Клевогин Борис
Борис Васильевич Клевогин. Родился в 1953 году в Ульяновске.В 1974 окончил Пензенское художественное училище. Член СХ России с 1982. Персональные выставки состоялись в Музее современного изобразительного искусства в 1994 году, в выставочном зале СХ в 1998 году. Принимал участие в проектах выставок Музея современного изобразительного искусства «Живые вещи «, «Натюрморт» и «Пиковая дама «. Работы находятся в МК РФ, Ульяновском областном художественном музее,частных коллекциях и галереях России,Германии,Франции, США.
И рассветная тишина. И еще легкий туман над пологим берегом. И еще лошадка, что мирно пасется, не нарушая эту благословенную тишь. И природа, дарованная нам, иногда неблагодарным к ее щедротам, но все нам прощающая, как детям своим.
Туман над рекой. 1994 год.
И покой. Тот, который трудно осознать в нашей сутолоке. Тот, что дарит нам художник.
Мастерскую Бориса Васильевича Клевогина хочется называть по-старому, как в XIX веке, — ателье. За особый простор, измеряемый не квадратными метрами, а излучаемый картинами, плотно развешанными на стенах, и за уют и гармонию, в которых пребывают его герои, за то, наконец, главное, что зовется Творчеством. В пестром калейдоскопе выставок — ярких, разнообразных по стилям и мировоззрениям, часто напряженно и напрямую толкующих наше время, работы Бориса Клевогина занимают особое место. Так было, пожалуй, с первых выставок 1975 года, когда он, выпускник Пензенского художественного училища, одного из лучших и популярных в стране, возвратился в Ульяновск. Клевогин — из поколения художников, сформировавшихся в конце 70-х годов, поколения закаленного и очень самостоятельного в поисках и утверждении своего мировосприятия, индивидуальной художественной выразительности в отличие от декларированной гражданственности предыдущего поколения.
Не помню случая, чтобы он обратился в своем творчестве к модным политическим веяниям перестроечного или постперестроечного времени. Он избрал для себя и, кажется, сразу иной путь — осознание прежде всего себя в мире, свободном от штампов и очередных доктрин. По характеру склонный к созерцательности, сдержанности и немногослойнос-ти, Клевогин в творчестве ищет не сюжетного разнообразия, а создает серии пейзажей и натюрмортов часто с одним мотивом, стремясь выразить их суть, глубинный смысл. Для него это своеобразная ностальгия по настоящему. Замечено, что зрители на выставках любят возвращаться к его картинам, не сразу осознавая таинственную тишину пейзажей, мудрый и лукавый одновременно театр вещей в натюрмортах. Это достигается посредством философски-поэтического решения образов, а порой через ироничность творческого высказывания (кстати, художник не боится переводить иронию в самоиронию). Для Клевогина характерна естественность и органичность творческой эволюции. Неизменным остается поэтичность, особая музыкальность и благородная изысканность колорита, обнаруженная им, как ни странно, в нашей действительности. И при этом он раскрывает ее без надоедливой назидательности, так часто вмешивающейся в современное искусство.
Художник создает пронзительные по лирическому чувству картины. Его «Бык» — живописный символ доброй силы, решенный строго и лаконично, как и лунная дорожка, не столько видимая, сколько угаданная. Чувство щемящей нежности к белому быку сродни чувствам, переданным в есенинских строках.
Аскетизм современного города наиболее ощутим в картинах Клевогина 80-х годов. Он пишет автобусные остановки, подземные переходы, лестницы в многоэтажках, таксофоны, двери своей мастерской. Но в современном ритме он избирает своеобразную паузу. За монументальностью и безликостью прячется таинство затихшего города, тени людей словно ускользают от зрителя. Будничная простота мотивов обманчива. Мы попадаем не просто в дом или телефонную будку, но в мир переживаний и размышлений художника.
В большом диапазоне оттенков как звуковых, так и колористических, в кажущейся тишине Клевогин безошибочно отыскивает нужные для устройства собственного мира гармонии. Богатство ощущений заложено в благородно-спокойных, часто созерцательных пейзажах. Реже в них можно встретить чувство напряженности.
Первый снег. 1992 год.
В картине «Первый снег» — это разноцветные металлические конструкции детской площадки. Лето ушло, праздник окончен, и в снегу остались качели, горки, лестницы.
Пейзажи последних лет написаны все больше за городом. Они почти монохромны, лишь детали вносят смысловое и цветовое разнообразие. И если парусник больше угадывается, едва различимый на фоне «содружества воды и неба», то небольшой островок на Свияге (в другом пейзаже) кажется вполне реальным и контрастным берегу-миражу.
Деревья зимой. 1998 год.
В пейзаже «Деревья зимой» теплые тонкие стволы словно парят над пригорком, а зима предстает не холодной, студеной, а пушистой и мягкой. Ощущение свежести и ясности передается через общее состояние природы, не загруженной повествовательными деталями’. Через обыденность мотива к необычайности его выражения — таков путь Клевогина-пейзажиста.
Велосипедист. Портрет сына. 1990 год.
В портретах также нет действия, а есть состояние модели. Отсутствие рассказа восполняется развитием ассоциативных возможностей. «Велосипедист» существует на грани движения и покоя, пространство поделено на две части — свет и мрак, рассеченный желтой солнечной дорожкой (этот прием деления пространства он повторит в серии натюрмортов, усиливая их метафорический смысл).
Лена. 1993 год.
К портретам Клевогин в последнее время обращается реже. Может быть, художник выдерживает паузу и ищет новые грани в жанре, ведь вслед за вполне реалистическими портретами он создал галерею образов с достаточной долей условности в трактовке внешности и большой точности в выявлении сути персонажа.
