ЗАПИСКИ О ХУДОЖНИКАХ

«А сейчас хочу быть со всеми вами в гостях у Архитектуры. Она ждет объявления войны унынию, войны имитированию и чтобы взвился, наконец, желанный кубок за честь и мужество авторов нашей эпохи, авторов прошедших веков и будущих авторов будущей Архитектуры». К. Мельников

22 июля 1990 года одному из величайших архитекторов двадцатого столетия, Константину Степановичу Мельникову, исполнилось бы сто лет. А Возлюбленная его — Архитектура (так, с большой буквы, писал сам К. С. Мельников) — по-прежнему молода, неповторима, продолжает сверкать «солнечным блеском развернутой формы». Но только не для нас. Для соотечественников она остается скрытой в нереализованных проектах, в его, Мельникова, изуродованных до неузнаваемости зданиях. Шедевр мировой архитектуры — дом Мельникова в Кривоарбатском переулке, о бедственном положении которого писали, сейчас под угрозой гибели. По инициативе Союза архитекторов СССР и по представлению советской Комиссии по делам ЮНЕСКО, в 1990 г. юбилей К. С. Мельникова официально отмечается во всем мире. В странах Европы, Америке, Японии идут чествования памяти советского архитектора. Еще два года назад родилась идея — провести в Москве фестиваль советского архитектурно-художественного авангарда 20—30-х годов, приуроченный к столетию со дня рождения К. С. Мельникова. Но благие намерения в основном так и остались на бумаге. Разобранной крышей и лесами вокруг дома Мельникова, погибшим от нерадивости строителей сухим садом отмечаем мы юбилей основателя новой архитектуры XX века.

Автопортрет.

Француженка в сиреневом.

За мастером осталась вечность. Не случайно эпиграфом к своей книге «Архитекторское слово в его архитектуре» Мельников взял строку Гомера «Бессмертны они и никогда не старели». Сын архитектора, 75-летний художник Виктор Константинович Мельников, самый близкий ему по духу человек, на мою просьбу рассказать об отце ответил: «Мне не хочется навязывать людям свои воспоминания. Отца рисует его рукописный труд, который нельзя дробить, нельзя вырывать из него куски. Чтобы понять человека Константина Мельникова, нужно читать все от начала до конца». У нас нет возможности напечатать полностью «Архитекторское слово в его архитектуре». И все же рассказанное самим Мельниковым сегодня важнее здравиц и искусствоведческих исследований. Замечу, что на Западе изданы десятки монографий и книг о Мельникове. На родине их было две: маленькая брошюра и довольно серьезное исследование «Мир художника» (1985 г.). объединившее автобиографические и профессиональные тексты Мельникова, многочисленные отзывы современников. Книга прошла семнадцатилетний путь редактирования и запретов. Она старательно подгонялась под аксиому, что «выходец из рабочей семьи» мог принять революцию только как спасение. Но Константин Мельников был глубоко верующим русским человеком, не признающим спасения на крови. Сравним напечатанное с рукописным оригиналом. В книге: «Знаменательное совпадение: в один и тот же год, 1917-й, я закончил образование, и в тот же год закончилась и та жизнь, в которой я 27 лет жил до тех пор. Хорошо, что мне 27 — выносливые годы, еще не одеревеневшие. Получив звание Архитектора, я вступил в Архитектуру, стоявшую на краю пропасти». В рукописи: «…В эти годы мы. русские, сами ли, или нам подстроили, взорвали наш дом и расходившиеся волны швыряли нас от голода к голоду. Было страшно за нас всех, однако выжили. К сожалению, не все… и даже много близких, тогда пропавших. Живопись и Архитектура — мои сверстники. Слабо, слабо, чуть-чуть мы дышали в этой смеси надежд и гибели. Слово «новое» равнялось холоду и голоду, действия равнялись дню. опыт остановился… Фатальное совпадение: в один и тот же год, 1917, я закончил образование и в этот же год закончилась и та жизнь, в которой я 27 лет жил. Получив высшие знания, я оказался строителем пропасти». В страшные годы голода, войны и разрухи Мельников продолжал работать, ощущая стократный прилив энергии. потому что начинать надо было с пепелища. «У Архитектуры был просвет на весь свет и был он только у нас — в кровяных лужах выпавшей из гнезда России зарождалось обновление. После многовековой летаргии она очнулась, явилось счастье для нас, Архитекторов, создать свой яркий стиль Новой Жизни. Эту редкую возможность мы спугнули сами в 20-х годах…»

Ново-Сухаревский рынок в Москве. Построен в 1924-1925 годах. Снесён в 30-е годы.

