Иванов Юрий
Иванов Юрий Валентинович (1940) — советский российский художник график плакатист, иллюстратор. Окончил суриковский художественный институт в Москве. Проиллюстрировал более трёхсот книг. Сотрудничал с журналом «Смена».
Рисунок к очерку В.Янелиса для журнала «Смена».
……Он убрал шасси, а потом и закрылки. Это сразу сблизило его самолет с самолетом ведущего Высота стремительно росла. Он взбирался все выше и выше, словно по невидимой воздушной лестнице. Полет шел в режиме. Под квадратом 01 —первый поворотный пункт программы.
Ведущий передал: — 058-й. разворот вправо.
Дронов. непроизвольно кивнув, ответил:
— Справа готов.
Ведущий шел по внешнему кругу и начал разворот первым. Дронов чуть отвернул самолет, чтобы дать ведущему больше пространства для маневра. И, выждав, тоже пошел на разворот. В следующее мгновение он, неотрывно наблюдая за ведущим, зафиксировал боковым зрением темный бесформенный силуэт — справа от кабины Тут же последовал удар, инерция которого, прорезав стальную обшивку, током передалась Дронову. Он оторвал взгляд от ведущего и машинально посмотрел на указатель числа оборотов двигателя. Но еще раньше, чем сознание зафиксировало какую-то цифру, услышал, как стихает свист мотора, и телом ощутил его прерывистую дрожь Тем временем обороты упали почти до нуля.
«Попробовать встречный запуск»,—сказал себе Дронов. Это была азбука: успеть при неполной остановке двигателя попытаться его запустить. Дронов сбросил скорость (хотя она и без того уже была много ниже режимной), переведя рычаг управления двигателя на малый газ, закрыл стоп-кран… И нажал кнопку запуска. Он проделал все это, не отрывая взгляда от стрелки— указателя оборотов. Стрелка не реагировала—обороты не увеличивались. Тогда Дронов понял, что двигатель запустить уже не удастся. И он ощутил нечто похожее на страх. Страх на мгновение парализовал его сознание и расслабил мускулы рук. Но только на мгновение. У него оставалось их слишком мало. В следующую Секунду он уже знал, что надо делать. Включил изолирующий клапан, оставил питание только жизненно важных узлов и приборов самолета, отдал ручку управления от себя. И, стараясь подавить волнение, произнес как можно спокойнее:
— Я—058-й. В результате попадания птицы в воздухозаборник произошла остановка двигателя…
В тот час в воздухе находилось много самолетов, и переговоры летчика с руководителем полетов почти не оставляли пауз. Словом, эфир был забит до предела. И поэтому Дронова поняли не сразу. Но последние два слова — «остановка двигателя» — руководитель полетов расслышал. Майор рывком поднялся из кресла, сжал микрофон и сказал, тоже очень спокойно:
— Я—первый. 058-й, повторите, что произошло.
Дронов повторил.
Майор Шульга отбросил ногой кресло, выхватил микрофон из ячейки, подошел к стеклу прозрачного колпака комнаты, поднял взгляд к небу в непроизвольной надежде увидеть там терпящий бедствие самолет.
Но небо было пустое, если не считать узкого птичьего треугольника, парившего над заповедными плавнями.
— Ваша высота?
— 1200.
— Место? — Квадрат 01
. Шульге не надо было смотреть на карту, чтобы представить себе этот самый квадрат. Он прекрасно знал, что
квадрат 01 означает воздушное пространство над большой станицей. И именно это обстоятельство диктовало иной поворот действий Шульги, как руководителя полетов, и Дронова. как пилота.
Итак, обстановка требовала от Шульги немедленного решения. Потому что он и только он будет отвечать за все, что произойдет в дальнейшем. Решений могло быть два. Первое — приказать Дронову катапультироваться. Оно было самым простым и спасало летчика. Но тогда неуправляемый реактивный самолет мог выйти из-под контроля рулей и обрушиться на станицу. Вероятность этого невелика, но она существовала. Второе — бороться до конца, отведя беду от людей и их жилищ, и спасать самолет. Но это грозило гибелью летчику принять это решение единолично майор не мог. последнее слово оставалось за Дроновым Впрочем, был еще шанс предотвратить или. на худой конец. отсрочить решение .
