Шилов Александр
Шилов Александр Максович (1943) — советский российский художник — портретист, график. Москвич. Учился в Суриковском институте (МГАХИ).
Автопортрет с дочерью. 1985 год.
Сделанное Александром Шиловым столь обширно, что отданный ему в мае Манеж, трудно вообразимый своими колоссальными размерами для выставки одного художника, потонул в его бесчисленных полотнах, а вслед за чуточку помпезным, как это почти всегда бывает, открытием экспозиции,— в толпах пробивающихся к картинам людей. И целый месяц в чадном московском зное у стен Манежа теснилась, может быть, единственно не вызывающая протеста очередь — любителей искусства, почитателей таланта живописца.
Анютины глазки. Натюрморт. 1982 год.
При таком многообразии картин трудно сосредоточиться на каждой вещи, чтобы проникнуть в мельчайший виток художнического замысла либо в особенность живописного мазка,— воспринимается какая-то одна главенствующая мысль, суть, и о том, как она мне видится, я скажу позже… А вот закрою глаза и, вероятно, по давней, безмерно дорогой мне связи выступят из ясных праздничных красок два портрета— солдата П. П. Шорина и солдата Василия Федоркина, двух безвестных российских гвардейцев, калек двух жестоких войн. Люди одной судьбы, одного долга, — одна беда, одни страдания… Но есть в них что-то и принципиально разнящее их.
Возвращение. Слепой.
Вася Федоркин, инвалид 2 группы, воин-интернационалист. 1989 год.
.В день Победы. Пулемётчик П. П. Шорин. 1987 год.
Пулеметчик Шорин, седовласый, с гроздьями боевых наград на независимо надетой военной гимнастерке, смотрит в лицо вам хоть и с грустью — памяти и возраста, но есть в нем и сдержанность и самоуважение, он сделал для родины все что мог, и если груз старости приходится нести, сложив обрубки ног на скрипящей четырьмя колесиками тележечке, то и это испытание надо принять как фронтовику: за плечами у него честно исполненное правое дело… У «афганца» Васи Федоркина напряженно сжат кулак, и стянутые шрамами невидящие белые глаза наполнены жуткой болью. За что? За гибель беззаветно храбрых мальчиков, боевых друзей в войне, выпавшей на их долю по смутному стечению политических страстей и еще требующей объяснения. Войне, которая с уходом в небытие старцев, вершителей судеб страны, ставится чуть ли не в укор им. вот этим ребятам, прошедшим ад, вернувшимся к родным очагам слепыми, на костылях и протезах, с пустыми рукавами — но не с пустой душой! И что же… В главном юношеском журнале, по чудовищному и необъяснимому парадоксу вставшему чуть ли не во главе сил, отчетливо направленных на разрушение ленинского детища, нашей народной армии, им отводят роль убийц… Какая несправедливость, какое этическое невежество! Есть от чего сжимать кулаки и давиться слезами гнева.
В этих двух и еще ряде портретов людей, чья жизнь непосредственно вобрала в себя глубинные трагедии века, несомненно «склонение» творчества Александра Шилова к новым граням патриотического начала народного человеческого склада. Это своеобразный полюс, к которому живописец шел долгие годы напряженного труда. Он как бы построил большой светлый мир. установив для него незыблемый духовный кодекс и населив людьми, близкими ему по пристрастиям и взглядам на жизнь, на отечественную историю, солидарными с ним в выборе ценностей, из которых надо строить будущее, — пахарями и солдатами, сельскими бабами, вынесшими на своих плечах и социальные потрясения деревни, и немыслимое бремя войны, предающимися сладкой и горькой памяти в опустевших родовых избах, врачами, актерами, космонавтами, юными девочками, в глазах которых жажда чистого познания, но — что хлынет в эти глаза: вползшая в нашу жизнь скверна нравственного распада или все-таки радость истинной любви и подлинного человеческого назначения? Собственно, все творчество Александра Шилова — это страстное утверждение человеческого в человеке, идущее из традици русской мудрости и русского искусства.
Митрополит Филарет. 1987 год.
Арххимандрит Тихон, настоятель Сввято-Данилова монастыря. 1989 год.