Блестящий ученик Коровина, Мельников пришел в архитектуру из живописи. «…Кисть у меня сменилась инструментом линий, и в линиях живопись обрела себе дом». Яркой звездой на архитектурном небосводе восходит его имя в начале двадцатых. «…Взвился МОЙ ЗОЛОТОЙ СЕЗОН»,— напишет он впоследствии. Павильон Махорка, Саркофаг, Сухаревский рынок, Парижский павильон 1925 года, собственный дом в Кривоарбатском, гаражи, клубы… «Как в полусне, и в особенности здания клубов, проектировались мною не просто как здания, я составлял проект грядущего счастья… Их было семь, как в гамме, семь архитектурных тем…» • «Но новаторствам Мельникова пришел конец, когда был созван всесоюзный съезд архитекторов,— в тысяча девятьсот тридцать шестом году Мельникова изолировали и отстранили от его профессии»,— сказал в своей речи по поводу кончины Мельникова в 1974 году профессор Принстонского университета Фредерик Старр, выступая на радиостанции «Голос Америки». Увы, американский профессор ошибся на целых пять лет: «блестящее десятилетие», по словам самого зодчего, продолжалось с 1921 по 1931 год. Травля началась уже в 1932 году. «В 1932—33 годах часами просиживал я в кабинетах знатных коллег, напоминая им каждый раз о тяжелом голоде. безработной жизни. Позор мой вдруг резко сменился неожиданностью — я оказался из всех нас достойным занять персональное место на международной выставке Триеналь ди Милано. Таких приглашений для архитекторов на все государство было всего только двенадцать, и вот одно из них, идя на почту, держал в одной руке письмо, а в другой сумку с пустыми бутылками, набранными для продажи, чтобы отправить письмо в Милан. Из всех Триеналей — Пятый 1933 года — был изумительным явлением в наш век, в современных залах Дворца соревновались 12 имен современной Архитектуры: Сант-Элиа, Фрэнк Ллойд Райт, Корбюзье, Лоос, Мендельсон, Мис-ван-дер Роэ, Гроппиус, Дюдок, Гофман, Пюрса, К. Мельников, О. Перре». Константина Степановича не пустили в Милан. В Италию уехали только его проекты. Впоследствии он напишет, что «новейшие приемы строительства, пока их новизна не сменится новой новизной, принимаются ими за архитектуру и что авторы ее с великим достоинством заменяют в себе художника инженером». «Как я одинок, будучи в букете знаменитостей»… Что спасло архитектора и членов его семьи от заключения? Позволю себе мистическое предположение. Говорят, чтобы уберечься от напасти, надо обвести вокруг себя круг, зажечь свечу и молиться. Два цилиндра, слившиеся вопреки всем правилам архитектуры в дом с надписью «КОНСТАНТИН МЕЛЬНИКОВ АРХИТЕКТОР», «настойчиво оповещающий о высоком значении каждого из нас», горящая перед образами лампада и самозабвенная молитва во имя «Возлюбленной Архитектуры» — спасли и сохранили. «Наш дом, что соло личности, гордо звучит в гуле и грохоте нестройных громад столицы и. как будто суверенная единица, настраивает с волевой напряженностью ощущать пульс современности. Я один, но не одинок: замкнувшись от миллионного гама людей, открываются внутренние просторы человека. Сейчас мне 76 лет. нахожусь в своей резиденции. завоеванная ею тишина сохраняет мне прозрачность до глубины далекого прошлого». А настоящее томило сердце непризнанием, непониманием, невозможностью воплотить в жизнь задуманное. «Я только что видел Гамлета… и со мной та же лукавая игра — называть меня принцем и не пускать меня в мое королевство». «Легко усваивается другими то, что им хорошо знакомо, а с новым? как заставить увидеть то, чего нет перед глазами?.. Увидеть Архитектуру по проектам то же, «что услышать музыку по нотам». Константин Степанович однажды грустно пошутил: «Очевидно, что самым идеальным для одаренного архитектора будет то, что ему следует родиться не только АРХИтектором, но и АРХИмиллионером». …Сделаю небольшое отступление от судьбы Мельникова и вернусь еще раз к судьбе дома. Цивилизованный мир не может допустить, чтобы он исчез с лица земли. 