Халилов Равил
Халилов Равил Валиевич (1941) — советский татарский художник-график. Родился в Китае. Окончил Ташкентский художественно-театральный институт.
Таким бархатно-синим, с таинственно мерцающими крупными звездами, как на этих рисунках, небо бывает только на Востоке — из окна московской мастерской его не увидишь. Для художника Равила Халилова это небо его детства, юности. Сколько раз, ночуя с отцом в юрте на высокогорных пастбищах Тянь-Шаня, любовался он спокойным сиянием звезд, вязкой синевой небесного купола. Этот глубокий синий цвет стал появляться в его работах еще во время учебы на факультете живописи в Пекинском центральном национальном институте. Здесь молодой художник всерьез увлекся классической традицией, о чем легко догадаться и по сегодняшним иллюстрациям Равила Халилова — с их неизменным стремлением к четко проработанной форме, ясности композиции, ощутимому уважению к линейному рисунку.
Разгадывать секреты средневековых китайских мастеров, подчинившись кисти которых столетиями живут на шелковых свитках горы и воды, цветы и птицы, помогали старинные трактаты. «Словом о живописи из Сада с горчичное зерно», написанным более двух столетий назад, зачитывался в свое время один из любимых художников Р. Халилова —знаменитый Ци Бай-ши. Легко представить себе, с каким волнением читал график эту книгу, содержащую весьма полезные советы: «Его штрих прост и полон жизненности. Он писал кистью с большой скоростью, скалы у него круто наклонны и дышат мощью. Этот метод очень трудный. Если приступить к его изучению и сразу не начать с овладения методом Бэй-юаня (X век)… то невозможно будет достичь той степени (мастерства), с которой Ни Юнь лишь передавал форму, не делая почти ни одного штриха».
Мир, открывающийся читателям в иллюстрациях Р. Халилова, чаще всего уютен и гармоничен. Герои его — и деятельные, и склонные к созерцанию, ощущают себя частью окружающей природы. Совсем другое дело —станковые работы художника. С конца 70-х годов появилась в них какая-то внутренняя тревога, драматическая напряженность. Китайцы объяснили бы это неожиданным увлечением Р. Халилова концепцией «фэн лю» — «ветра и потока», артистическим кредо художников, которое разделяет буддийская школа «чань» —школа «внезапного просветления». Ветер, проявление глубинных сил космоса, и поток, вечно движущийся и недвижимый, рождают, как считалось в старом Китае, все многообразие вещей. «Я вместе со стихиями Инь и Ян в их потоке, созвучный первозданности изначального эфира»,—писал поэт Чжан Хэн (77-139 гг.).
Ветер и поток противостояли тому полусонному забытью, в котором находился мир, окружающий графика. Именно в эти годы, на рубеже 70— 80-х, художник попытался преодолеть благополучно-сытое оцепенение, изменить свою жизнь. Он делает серию остроконфликтных, обличительных листов по мотивам прозы Ч. Айтматова, выбирая самые драматические сцены. «Манкурт — это мой автопортрет середины 70-х»,—с мрачноватой иронией говорит Р. Халилов, показывая одну из работ.
Отказавшись от престижной должности главного художника крупного ташкентского издательства, он переезжает в Москву, где его почти никто не знает. Здесь художник, сотрудничая с издательством «Малыш», стал частым посетителем музея этнографии, изучая культуры малых народов. Лучшие его иллюстрации в 80-е годы выполнены к сказкам табасаранов, хакасов, чукчей, бурятскому героическому эпосу. Естественность — главное условие жизни истинного художника, следующего концепции «фэн лю». Та, которая заставляет мастера ощущать потребность в творчестве. Около четырех часов работает каждый день Равил Халилов, без эскизов, карандашных набросков, сразу темперой или акварелью, делая в окончательном варианте два или три листа.
В пейзажи Равила Халилова органично входит человек. Рисуя людей, художник нередко использует композиционные и пластические находки знаменитого миниатюриста средневековья Кемалледдина Бехзада, умевшего еще пять веков назад через схваченную в динамике позу, выразительную мимику, совмещение нескольких планов раскрыть характер каждого из персонажей, обитающих на его густонаселенных миниатюрах. Рассматривая работы Равила Халилова, сделанные по мотивам бурятского героического эпоса «Гэсэр», поэмы Низами «Семь красавиц» или сборника классической новеллы Востока «Сад плененных сердец», замечаешь, что каждая его иллюстрированная серия обладает хорошо продуманной «драматургией» (недаром художник в течение года учился на сценарном отделении Ташкентского театрально-ху-дожественного института). Лучшие иллюстрации Р. Халилова открывают в тексте глубинные пласты смысла, подтекст выразительно комментируется пейзажами, таящими символические знаки. На многих листах появляются силуэты черных птиц, старых деревьев —традиционные для Китая символы непрочности человеческой жизни, ее мимолетности, созвучной недолгому «отдыху пташки перелетной на ветке сухой».
«Подвижная перспектива» (столь любимая китайскими художниками) позволяет Р. Халилову постоянно менять точку зрения на предмет.
«А видели ли вы фотоматериалы или кинорепортаж с берегов Припяти?» — поинтересовалась я у Равила Халилова узнав, что его рисунки будут опубликованы в качестве иллюстраций к документальной повести о трагедии Чернобыля. «Меня не интересовали документы,—пояснил свою позицию художник,— я даже не раскрыл пакет с фотографиями. Читал «Апокалипсис» и думал о том, что нас ожидает…»
На восточных культурах воспитан и до сих пор на них внутренне сориентирован Равил Халилов, лишь в двадцать три года начавший учить русский язык. Необычна позиция художника, сознательно не замечающего противоречий между мусульманством, буддизмом и христианством и умеющего, синтезируя разные традиции, избежать эклектики.
Принципиальное, отметим, лишь для культуры ислама «сокрытие лика» встречаем на трех листах чернобыльской серии —людям не дано увидеть истинный Лик или познать суть вещей (вспомним завесы на лицах мусульманских пророков, парчовые занавеси, скрывающие халифов во время дворцового церемониала, женское покрывало в быту). А на двух соседних листах — подобно внезапному откровению —явление Богоматери и Спасителя.
Весной этого года художник начал работу над иллюстрациями к сборнику «Религиозная поэзия татар». Изысканная шрифтовая композиция украсила обложку книги (не прошел даром курс каллиграфии, усвоенный в Пекинском институте). Звучит родная татарская речь, и вновь возвращается детство — татарская школа в маленьком пограничном китайском городке Кульджа, где учительница младших классов —Гульсун-опа, мать будущего художника.
…Познакомившись с чернобыльской серией Равила Халилова, зрители нередко считают необходимым спросить ее автора: «Скажите, вы — верующий человек?» И получают весьма конкретный ответ: «Конечно, как, думаю, и многие из тех, кто задумывается о проблеме смысла. У меня нет сомнений в существовании Аллаха. В моем представлении Бог Един, только каждый человек идет к нему своими путями».
Лола САДЫКОВА
Здравствуйте. Спасибо за статью. Хочу сказать что Равил (без мягкого знака) Валиевич был другом нашей семьи. Кроме мрачных тем и иллюстраций его работы носят еще и яркий характер, выражают сарказм и юмор.
Спасибо, Виктор, за отзыв. Исправили ошибку в Заглавии статьи и тексте. В родительном падеже правильно будет «Равила». я не ошибаюсь?
Да, спасибо, все верно. У меня дома есть авторская коллекция работ Халилова Р.В., если будет интересно, можно разместить на сайте