Эта русскость мировосприятия, ставшая стержнем всего творчества Шилова, не всем нравится, особенно сейчас, когда на волне переустройства всего нашего бытия, как в половодье, сбилась бешеная псевдореволюиионная, левацкая накипь и к слову «русский патриотизм» нынешний «затрельщпк перестройки» непременно» приклеит давно вертящиеся у него на языке эпитет. — «квасной» и «лапотный». Он делает это походя, с каким-то холодным предопределением. Он полон всяческих новаций, скажем, в смысле наибольшего благоприятствовании року либо авангардистской живописи, но в любом проявлении национального, отечественного усматривает, тоже с заученным сухим стереотипом, шовинизм и русофильство.
Народный артист СССР, лауреат Ленинской премии М. Лиепа в роли Красса в балете А. Хачатуряна «Спартак».
Народная артистка СССР Е. Образцова. 1987 год.
менных изваяний творцов истории, державных лиц, предание анафеме огромного пласта русской философии, культуры, самого образа будто бы не сопрягающейся с интернационалистской новью русской мысли,— зловеще зияющая рана никак не заживет на теле России… Уже в позднее время подозрительно глядели на Павла Дмитриевича Корина, так и не смогшего в свинцовой среде духовной несвободы довести до конца свою «Русь уходящую» обещавшую стать великим произведением… Сбрасывали со счетов Александра Герасимова, Александра Лактионова. Будто всякую историю, в том числе историю изобразительного искусства, можно перелицевать и нахлобучить на новую болванку.
Портрет молодой цыганки. (Нана). 1989 год.
История на то и история, что она аутентична, нравится нам или не нравится что-нибудь в ней. Из грандиозной палитры отечественной духовной жизни ничего нельзя изъять, как невозможно изъять какой-нибудь «плохой» минерал из таблицы Менделеева… Свою неповторимую «клеточку» занимает в нашем прошлом и Лактионов, духовный наставник Александра Шилова. И к чести ученика, он не устает благодарно называть имя затравленного некогда xAi-вописца, и, думается, к еще большей чести, его преданность искусству Лактионова.
Убежденность в правильности избранного пути позволили ему пойти дальше, придать зароненному в душу мотиву новую окраску и новое звучание, утвердить расшатанные недоброй рукой основы.
Так пришло признание — нет, не «застрельщиков» и «ниспровергателей», а тех, о кому оказались близки идеи, заложенные н художником в свои картины и портреты, у кому теперь не в труд отстоять многочасовую- очередь, чтобы подняться по ступеням Манежа к заветной двери. Впрочем, = Шилов нашел понимание и там, где, если следовать логике оппонентов, его искусство должно было прийтись вовсе не ко двору,— за рубежом. Его выставки в таких разных по мироустройству и мироощущению странах, как Португалия, Франция, Япония, Канада, ФРГ, имели полный успех, и тут-то есть повод задуматься над феноменом Александра Шилова, над той самой сутью, которая делает его творчество явлением общечеловеческого звучания.
Конечно, это — глубоко национальное, как совершенно очевидно ныне, непременное условие подлинности всякого созидательного труда, содержание его холстов. Было бы наивным искать в них очевидных, как бы принятых черт русскости метода Шилова, сразу ставящих грань перед возможностью иного толкования. В этом смысле при желании можно усмотреть влияние на работу художника, скажем, итальянской живописи и с долен иронии различить сходство одного из ранних его автопортретов с автопортретом Рафаэля…
Если уж искать школу, то это, как мне представляется,— художники русского романтизма с их высоким, одухотворяющим парением цвета, и, как ни странно, Венецианов, один из зачинателей реалистического бытового жанра. Мне кажется, Александр Шилов приблизился к самим основам русского характера, сняв с него грязную коросту уничижения, наращенную искателями неподложной будто бы истины. Нет, это не вся истина. Герои Шилова дышат спокойствием, достоинством, глубинной и мощной жаждой добра, готовностью к подвигу ради блага Отечества… Это такая Россия являла миру свою жизнеспособность на страшных рубежах истории, это она строила дворцы и храмы, вошедшие в сокровищницу чудес света, она вызволяла страдающие под пятой насильников народы, она сокрушила выползшее из надменных националистических доктрин фашистское чудовище, —она, всем содружеством идущих вместе с ней народов… И не ее вина, что ныне, средь сестер-республик рожденного революцией Союза, Россия, десятилетия несущая, по выражению Валентина Распутина, свой тяжкий крест, оказалась в оскорбительной роли Золушки.
В этой болевой точке грустит, зовет к возрождению усердная и ревностная кисть народного художника СССР Александра Шилова.