90 тысяч рублей, подаренных художником из ФРГ Гюнтером Юккером на реставрацию дома, ушли в песок бесхозяйственности. Сегодня «Вест Дойче Ландес Банк» (ФРГ) предлагает на спасение дома и приведение в порядок близлежащих «руин» несколько миллионов марок, но мы, видимо, еще не придумали, где взять столько «песка», чтобы разбазарить без толку и эту сумму. Около года координатор проекта Михель Гайсмайер не может получить в Киевском райисполкоме столицы никакого ответа. Руководство «Вест ЛБ» надеется, что вопрос о спасении дома Мельникова новый состав райисполкома и новый Моссовет решат в ближайшее время. Да, те, кто травил Мельникова, были куда решительнее. В рукописи есть лист, на котором после стихов Байрона: «К партиям не принадлежал. От всех заслуживаю осуждения, Но речь моя тем более свежа, Что я решаюсь плыть против течения» сделана только одна запись: «Не совсем точно для меня, но крепко». Мельников не плыл против течения, потому что всегда был вне всякого течения, оставаясь верным своему девизу: «Творчество там, где можно сказать — это мое». «У меня сильно развито отвращение к плагиату, даже не могу украсть сам у себя». Такая позиция мастера всегда вызывала раздражение. По сей день имя Мельникова пытаются притянуть к какому-нибудь течению. Наиболее эффектно сияет оно при коронации конструктивизма. Но вот что писал сам архитектор: «В наш век появления Конструктивизма, Рационализма, Функционализма АРХИТЕКТУРЫ не стало. Приветствую Татлина и Родченко как ни на кого не похожих и похожих самих на себя, что касается меня, я знал другое, и это другое — не один конструктивизм. Любую догму в своем творчестве я считал врагом, однако конструктивисты все в целом не достигли той остроты конструктивных возможностей, которые предвосхитил я на 100 лет». Такой позиции ему не простили, талант и независимость личности во времена культа личности равнялись приговору. Но и потом «генералы архитектуры» не торопились вернуть истории имя Мельникова. «Почти сорок лет прошло, как я изъят из списков архитекторов. 40 лет нахожусь в разлуке САМ С СОБОЮ. Я не скрываю мужества стоять десятилетиями вдали, быть со скрученными руками, молча, и видеть, как Возлюбленную топят в безумном блеске могущественных возможностей для светлых Произведений Строительства». Чтобы «простили», мужество надо было скрывать. Чтобы дали строить в родной Москве — прийти на поклон. Он не сделал ни того, ни другого, позволяя делиться болью лишь с чистым листом бумаги: «А меня, за что, на выстрел держат от Москвы, родных разъединяют. я родился здесь, век безвыездно живу, я русский и еще, это вы знаете, я АРХИТЕКТОР». Для многих собравшихся в 1965 году в зале Центрального Дома архитекторов на чествование 75-летия забытого мастера появление юбиляра на сцене было, мягко говоря, неожиданностью. «Неужели живой?» — вырвалось у кого-то из присутствующих. Да, он был живой. Живой Дон Кихот архитектуры двадцатого столетия. «Печать наша взялась ослепить меня, слепыми щенками держит творения мои. Мои творения дышали в унисон, чего нет даже у архитекторов с партийным лицом. Что если мне устроить сейчас конкурс? Что бы они выставили против того, что я выставил бы?» Но до конкурса дело, естественно, не дошло. От Константина Степановича отмахнулись красивым жестом: без защиты присвоили звание доктора архитектуры. А за два года до смерти тот. кого цивилизованный мир поставил в один ряд с гениями русской культуры, удостоился у себя на родине скромного звания заслуженного архитектора РСФСР. Осенью 1974 года у Мельникова наступило обострение продолжавшегося много лет заболевания — хронического лимфолейкоза. В Кремлевской аптеке в лекарствах было отказано. Он умер в Филевской городской больнице в переполненной палате. Шесть мучительных дней и ночей ждали родные разрешения на захоронение на Новодевичьем кладбище. Но Моссовет, возглавлявшийся тов. Промысловым, так и не дал его. Мельникова похоронили на московском Введенском (Немецком) кладбище среди военных. Организатор похорон, перед тем, как внесли гроб на гражданскую панихиду в здание Союза архитекторов, подбежал к родственникам и зашептал: «Медали, ордена давайте скорей!» Но медалей и орденов после Мельникова не осталось, зато остались проекты и дома, картины и мировая слава. Еще при жизни Константина Степановича Музей имени Пушкина собирался организовать его выставку. Она открылась в ГМИИ имени Пушкина в дни празднования юбилея. Правда, в торжественный Белый зал работы Мельникова не пустили. Мы хотим показать читателям ранние, никогда не выставлявшиеся живописные полотна мастера. После Москвы выставку ждут в Голландии и ФРГ. Жаль, что так и не организован Фонд Мельникова, задачей которого должно было быть спасение всего наследия архитектора. Гости фестиваля — известные архитекторы мира, представители крупнейших зарубежных фирм — наверняка предложат свою помощь, как это сделали художник Юккер, профессор университета штата Теннесси Петер Лизон, «Вест ЛБ». Достигнет ли она цели на этот раз?