Но первым делом майор приказал всем находящимся в воздухе летчикам замолчать и работать только на прием В эфире наступила непривычная ти- i шина. Такая, что Дронову показалось, будто он остался в небе один Но тишина длилась совсем недолго. Спокойно, словно в учебной аудитории. Шульга произнес:
— 058-й, попробуем встречный запуск
От этого ..попробуем» Дронов сразу почувствовал себя увереннее Ему показалось. что майор летит к нему, чтобы разделить с ним опасность. Он даже представил плотную, коренастую фигуру Шульги. втиснутую в кресло истребителя. Дронов не сказал, что он уже пробовал запустить двигатель и что это ничего не дало. В конце концов почему бы не попытаться еще раз
— Установи скорость…—диктовал тем временем Шульга.
— Установил.
— Закрой стоп-кран..
Двигатель не запускался. Дронов почти физически ощутил, как искореженные лопатки компрессора безрезультатно пытаются продраться через облепившую их кровавую тягучую массу. На какое-то время в эфире возникла пауза.
— Ну, что. 058-й? — прервал ее Шульга
— Обороты на нуле,—ответил Дронов.
— Высота?
— 950 метров.
Самолет, наклонив нос. падал на землю. Дронов понял, что именно он должен подсказать земле решение.
…У Сергея были безмятежные, веселые детство и отрочество. Единственный ребенок в обеспеченной семье, он мог позволить себе брать полной пригоршней все радости жизни. Увлекался велоспортом, уже пятиклассником гонял на мопеде. У него неплохо шли физика, литература и математика Много читал, особенно о войне. Был бессменным старостой с 4-го по 10-й класс.
Но какой бы беззаботной внешне ни казалась его жизнь, он довольно рано сделал в ней главный выбор, решив стать военным летчиком. А однажды решив, он уже не отступал от своей цели ни на шаг. Не отступить было не так просто, потому что с детства Сергей не отличался особенным здоровьем, а известно, что самый строгий медицинский отбор именно в авиационные училища.
Чтобы укрепить себя физически, он много времени отдавал спорту — бегал, занимался гантельной гимнастикой, плаванием Для тренировки вестибулярного аппарата соорудил даже собственной конструкции тренажер. Нашел на свалке старую колесную ось от вагонетки. прикатил к дому, врыл одно колесо в землю так, чтобы второе свободно вращалось. На этом тренажере он крутился часами, пока скрип его окончательно не выводил из себя родителей.
Дронов успешно сдал экзамены и был зачислен курсантом в Ейское высшее военное авиационное училище летчиков имени В. М. Комарова. Если бы он провалился, то сдавал бы на следующий год. И не пошел бы ни на какие компромиссы.
Эта его взрослая жизнь началась обычным чередом и не отличалась ничем от жизни сотен его товарищей по училищу.
Курс был разбит на отделения, а отделения — на экипажи Они изучали вместе матчасть, точные и общественные науки, вместе занимались самоподготовкой. Они были военным коллективом. На земле. 8 небе же каждому из них скоро предстояло стать самостоятельной боевой единицей. И тогда действия их будут оцениваться строго индивидуально. Такова летная специфика Но готовились они к своей военной работе, повторяю, коллективно.
Это означало, что каждый в равной степени наделялся знаниями, силой, гражданственностью, верой. Они воспитывались военными людьми, перенимая от своих учителей их человеческие и профессиональные качества, впитывая боевые традиции училища, которое вело свою родословную с первых месяцев Советской власти.
В первую же свою курсантскую весну они самостоятельно подняли в воздух боевые машины. Отрабатывались простейшие летные упражнения — взлет, проход по кругу, заход на посадку, расчет приземления, посадка
Поначалу Дронову не очень везло. Он не мог точно поймать высоту выравнивания во время снижения. Сергею дали несколько дополнительных полетов. Если не пойдет посадка и после них. его могли отчислить, несмотря на прекрасные оценки по теории. Но дополнительных полетов хватило. Он научился сажать самолет не хуже любого другого.
И в целом у него все складывалось в жизни хорошо. У него была девушка, которую он любил, были друзья, настоящие, проверенные. Неплохо шла работа в военно-научном училищном кружке. До конца летной практики, так называемой вывозной программы, оставалось несколько вылетов. А там—отпуск.
…Был понедельник Они строем шли к учебному аэродрому, расположенному неподалеку от небольшого южного городка Дронову предстояло сегодня лететь ведомым в паре с инструктором капитаном Кузнецовым Задание—уход в пилотажную зону, виражи, пикирование. спираль, горки и—домой Рядом с Сергеем шагал Володя Комаровский. Было жарко. Над выгоревшим полем с криком проносились утиные стаи.
— Смотри. Сергей.— Комаровскии кивнул на птиц,— у этих тоже вовсю идет вывозная программа. Молодежь на крыло ставят.
