Журавлёв Анатолий
Журавлёв Анатолий (1963) — российский художник, работает в жанре инсталяции, фотографии. Родился в Москве, работает в Москве Берлине.
В этот раз Биеннале возглавил директор выставочного зала «Портикус» во Франкфурте-на-Майне, всемирно известный арт-критик и куратор Даниэль Бирнбаум, бывший, кстати, одним из семи кураторов Первой и Второй Московских биеннале современного искусства. Сорокашестилетний Бирнбаум стал самым молодым руководителем биеннале за всю их историю. Предложенная им тема сформулирована как «Fare Mondi» -«Создавая миры». В одном из интервью он объясняет, что в последнее время было столько разговоров о конце чего-либа
— живописи или романа, модернизма или истории, — что уже пора вновь рассмотреть возможность создания новых реальностей и поверить в то, что искусство может помочь нам в поисках этих начинаний. Все оформление нынешней Биеннале — обложка каталога, холщовые сумки, в которых раздаются досье для прессы, логотипы и так далее — отчетливо отсылает к супрематизму, что неслучайно: Бирнбаум говорит, что русский авангард, для которого абстракционизм еще был политическим искусством, был одним из источников вдохновения его кураторской концепции.
Инсталяция Анатолия Журавлёва «Чёрные дыры»
Экспозиция Российского павильона в Венеции также должна отсылать к классике русского авангарда. Само название выставки — «Победа над будущим» — является очевидной аллюзией на ставший манифестом футуризма спектакль, созданный в 1913 году поэтом Алексеем Крученых, композитором Михаилом Матюшиным и художником Казимиром Малевичем. В этом году комиссаром павильона остался Василий Церетели, а куратором — Ольга Свиблова. Проект осуществлен при поддержке компании «Новотек’; «MasterCard Избранное» Фонда Михаила Прохорова, КМВ Bank ZAO Вапса Intesa ЦУМ Art Foundation, «Сноба» и «Аэрофлота» .Россию в Венеции официально представляют целых семь художников — это Анатолий Журавлев, Алексей Каллима Ирина Корина, Андрей Молодкин, Георгий Острецов, Павел Пепперштейн и Сергей Шеховцов. Так что наш павильон оказался одним из густонаселенных в Джаодини: традиционно большинство стран представляет «персоналку» того или иного художника К тому же дизайнер экспозиции Катя Бочавар представила шесть произведений (работа Шеховцова выставлена на улице, о чем ниже) не в едином пространстве, где они могли бы выглядеть как некое концептуальное целое, а расселила художников по специально выстроенным автономным апартаментам, довольно тесным, учитывая площадь самого павильона, — так что получилось нечто вроде вполне себе кабаковской «коммуналки’.’
Название проекта несколько двусмысленно: речь идет то ли о покорении будущего, то ли об его уничтожении, ибо грядущее может быть только еще страшнее, чем настоящее. Настоящим «будущеубежищем» выглядит, например, инсталляция Георгия Острецова «Жизнь художника или Муки творчества»: мастерская художника, в которой бутафорские руки раскачивают висящие на стенах картины, а механическая деревянная кукла с чертами лица самого автора вечно чертит по холсту круги. Анатолий Журавлев посвящает свою инсталляцию героям нашего времени, которые из будущего будут видны, буквально как в перевернутый бинокль: свою комнату он завешивает множеством стеклянных шариков, внутри которых можно рассмотреть крошечные, меньше ногтя, фотографии выдающихся деятелей XX века. Не слишком обнадеживает и вполне утопическое на первый взгляд будущее, которому посвящён цикл рисунков «Ландшафты будущего» Павла Пепперштейна отсылающий то ли к проектам русского футуризма то ли к старомодной научной фантастика С любопытством рассматривая картинки, изображающие белый шар и красную пирамиду аэропорта «Эль Лисицкий» в Перми, мост в Перу в виде красночерной пятиконечной звезды или памятник «Всем воинам Земли» «Эскалибур» подозрительно смахивающий на ушедшую под воду по самую ругаять меча статую Родины-матери на Мамаевом кургане, начинаешь догадываться, что речь идет о будущем, в котором на смену человечеству рано или поздно придут другие формы жизни. С некоей монструозной формой жизни ассоциируется объект Ирины Кориной: ее «Фонтан» чьи струи сделаны из свернутых жгутом клеенок с аляповатыми узорами, кажется каким-то спрутом, чьи липкие, пропитанные затхлым духом советской кухни щупальца не отпускают ни в какое будущее.
