они представляют для художника русскую культуру в целом: «Москва» «Литературный Петербург, Петроград», «Л.Н. Толстой. Документы, фотографии, руколиси», «Родченко»
И последнее. Книга или репродукция-любимые герои постмодернизма с его энциклопедичностъю и любовью к культурным играм. Так что Ракузин остается верен выбранной когда-то философии творчества.
В конце же своей рецензии я бы хотел поприветствовать возвращение Анатолия-Нафтали Ракузина на родину хотя бы картинами. В конечном счете, несмотря на якобы международный характер современного искусства и на наши успехи за рубежом, русские художники останутся лишь в национальной истории и в запасниках отечественных музеев.
Владимир САЛЬНИКОВ
