Желудь Аня
Выставка художницы Ани Желудь «Продолжение осмотра», открытая в Московском музее современного искусства, демонстрирует многообразие пустоты — в смысле пространства, а не содержания.
Дмитрий Смолев
Восход новых звезд на художественном небосклоне, как правило, редко замечаем непрофильной публикой. Отчасти это проблема самих молодых дарований, которые торопятся занять какую-нибудь специализированную нишу, обрекая себя на эпизодические роли в общем представлении. Да и в целом современное искусство у нас остается довольно замкнутым полем, куда посторонние заглядывают лишь от случая к случаю. Вот и стремительный взлет карьеры Ани Желудь, перебравшейся несколько лет назад из Петербурга в Москву, не сопровождался фотопортретами в глянцевых журналах и пространными интервью в телеэфире. Хотя, скажем, участие в основном проекте ; Венецианской биеннале—это личный успех международного масштаба.
В неофициальном рейтинге отечественного контемпорари арта Аня Желудь определенно входит в первую десятку. По молодости лет, правда, ей пока не доставались ни Премия Кандинского, ни «Инновация», но дело это легко поправимое. Нынешняя персональная выставка в музее—еще один важный шаг к утверждению на местном Олимпе. Так что со временем, глядишь, слух об авторе распространится и среди широких народных масс. Но едва ли стоит рассчитывать, что народные массы это искусство примут с восторгом. Загвоздка совсем не в том, что работы Ани Желудь лишены эффектности—как раз напротив, объекты и инсталляции из гнутой проволоки сразу обращают на
себя внимание и без труда вызывают зрительскую эмоцию. Обозначая контурами антураж усредненного «учреждения культуры» или гинекологического кабинета, художница добивается того самого «остранения», которое обычно и лежит в основе многих значимых произведений… Однако разогнать сей тренд до «крейсерской скорости» мешают внутренние установки автора. Судя по тому набору экспонатов, что Аня Желудь предложила для своей персоналки, она явно опасается стать заложницей одного художественного приема, который и принес ей начальную славу. Естественно было бы ожидать, что выставка будет направлена на поддержание имиджа «повелительницы металла» и что пресловутая проволока станет здесь главным материалом. Но нет: ощутимую конкуренцию ей составляет ДСП с малоприятной шершавой фактурой. А еще бросается в глаза обилие изображений на холстах, что можно даже трактовать как «возвращение к живописи». Та пустота, что казалась в случае с проволочными объектами очень выверенной и эстетской, начинает обретать несколько пугающую даже безбрежность…
Вывод напрашивается сам собой: художница намеренно разрушает приписываемую ей стильность. Дескать, изобразительное искусство — это не аттракцион для развлечения почтеннейшей публики, а следствие глубинных творческих процессов. Если автору прискучивает именно то, за что его хвалят, он имеет полное право на эксперимент и на уход мейнстрима. Что ж, позиция заслуживает уважения. Только чревата она герметизмом,а то и своего рода художественш тантством. Баланс между экспериментом и производством «востребованного товара»—дело тонкое, требующее не меньще профессионализма,чем владение материалом как таковое.
Продемонстрированный сейчас «кризис стратегии» может оказаться полезным, если из него родится новое качество — и тогда дальнейшее движение будет лёгким и вдохновенным. Если же здесь симптом перманентного самокопания и вечного пересмотра своих «якобы достижений», то это довольно грустно. За талантливых людей всегда хочется поболеть—в том смысле, чтобы их сомнения все-таки приводили к общепризнанным результатам и нравились большинству. Хотя бы квалифицированному большинству. А как при этом не впасть в попсу… На то художнику и интуиция. У Ани Желудь она есть точно.
Аня Желудь в ММСИ
Выставка Ани Желудь «.. Продолжение осмотра…» занявшая все четыре этажа здания Московского музея современного искусства в Ермолаевском переулке, — дело серьезное. Во-первых, это самый молодой автор (Аня Желудковская родилась вЛенинграде в 1981 году), удостоившийся масштабной ретроспективы в ММСИ. Во-вторых, это не просто выставка, а финальная часть проекта «Выставочный план» первые серии которой представляли столичная «Айдан Гaлерея» (она же выступила соорганизатором нынешней экспозиции) и питерская «Галерея Марии Гисич». Сама Желудь определяет его тему как «исследование границ музейных и галерейных форматов», но на самом деле это испытание на прочность самих основ репрезентации того, что создатель считает искусством, а зритель — пустотой, зияющим Ничем. Просто художник (кстати, участвовавшая в основном проекте прошлой Венецианской биеннале, востребованная российскими провинциальными музеями, номинант премии Кандинского и «Инновации» прошедшая в их шорт-листы) работает с призрачностью материального, создавая из тяжеловесных материалов вроде металлического прута или листов ДСП полуабстрактные фантомы реальных предметов. И самого искусства.Экспозиция в Ермолаевском переулке открывается инсталляцией, где вместо картин — железные контуры рам, а вместо скульптур — подставки для них И всяк сюда входящий может домыслить выставку, эфемерный образ которой предоставлен ему в полное распоряжение. Причем рамы и подставки можно даже пощупать-и тогда, дай бог явится непредставимое. И похожий на склад зал станет музейной залой.
Подобный эксперимент Желудь проделывает в работе «Специальное место» где из тех же железяк реконструирован сымитирован гинекологический кабинет с капельницей, креслом для осмотра, аппаратом УЗИ. В силу тендерных причин не смогу отразить точность интерьера, но фантазия тут же начинает работать, и абстрактный минимализм тут же становится натуралистической явью. В конце концов, между гинекологом и стоматологом нет принципиальной разницы, а Аня Желудь оперирует именно идеей меди»иы. ее платоновским эйдосом, офактурить который могут и мужчина, и женщина. На выставке есть еще эмблематическое «Учреждение культуры»: обязательные гардероб, пианино, череда стульев, стоп с компьютером, забытая сумочка посетительницы. Или гигантская корзина на колесиках из супермаркета — призрачная скульптура «Анатомия быта» Все — из тех же ржавых мотков железа, вязальной проволоки б. у.
Зато последний этаж занимают устрашающие конструкции из ДСП, похожие на призраки умерших шкафов, антресолей и румынских «стенок» в квартире советского интеллигента. В лакуны коих спрятаны маленькие холсты с чернобелыми изображениями мясорубки, холодильника, кувшина, обуви — элегические воспевания материального быта ушедшей эпохи. Точнее, вызывание ее духа, совершенно магическое. Тончайшая лирическая живопись контрастирует с массивностью безличных серо-коричневых монументов, но одновременно придает им живое измерение. Призрачное пространство выставки Желудь обладает странной витальностью — тут вроде бы все умерли, но бытие (а не быт) продолжается.
Понятно, что молодому художнику во всем хочется дойти до самой сути. Сути вещей, которые в большинстве она помнит-то в лучшем случае по родительским рассказам. Ну как она может, в самом деле, знать, как пользовались (и зачем) сушилкой для бутылок, которую воспроизвела по репродукции работы Марселя Дюшана? Но что-то есть щемящее и непосредственное и в металлических контурах, и в скромной живописи Ани Желудь.
Художницы, которая подвергла «феномелогической редукции» не только окружающии мир, но даже собственное имя и фамилию.
Фёдор Ромер.