Еще менее оптимистично, чем «будущее» выглядит и «победа» представленная в инсталляции Андрея Маподкина, сделавшего две прозрачные статуи Ники Самофракийской, одна из которых заполнена нефтью, а другая — кровью. На большой, во всю стену, видеопроекции кровь эффектно внутри статуи смешивается с нефтью. Но сами объекты — размера вполне настольного, так что высказывание получается скорее циничное, нежели пафосное — победа предстает фантомом и игрушкой оставшихся невидимыми сил. У Алексея Каллнмы, автора фрески «Теорема дождя» победа ассоциируется с буйством спортивных фанатов: стены его зала сплошь записаны нарисованной флуоресцентными красками беснующейся толпой. Зритель оказывается как бы на арене этого стадиона -именно на него толпа готова обрушить свои восторг и ярость. Но не успеваешь ты почувстквать себя героем и понять, чего тебе это будет стоить, как толпа исчезает — в комнате включается свет, и краски становятся невидимыми.
Работы, собранные в русском павильоне, выглядят на редкость разношерстными — каждый художник, в общем, остался верен своим привычным приемам, тем более что и почти все работы являются, так или иначе, версиями или продолжениями уже известных серий.
Пепперштейновские видения будущего все так же лукаво-психсделичны, как и на прошлогодней выставке в «Риджине». Каллима все так же убедительно представляет эфемерность коллективного экстаза, как и, скажем, в такой же флуоресцентной и исчезающей на свету фреске «Челси» — «Терек», за которую он еще четыре пода назад получил премию «Инновация». Корина обращается к тем же омерзительным и трогательным фактурам постсоветского быта, что и в прошлогодней инсталляции «Ночной тариф» в «XL Галерее» из извивающихся, подобно удаву, свернутых цветных клеенок. Журавлев так же отстраненно-формалистичен (кстати, шарики с фотками показывала «Айдан галерея»), а Маподкин-гламурнопровокационен (нефть его любимая тема). Разве что Острецов оказался непохожим на самого себя, из адепта комиксной эстетики превратившись в этакого декоратора советского ТЮЗа, решившего поставить страшную сказку. Диалога, как и явного антагонизма, не получается. Победа у обитателей этой «коммуналки» — не одна на всех, и в общее будущее они не стремятся. Если что-то и объединяет собранные в одном павильоне работы, так это ощущение некоей почти панической растерянности — впрочем, возможно, именно такие чувства и вызывают сегодня размышления о будущем и необходимости его победить.
Похоже, что именно эта паника даже вдохновила еще одного участника проекта, Сергея Шеховцова, на образ бегства: для биеннальной выставки он сделал поролоновый мотоцикл, буквально вырывающийся из павильона наружу, словно бы пробив стену щусевского здания. Правда, по техническим причинам разместить произведение на фасаде не удалось — мотоцикл, словно бы заблудившись, выскакивает откуда-то сбоку, чем только усугубляет общее ощущение дезориентации.
Лучшим национальным павильоном, удостоенным «Золотого Льва» нынешней Венецианской биеннале, стал павильон США, представивший действительно мощную музейную ретроспективу шестидесятивосьмилетнего классика Брюса Наумана «Топографические сады» Почетных «Львов» за вклад в искусство получили Йоко Оно и американский концептуалист Джон Балдессари. «Золотой Лев» лучшему участнику выставки «Создавая миры» достался немецкому художнику Тобиасу Рехбергеру — его проект заключался в создании дизайна музейного кафе, — жюри оценило, что «художник вывел нас из белого куба и сделал общение эстетической практикой. «Серебряного Льва» которым награждают многообещающего молодого художника, получила шведка Натали Дюрберг, показавшая сюрреалистический сад устрашающего вида растений и пластилиновую анимацию мрачновато-скабрезного содержания. Специального упоминания удостоилась скончавшаяся в 2004 году бразильская художница Лиджия Пале.
Ирина КУЛИК
