Чохов Андрей
Чохов Андрей (ок. 1545 -1629) — выдающийся русский пушечных и колокольных дел мастер.
ОТЕЧЕСТВА РОССИЙСКОГО СЫНЫ
Мимо его Царь-пушки невозможно пройти, не остановившись. А остановишься — и заглядишься! И не только необычайные размеры ее поражают, а более даже — та великая любовь к металлу, то тонкое ощущение всех его свойств и то знание его гордого и независимого характера — ведь есть в металле характер! — которые и позволили художнику создать такое чудо, подобного которому не было и нет ни в одном государстве. И забываешь, глядя на это удивительное творение мастера, что орудие войны перед тобой, и воспринимаешь его как произведение искусства. Да ведь так оно и есть на самом деле.
Царь — Пушка
Вот этот строгий, изысканный орнамент ствола — легок и безупречен в пропорциях, но так тонок и четок, что поневоле кажется, будто мастер вырезал его на мягком, податливом камне каким-то необыкновенным резцом…
О нем самом ничего не известно. Как и о семье его. Даже год рождения мы не знаем. Знали б тогда, какой человек вырастет, какой дивный мастер выйдет из безвестной семьи и на века прославит и русское оружие, и русских мастеров литейного дела, тогда бы, конечно, позаботились, оставили б хотя короткую запись и не мучили спустя четыреста с лишним лет историков бесплодными поисками. Но разве возможно предсказать жизнь человека…
Год рождения Андрея Чехова только угадывается. Его первый автограф на пушке, отлитой им, относится к 1568 году, и выплыл он в 1670 году, когда парь Алексей Михайлович повелел сделать в Смоленске подробную опись оружия и всех огнестрельных припасов, и подъячие, оевностно и тщательно исполнявшие царский приказ, не оставили без внимания ни единого стрелецкого ружья, ни листа свинцового, ни всяких запасов пушечных, не говоря уж, конечно, о самих пушках.
Вот тут и встречается Чохов впервые. Оглядели подъячие большую бронзовую пушку на колесном лафете и подробнейшим образом ее описали: оазмеры — длиной около 284 см. вес — около 700 килограммов, и оставили в описи такую запись: «На ней орел двоеглавый, наверху орла три травы, у казны — травы ж, в травах подпись русским письмом «лета семь тысяч семьдесят шестого делал Кашпиром ученик Андрей Чехов». Ошибки тут нет — он иногда подписывался и Чеховым.
В переводе на нынешнее летосчисление это 1568 год. И если предположить, что Чохову было тогда 20—25 лет. а это вполне реально: нередко и двадцатилетние мастера лили в то время — зрелы были, умелы, раз такую сложнейшую и ответственнейшую работу им доверяли, то и вычисляется примерно год рождения Чохова: 1543 — 1548.
Необходимо сказать и об упомянутом Кашпире — учитель ведь чоховский. Мастер он был замечательный, родом из немцев, и звали его Кашпир Ганусов. Работал он в России давно, и пушки и мортиры, отлитые им, исправно обороняли русскую землю.
Предполагается, что и Чохов именно на этой «Кашпировой пушке» познавал азы литейного дела, проникался любовью к металлу, учился понимать его зрелость и тонкому, лишь опытом приобретаемому обращению с ним. Работал на московском Пушечном дворе — главном во всем государстве, и еще один мастер известный — Степан Петров, который также считается учителем Чохова. «Степанова» пушка была почти столь же огромна, как и «Кашпирова», и гоже стреляла каменными ядрами, от которых по земле дрожь прокатывалась. Шутка ли сказать — около трехсот килограммов ядра те были!
Не осталось ничего от Пушечного двора тех времен, а ведь предприятие по тем временам было огромное, передовое, с какими мерками ни подойди — славились своей мощью и красотой русские орудия и во многом зарубежные превосходили. И охранялся Пушечный двор, как полагается,— строго и бдительно, чтобы какой важный секрет не утек ненароком на сторону.
Да, не сохранился Пушечный двор. А случись чудо — и будь он теперь, какой бы чудный музей получился! Но память о нем осталась — в
названии московской Пушечной улицы, да и Кузнецкий мост — не он ли память о кузнях двора?
Но давайте попробуем, замешавшись в московской толпе, проследовать незаметно за Чеховым, всю свою жизнь ходившим одной и той же дорогой — от дома на Пушечный двор.
Вот он идет — невысокий, коренастый, широкоплечий. Жаль, что увидеть его лицо нам не дано… Он давно уж не ученик: на пищали «Лисица», отлитой им в 1575 году, Чохов впервые подписывается как самостоятельный мастер. Вот он переходит по Кузнецкому мосту через мутную, с заболоченными берегами Неглннку, поднимается по круто взбегающей улице и проходит в арочные ворота Пушечного двора. Пройдя еще немного — через другие. Его не останавливали и ни о чем не спрашивали: мастеров тут знали в лицо. Как, впрочем, и учеников — не так-то много их было. Известно, к примеру, что в 1637 году пять пушечных литцов имели 37 учеников. Причем многие из них далеко не мальчики были — до тридцати с лишним лет в учениках состояли, хотя и работали вполне самостоятельно. Лишь государь мог определить мастером на литейное пушечное дело, да и то челобитную надо было писать. А уж там как рассудится… Видимо, и Чохову пришлось когда-то обращаться с челобитной к царю.