Анна ГОДИК

Тонкий намек московским властям

17 июня компания American Express и Международный фонд охраны памятников передали театральному режиссеру Роману Виктюку $50 тыс. на реставрацию знаменитого здания клуба им. Русакова, построенного архитектором Константином Мельниковым в 1927-1929 годах. Международный фонд охраны памятников (World Monuments Watch) — неправительственная организация со штаб-квартирой в Нью-Йорке, образованная в 1981 году. Ее целью является сохранение памятников архитектуры во всем мире. Каждый год фонд выпускает список памятников, находящихся в аварийном состоянии, после чего решает, на что выделять средства, предоставляемые American Express. В этом году таковых памятников в России нашлось шесть, но деньги выделили только клубу им. Русакова. Константин Мельников (1890-1974) — едва ли не самый известный архитектор русского конструктивизма. И выбор его клуба в качестве получателя гранта связан именно с этим. Пожалуй, главный источник его популярности в том, что это авангардная архитектура в чистом виде, без мощного идеологического привкуса, оправдывающего убогость форм. В отличие от бесчисленных рабочих поселков, служащих выражением «нового будущего», рабочие клубы Мельникова смотрятся как роскошные авангардные виллы. Получение гранта и его сумма служат скорее упреком московским властям, чем реальной помощью в реставрации. $50 тыс.— это цена 10 кв. м. площади в комплексе «Охотный ряд» на Манежной. Однако в этом не следует искать какой-либо специальной обиды, которую фонд решил нанести Москве. Это обычная тактика фонда во всех странах. За все годы своего существования фонд израсходовал на реставрацию $5 млн —для недвижимости сумма смехотворная. Цель его грантов не в том, чтобы реально отреставрировать памятник, а в том, чтобы мягко указать капитал и власть имущим гражданам на то, что они забыли это сделать. Единственная неприятность в в том, что в Москве власти могут не заметить столь тонких намеков. Деньги переданы Роману Виктюку как арендодержателю здания. Их не хватит на реставрацию, но хватит на декорации к новому спектаклю. И тогда памятник вновь попадет в число неблагополучных. Так произошло с Александровским дворцом в Царском Селе, деньги на который были выделены в прошлом году. В списке фонда 1998 года он открывает список неблагополучных памятников России.

