Красаускас Стасис
Стасис Альгирдо Красаускас (1935-1977) — советский литовский художник-график. Учился в Литовском художественном институте в Вильнюсе. Работал в различных техниках графики. Создавал станковые гравюры, иллюстрации.
Трудно рассказывать о художнике Стасисе Красаускасе.
Трудно, во-первых, потому, что говорить о живописи или графике — это все равно что говорить о музыке. Слова тут иногда могут только мешать.
А во-вторых, трудно, потому что сам я не художник и, следовательно, не могу объяснить его чисто профессиональных приемов, не могу раскрыть его «сугубо художественные» секреты.
Так что никакого искусствоведческого исследования о художнике Стасисе Красаускасе не будет…
Весна. Эмблема журнала «Юность». 1961.
Что будет?
Будет короткий рассказ о друге. О большом друге и большом человеке.
Он поразил меня с первой же минуты нашего знакомства. Поразил тем, что абсолютно не походил на художника (в моем представлении, конечно!). Высоченный и широкоплечий, он протянул мне руку, и, если бы меня не предупредили, что это молодой литовский график, я бы подумал, что это молодой и очень сильный спортсмен. Но если бы я так подумал, то, между прочим, не ошибся бы. Стасис Красаускас действительно был известным спортсменом — многократным чемпионом Литвы и чемпионом Прибалтики по плаванию. Семь лет подряд он был капитаном литовской сборной по водному поло. Кроме того, имел первый разряд по волейболу. Учился в Каунасском институте физкультуры.
А еще он учился в Вильнюсской консерватории. По классу вокала. У Стасиса был прекрасный драматический тенор, и петь он любил беззаветно! Пел литовские народные песни, русские романсы, арии из итальянских опер… Записи Шаляпина, Карузо, Гобби, Ланца и других великих певцов Красаускас мог слушать часами, сутками! Как он сам говорил: «Слушать и оттаивать…»
Внешне он был не по-слащавому красив, мужествен. И наверное, поэтому его пригласили сниматься в кино.
Стасис рассказывал мне об этом со смехом, однако снимался очень серьезно. Тем более что фильм был о войне. Кстати говоря, там, на съемках, художнику в полной мере пригодилась его спортивная закалка…
В Литве Стасис был потрясающе популярен! Ходить с ним по улицам Вильнюса, Каунаса или Паланги было почти невозможно. На него оборачивались как на взрыв!..
Зачем я это рассказываю? Ну какое отношение имеет, скажем, спорт, музыка или кино к творчеству Красаускаса-художника?
Убежден, что имеет самое прямое отношение! Ибо все это было частью его жизни, его натуры, его существа. Частью его личности.
Да, графика для него была главным делом. Она была его профессией, его болью, страстью, мечтой, призванием. Но все другие увлечения тоже неотделимы от него, тоже требовали выхода, тоже были по-своему главными — вот ведь как! И все это перемежалось и перемешивалось, дополняло и поддерживало, утешало и давало силы…
Иллюстрация к Книге «Песнь Песней Соломона». 1966.
Иллюстрация к поэме Э. Межелайтиса «Эра». 1966.
Он обладал еще одним важным качеством: при всей серьезности своей работы Стасис Красаускас мог чуть несерьезно и, в общем-то, иронично относиться к самому себе.
Он умел мыслить и хорошо говорил.
Наши встречи с ним почти каждый раз превращались в монолог. Монолог Стасиса Красаускаса. Его, обычно подтянутого, вежливого и молчаливого, прорывало, и он начинал рассказывать о своих мечтах, о планах, которые каждый раз потрясали меня неистощимой щедростью и бесконечной глубиной.
Его мечты не были абстрактными, а планы — условными.
Рассказывая, он время от времени хватал карандаш и принимался рисовать. Рисовал на чем угодно: на клочках бумаги, на салфетках, на журнальных обложках. «Приблизительно, я хочу, чтобы это выглядело так!..» — говорил он при этом.
А я смотрел на быстрый рисунок и почти не видел линий. Но зато ясно видел и понимал мысль. Точную, яркую, захватывающую! Она необъяснимо и странно рождалась на, моих глазах, вдруг становилась зримой, объемной, потом укрупнялась, заполняла комнату, улицу, город. Она уже принадлежала Земле, и от этого становилась еще больше…
В строгих, черно-белых гравюрах Стасиса Красаускаса живут и торжествуют все многоцветье реального мира, все его краски и все его полутона. А еще в них, безмолвных, все время живет и не смолкает настоящая музыка. Иногда тихая и нежная, а иногда яростная, грозовая, всепобеждающая!
Каким путем художник добился этого, я не знаю…
Он был моим большим другом.
«Был» я говорю лишь о человеке Стасисе Красаускасе. Этого человека, к сожалению, больше нет на земле.
А вот художник Стасис Красаускас был и есть. И убежден, что будет он всегда.
Р. Рождественский
Серия гравюр «Вечно живые» была лебединой песней Стасиса Красаускаса. Появившись на республиканской выставке в 1975 году, эта работа сразу же заставила заговорить о себе. Своей мужественной силой и эмоциональной напряженностью она никого не оставила равнодушным. В 1976 году художнику была присуждена за нее Государственная премия СССР.
Серия состоит из 35 листов, построенных по единому композиционному принципу: вверху изображены сцены из мирной жизни советских людей, внизу — лежащий в земле солдат. Этим композиционным приемом художник как бы утверждал идею победы жизни над смертью.
Об идейном содержании серии гравюр Красаускаса очень точно и выразительно сказал литовский поэт Эдуардас Межелайтис: «Стасис Красаускас истинный певец мира. Он еще раз своим неустанным резцом, своей легкой белой линией, которая напоминает лирический голос поэта, пропел земле крылатую песнь мира. Вечную песнь жизни и смерти, войны и мира, юности земли. И основной акцент его мысли опирается на слова: песнь, мир, юность. Потому что такова она, как мы уже не раз убеждались, логика этого мира. Какой бы ни была угроза смерти, все равно побеждает жизнь. Какой бы ни была угроза войны, побеждает мир. Какой бы ни была угроза гибели земли — побеждает вечное возрождение и постоянный прогресс».
Многих интересует, как работал художник, каким образом получалась у него такая тонкая, звучащая, как струна, белая линия на черном фоне?
На первый взгляд гравюры Красаускаса по технике исполнения напоминают линогравюру, в которой выполненная резцом на линолеуме бороздка при оттиске дает белую линию на черном фоне.
Однако тонкую белую линию можно получить и при оттиске с металлической доски. Для этого медную или цинковую пластинку (или, как обычно говорят, «доску») покрывают кислотоупорным лаком и работают иглой. Касаясь поверхности доски, игла снимает лак, обнажая металл. Затем доску с выведенным рисунком кладут в раствор азотной кислоты, которая разъедает металл и углубляет рисунок. После удаления.оставшегося лака углубления забивают краской и делают оттиск. Получается изображение, выполненное черным штрихом на белом фоне. Эта техника называется офортом.
Но С. Красаускас работал несколько иначе. Он накатывал краску валиком, а не забивал в штрихи. Краска ложилась на выпуклые части, и оттиск делался похожим на негатив. Конечно, при этом способе художник строил изображение с учетом ведущей роли белой линии.
Итак, Красаускас готовил печатную форму, как это делают в офорте, а печатал — как линогравюру. Как назвать эту технику? Пока у нее нет названия. Ее называют офортом (белый штрих), цинкографией и офортом (высокая печать). Но в будущем, наверное, эта красивая -и богатая выразительными возможностями техника станет популярной.
А. ЗАЙЦЕВ,