Не покладая рук трудился Андрей Чохов на Пушечном дворе и к тому времени, когда началась Ливонская война— пробивал Иван Грозный путь России к Балтийскому морю,— отлил уже много орудий. Достоверно известно, что участвовали они в походах и в сражениях против Ливонии.
По датам на этих орудиях судьба Чохова прослеживается от года к году — ясно, над чем он работал и сколько времени. А потом вдруг после «Инрога», отлитого в 1577 году, надолго — на целых восемь лет он вроде как исчезает. Никуда, конечно, он не девается, а, видимо, уходит с головой в какую-то огромную работу, отдается ей весь целиком, потому что ничего другого в это время не делает. Если бы был какой современник Чохова, внимательнейше и пристрастнейше следивший за тем, что делает мастер, эти восемь лет были бы для такого таинственно заинтересованного наблюдателя полнейшей загадкой.
Но не для нас. Потому что следующая дата, с которой Чохон вновь объявляется,— 1586 год, и стоит она на царь-пушке! Надо думать, вовсе не ради самоутверждения и не ради того, чтобы показать, на что он способен, сотворил Чохов такую пушку, равной которой нигде и никогда до той поры не бывало. Хотя, конечно же, выложился мастер в этой работе весь, до конца почти. «Почти» все-таки надо сказать, поскольку далеко и не истощился он и талант свой не вычерпал. Видимо, время было такое, что подсказало мастеру, поторопило его с созданием орудия, во всех отношениях необычайного, ставшего великолепным достижением технической мысли и литейного искусства той эпохи.
Народу собралось видимо-невидимо, когда чудо-пушку вывозили с Пушечного двора вниз, к Кремлю. Около двухсот лошадей волокли ее по
каткам из перепиленных брёвен. Лафета у нее тогда еще не было — мортиры просто клали на землю в нарочно для них отрытом окопе и устанавливали под нужным углом. А Чохов весь этот путь — короткий для человека и такой большой для колоссальной пушкн— шел, надо думать, рядом и с волнением и с гордостью смотрел на свое i
великое детище…
Принято считать, что никогда не стреляла Царь-пушка. Да, конечно, теми ядрами, которые сейчас подле нее лежат, действительно ни на них рассчитана была. Неминуемо ее разорвало бы, если бы попытались закатить в жерло ее такое ядро да выстрелить. Но давайте размыслим: неужто мог удержаться царь и не испытать величайшее из своих орудий? Да и Чохов — не для красоты же и не для устрашения сотворил он эту пушку! Он ее сделал для дела. И непременно должен был испытать.
Много чего пришлось пережить Царь-пушке. В 1627 году ее перетащили к Лобному месту, и вот тут она сделалась символом государства. А при Петре I, усиленно создававшем новую артиллерию п переплавлявшем старые, потерявшие значения пушки, ее тоже могла бы постигнуть такая же участь, если бы Петр не понимал ее великую ценность. Но не таков был Петр Алексеевич, знал, какая сила скрыта в творении Чохова— сила отнюдь не военная. а другая, пожалуй, и более важная, и специальным указом повелел ее сохранить, Потом, в конце восемнадцатого века. Царь-пушку перевезли и установили в Кремле, а в 1831 году для нее отлили лафет, на котором мы ее на и видим теперь. Лафет получился достойным — чем не трон для царя? Много еше пушек создал Андрей Чохов, и каждая была чем-то необыкновенна, каждая была произведением литейного искусства. Среди них была и знаменитая стоствольная пушка, к великому сожалению, не сохранившаяся. Но ведь и не только пушки лил он, а еше и колокола во хотя и совершенно это другое дело. И были те чоховские колокола и царственны, и голосисты, а самый большой из них — Царь-колокол, весил 64 тонны и не менее Царь-пушки поражал воображение современников. Вот ведь каков Чохов — если что и создает, то обязательно это должно быть самым великим, достойным России! Жил он долго и умер в глубокой старости, когда ему за восемьдесят перевалило, Год, когда он умер, можво установить с достаточной степенью вероятности—1629-й. В расходной книге дворцового приказа в тот год 23 января упоминается Чохов. Последнем ний раз отпустили ему годового сукна… И все. Больше не встретить упоминаний о нем. Но имя его осталось. И создания его мысли и рук сохранилпсь. Столько силы вложил в них Андрей Чохов, что даже и время оказалось перед ними бессильным.
Л.Репин