  Клуб Русакова — в первой десятке самых знаменитых архитектурных произведений XX века

28 ноября 1974 года в Москве на 85-м голу жизни скончался русский архитектор Константин Мельников, создатель знаменитого Круглого лома в Кривоарбатском переулке. Архитектором он стал случайно: художественные способности мальчика приметили в строительной конторе Занесского и Чайлина. куда его отдали в услужение. К 1917 году Мельников окончил три отделения Училища живописи, ваяния и зодчества.

Слава пришла к нему в 1923 году, когда молодой архитектор построил деревянный павильон «Махорка» на Всероссийской сельскохозяйственной выставке. В награду ему поручили спроектировать саркофаг в Мавзолее Ленина.

В 1920-е годы Мельников построил «Махорку… в 1930-х ему  дали понять, что его дело — табак.

Советский павильон на Всемирной выставке в Париже.

А мировой знаменитостью 35-летний зодчий стал в 1925-м. после постройки советского павильона на Всемирной выставке в Париже.

Проект памятника Христофору Колумбу.

Задолго до Церетели Мельников спроектирован памятник Колумбу высотой 300 м. До середины 1930-х архитектор смог реализовать часть своих проектов, среди которых Клуб имени Русакова и собственный дом неподалеку от Арбата. Затем его творчество объявили идейно ущербным,  и Константин Степанович занялся живописью, к архитектуре он вернулся лишь на склоне лет.

Постановка с двумя моделями.

Конская голова.

Суворов.

Автопортрет.

Автор (Андрей Гозак  «Дом Мельникова»), сам по профессии архитектор, назвал этот дом в Кривоарбатском переулке последним московским особняком, «уютным и сомасштабным застройке старого города».

Мельников в своём доме.

Хотя жилище известного архитектора Константина Мельникова меньше всего похоже на строение, которое обыденное сознание ассоциирует с особняком: два вписанных друг в друга разновысоких цилиндра, прорезанных шестигранными окнами с диагональными рамами. Но именно экстраординарность дома возводит его к корням этого понятия. Архитектор проектировал его для себя и своей семьи, учитывая вкусы и потребности домочадцев, то есть конкретных, а не абстрактных людей, которым предстояло жить в нём, и происходило это в 1927 году, когда государство изо всех сил старалось обеспечить своим гражданам одинаковое, конгруэнтное существование. Рабочие чертежи, эскизы интерьеров, поэтажные планы, фотографии разных лет… Перед читателем — летопись жизни дома, который в начальных замыслах был более чем традиционен, поскольку являлся в некотором роде вариацией извечной русской избы — квадратное строение с печью посередине. Примерно так выглядел дом родителей Мельникова. Автор с такой тщательностью описывает преобразование народной традиции в шедевр авангарда, словно бы сам присутствовал при этом: читатель вместе с ним совершает не только путешествие во времени, но и (хотя бы отчасти) по творческой лаборатории знаменитого архитектора. Цилиндр был его любимой темой: достаточно вспомнить проекты клуба фабрики «Буревестник» или здания Военной академии им. Фрунзе, но именно собственное жилище стало для Мельникова квинтэссенцией его творческого кредо. В качестве «первоисточника» этой любви А. Гозак в первую очередь называет классицистские православные храмы XVI—XIX веков. Как видим, путь от традиции до авангарда оказался не так извилист, как это представлялось блюстителям чистоты пролетарского искусства и пролетарского же образа жизни. Родной дом станет для обвинённого в формализме и отстранённого от реального творчества архитектора местом многолетней «внутренней ссылки». Но то обстоятельство, что в доме жили наследники Мельникова, спасло его от практически неминуемых переделок, которым было подвергнуто большинство сооружений того периода, а может быть, и от уничтожения. Судьба уникальных архитектурных объектов, в особенности тех, что расположены в центре Москвы, в наше время, увы, абсолютно непредсказуема. Но почему-то хочется верить, что книга, изданная тиражом всего в 150 экземпляров и, следовательно, с самого начала являющаяся библиографической редкостью, продлит жизнь этому удивительному дому.

Андрей БОРОДИН