После врачебного осмотра, обязательного перед полетами курсантов и инструкторов собрал под навесом для предполетной беседы майор Шульга. Майор объявил, что курс на взлете 35 градусов, ветер встречный, до Ь метров в секунду, видимость более 10 километров (в таких случаях говорят—миллион на миллион). Добавил, что над зоной отмечены групповые перелеты птиц.
Дронов вырулил на взлетную полосу следом за Кузнецовым. Тот доложил, что готов. Шульга сказал:
— 356-й. взлетайте. Ваша зона вторая
. Кузнецов продублировал команду специально для Дронова, скомандовал:
— 058-й, обороты!
Сергей видел, как серебристая машина ведущего начала таять в дрожащем от грохота двигателей воздухе, как вырвались из сопла оранжевые всполохи пламени. Дронов перевел рычаг на максимальные обороты. Самолет наклонил к земле нос, словно готовясь к прыжку Спустя секунду истребитель понесся по бетонке, все прибавляя скорости и мощи. И взлетел легко и свободно, обретя желанную свободу
. …Самолет падал. И на то, чтобы принять решение, у Дронова оставались считанные секунды. Он отыскал взглядом кнопку катапульты. Кто его осудит, если он нажмет ее? Разве он не сделал все. что мог, дважды пытаясь запустить двигатель? Одно движение—и все, чем он дорожил в жизни, останется с ним Одно движение Только одно. И жизнь будет продолжаться. Земля ждала его решения •
— Первый Я — 058-й. Прошу разрешения на вынужденную посадку с убранным шасси.
Пауза. Он слышал, как Шульга тяжело дышит в микрофон — 058-й Посадку разрешаю Ищи площадку..
Под ним была станица Сотни людей, ни о чем не подозревая, вершили свои земные дела. Дронов и потом не сможет объяснить, почему он принял это, а не иное «решение. Впрочем, дело не в словах. Дронов действовал сообразно выс шей. самой мудрой логике — логике жизни.
Итак, он решил идти до конца. Не только отвести беду от станицы, но и постараться спасти самолет. Хотя этого, последнего, от него уже не мог бы потребовать самый взыскательный командир. Но Шульга не запретил этого Дронову. Майор помнил Сергея по совместным полетам и верил в него.
В кабине неестественно тихо. Ему было даже не с чем сравнить это непривычное для летчика-истребителя ощущение покоя управляемой им машины Ведь Дронов никогда не летал на планере, он имел дело только с реактивным самолетом, привык к мощному голосу его двигателя, вибрации, дрожанию стрелок на шкалах приборов Сейчас же он оказался словно в вакууме.
Он потянул ручку на себя, осторожно, боясь слишком резкого движения, пробовал. насколько управляем самолет. На какое-то время удалось уменьшить угол падения. Впрочем, почему падения? Планирования, ведь пока Дронов находится в кабине и держит руль, он продолжает лететь, даже если этот полет зрительно неотличим от падения.
Какая большая станица! Дома, палисадники, опять дома. А это красное здание — наверное, школа Ему было бы намного спокойнее, если бы дома как можно быстрее исчезли из-под крыльев. Тогда он мог бы весь сосредоточиться на выборе площадки. Дронову с высоты, как и всем летчикам, видно, сколь густо населена земля человеческим жильем, творениями рук людей.
У него начались провалы в связи. Дронов понял, что выходит из зоны радиовидимости аэродрома. Он не испугался, потому что заранее приготовил себя к этому. И вдруг он услышал голос Кузнецова:
— 058-й. я —356-й. буду радиомостом между тобой и первым Помни про баки, сбросишь, когда выйдешь за квадрат.
— Понял.— радостно отозвался Дронов. Он посмотрел вверх, над ним кружил (если это выражение употребительно по отношению к реактивным самолетам) истребитель Кузнецова. Его ни на минуту не оставляют одного! Эта мысль захлестнула сознание радостной волной
. Он повернул машину чуть влево, там станица вскоре обрывалась перепаханным полем. Дронов не думал в те мгновения, сколько у него шансов на благополучный исход. Да и кто мог бы более или менее точно сосчитать их, эти шансы Но он знал: для приземления ему необходимы как минимум два условия— ровная площадка и сохранение самолетом способности подчиняться его воле. И то и другое в принципе возможно. Но.. Этих «но» больше чем доста- точно Окажись в момент посадки под самолетом камень, или рытвина, или бугор —и все усилия летчика спасти машину будут напрасны. Это—первое. Далее, в решающий момент могут выйти из строя рули. Тогда машина просто повалится на землю—неизвестно, под каким углом и как. С шасси садиться нельзя: любое отклонение по углу снижения в момент касания с землей вызовет катастрофу
. Шульга опять напомнил насчет баков.