Женский портрет. 1993 год.
В 1991 году в одной из статей, где были строки о последних работах Клевогина на одной из выставок, написала, повторяя суждение многих, о внезапности интереса художника к натюрморту. Каюсь, была не права. Натюрморт — жанр, в котором художник чувствует себя естественно и уверенно. Он понимает его глубину при внешней занимательности, его особое значение, которое жанр получил еще в начале XX века, перестав быть лишь изображением предмета как такового. И уже тогда, почти десять лет назад, диапазон натюрмортов Бориса был широк. Его кактусы пугающе самостоятельны, яблоки в мерцающем свете вбирают в себя это странно-лунное свечение, глиняная посуда благодаря теплым светлым фонам становится более пластичной, теряя свою скупо-холодную окраску, и проросшая картошка преображается, обретая новый смысл и упоенность своим декоративным качеством.
Картошка. 1993 год.
Пространство может быть глубоким (в натюрморте с картошкой имеющее свою «лунную дорожку»), может — ограниченным (тогда предметы выходят на своеобразную авансцену). После периода яркого, почти локального использования цвета, пришло время точных, выверенных, почти монохромных изображений предметов. В работах соблюдалось гармоничное соединение реалистически написанных предметов с их почти условным обозначением. Это «почти» для художника очень важно, как и контраст рационального и стихийно-эмоционального начал. Каждая вещь — носитель определенных смыслов и ценностей.
Старая лампа. 1997 год.
Эти предметы живут, спорят, не соглашаются с автором, заявляют о своей исключительности, они чувствуют, радуются и негодуют, они — образные аналоги людей, человеческих страстей. Часто это своеобразный диалог: столкновение двух старых утюгов; гиря, зависшая над яйцом. Или монолог — одинокий ключ на стене, рулон белого ватмана на белой же стене, словно отодвигающийся от черной полосы — фона. Все это способно внести в мир предметов драматический смысл.
Столкновение. 1998 год.
Порой вещи разыгрывают своеобразный спектакль. Часто это комедия, бывает — трагифарс. Драматические коллизии заложены иногда в мотиве, но чаще они сосредоточены внутри предмета, не сразу раскрывающего свою суть.
Натюрморт с одуванчиком. 1997 год.
Естественность жизни предметов передана благодаря тонкому умению художника представить (или расставить, разложить) их так, чтобы у зрителя создалось впечатление, что сами они так расположились, а художник им только помогает. В натюрмортах Бориса обособленность и независимость «героев» не создает мир «новой реальности».
Натюрморт с керосинеами. 1995 год.
Теплота же идет от ощущения прелести натурного мира. Предметы почти вырвались из рук человека, обретя свободу (как старые керосинки, окружившие себя пучками и букетами сухих цветов и трав), но еще ощущают тепло этих рук. Как правило, такие натюрморты отличаются мягким, теплым колоритом. Старая лампа, мерно раскачивающаяся и измеряющая уже наше время, сбрасывает с себя флер исторической принадлежности, но в то же время приближает нас к поэтическому началу пушкинского века.
Натюрморт с тыквами. 1997 год.
Клевогин любит писать тыквы. Кажется, в таком постоянстве кроется поиск их живописного эквивалента. Часто рождается тип натюрморта странного, загадочного, построенного на смысловых парадоксах, перемещениях. Каждый натюрморт Клевогина не обходится без языка метафор и ассоциаций, а семантика вступает в союз с пластикой.
В мастерской художника наряду с картинами, законченными и только начатыми, белыми грунтованными холстами, прижились многие предметы: раковины, горшки, гнездо, тыквы, разные старые «железки» — обычные вещи, не имеющие для стороннего человека ценности и порой смысла, пока они не станут «героями» его картин. Среди этих картин — «Колесо». Это старое скрипучее колесо от телеги, оно ни к чему не приставлено, оно катится само по себе, цепляя разные травы и полевые цветы. И весы, покачиваясь над колесом„вторят этому движению. И жизнь идет. У всех картин Клевогина есть особое пространство, измеряемое не только геометрически, — это измерение, прежде всего, духовное.
Елена Сергеева.
В выставочном зале Ульяновской организации Союза художников России открылась необыкновенная выставка. В ее экспозиции — картины наших местных художников, предметы прикладного искусства, собранные в дар: ими будут оформлены интерьеры нового корпуса госпиталя инвалидов Великой Отечественной войны. Работы в основном новые, написанные специально по такому случаю. Принять участие в этой акции каждый художник посчитал своим долгом совести. Поэтому эти полотна — тепло, свет, нежность, успокоение и просто украшение обыденной жизни людей, сделавших все возможное для спасения нашей Родины от фашистских захватчиков.
Лена. Портрет дочери.
Художники, безусловно, не самые богатые люди, но именно они, люди искусства, готовы даровать свой труд на культурные цели города и его жителей.
Подсолнухи.
По скромным подсчетам, их дар может «потянуть» почти на четверть миллиарда рублей.
Выставка продлится почти месяц, и к 9 Мая, Дню Победы, ее экспонаты займут свои места в залах и оздоровительных палатах госпиталя инвалидов войны.
В копилке Бориса Клевогина
Бессонный Ангел
Откуда всё это — ракушки и тыквы?
Из «странных» предметов картины возникли.
Бутылки стеклянные тоже » в работе».
В «копилке» художника всё вы найдёте.
Он ищет натуру в своём огороде,
На речке, в лесу, на прекрасной природе.
Он жизни дивится, за ней наблюдает.
С годами талант его лишь расцветает.
2014
Стихи поставлены с великодушного разрешения автора ульяновского поэта Татьяны Карловой.