— Сейчас,—ответил Дронов Он умышленно тянул время, держа пальцы на тумблере сброса. Потому что под ним в пыльной завесе по полю ползла вереница тракторов, а точно рассчитать траекторию полета баков возможности не было. Объяснять это руководителю полетов он не стал, времени и так оставалось в обрез.
Когда трактора остались позади, он нажал на тумблер. Самолет слегка подбросило вверх. Вернее, это показалось Дронову. облегченная машина просто приподняла нос и чуть выровняла угол планирования. Он подумал, что могут представить себе люди, видевшие, как от самолета отрываются и падают вниз топливные баки, так напоминающие внешне авиабомбы. Это наверняка на какое-то время прервет их работу, может быть, даже испугает Но это простится ему. Дронову. если он в конечном итоге победит.
Впереди была дорога, над ней высоковольтная линия электропередачи. За дорогой поле—желтое, скошенное, еще не тронутое плугом. Это поле — единственная пригодная площадка для Дронова Его единственный шанс. Но надо еще перетянуть через дорогу и, главное, через провода.
По дороге медленно плыл бензовоз. Дронов, рискуя сорвать рули, резко и сильно потянул ручку на себя. Самолет качнул носом вверх и преодолел высоковольтку. промелькнув над бензовозом. Шофер его интуитивно втянул голову в плечи, посмотрел вслед бесшумно летящему самолету, остановил машину. Внезапно прямо перед Дроновым выступило из-за кустов белое низкое здание полевого стана. Возле него были люди. Курс, который он рассчитал, выбирая площадку, теперь не годился, надо было садиться ближе. А времени оставалось секунды.
Последним усилием он наклонил самолет к земле, срезая пространство, столь необходимое ему для посадки. И сразу же выровнял нос. Это было, когда до земли оставались десятки сантиметров. И тут он почувствовал вдруг необъяснимое спокойствие, которое наступает после всякой тяжелой, изматывающей работы. Если эта работа доведена до конца. Теперь им было сделано действительно все, что вообще было в силах летчика и человека.
Он слышал, как зашелестела стерня под брюхом самолета. Удар был легче, чем он предполагал. Машина продолжала скользить по плотному покрывалу пшеничных стеблей еще метров сто пятьдесят. Потом самолет наклонился, уперся крылом в землю и развернулся. Все. Земля приняла его ласково, с почти материнской нежностью.
Ему хотелось уронить голову, закрыть глаза и забыться. Хотя бы на мгновение. Даже не сознавая этого, он отдал этим нескольким минутам своей жизни едва ли не все силы, накопленные им за предыдущие двадцать лет И только сознание незавершенности чего-то продолжало руководить его мыслями. Чего? Да, конечно, ведь его товарищи не знают, что с ним
— Я — 058-й.— произнес он тихо.— Посадку выполнил. Самочувствие нормальное.— Потом ему показалось, что его голос могут не услышать, и повторил уже громче:
— Я —058-й.. — Слышу тебя, 058-й.— Это был Кузнецов.— Понял Докладываю, что у тебя все в порядке. Молодец… А теперь отходи от самолета. Быстро.
Дронов отстегнул ремни, открыл фонарь и вылез из кабины. В лицо ударило теплым ветром и запахом скошенного поля. Он отошел от самолета и, соблюдая требования безопасности, лег в неглубокую выбоину. Лег прямо на стерню. покалывающую спину острыми иглами, продолжая жадно вдыхать теплый ветер, запах земли и жизни.
Потом к нему подбежали люди, которых он видел возле полевого стана Подъехал бензовоз, и шофер, улыбаясь, подсунул ему под голову ватник. Потом прилетел вертолет, и из него высыпали свои, летчики, а с ними Шульга. Он подошел к Дронову и долго его ощупывал и говорил:
— Ну что. натерпелся, парень, только честно? Бывает. На то мы и летчики, чтобы летать, даже когда летать нельзя. Я знал, что ты сядешь. Верил..
Потом он учился дальше и осваивал новые, более современные машины. Был избран делегатом XIX съезда ВЛКСМ, за проявленное мужество награжден орденом Красной Звезды. Стал коммунистом. Он многое успел за время своей учебы не только в профессиональном смысле, но и в общечеловеческом. Я это понял, наблюдая за ним во время занятий, полетов, общения с товарищами Он еще учится. И как военный летчик будет продолжать совершенствовать свое мастерство Но главное он уже умеет — идти до конца. Он доказал это.
Владислав Янелис.
