Дятлов Борис
Борис Григорьевич Дятлов — один из крупнейших мастеров российской монументально-декоративной и станковой живописи. В годы Великой Отечественной войны он принимал участие в боях за освобождение Украины, в том числе в окружении и уничтожении Корсунь-Шевченковской группировки немецко-фашистских войск. После демобилизации по ранению поступил в Московский институт прикладного и декоративного искусства, который блестяще окончил под руководством А.А. Дейнеки в 1950 г.
С первых же лет самостоятельной творческой жизни выполнял ответственные работы по художественному оформлению крупных объектов народно-хозяйственного и культурного назначения, таких как Нововоронежская АЭС, атомоград Капустин Яр, драматические театры в Караганде и Барнауле, библиотека в Курске и Морской вокзал в Новороссийске, которые получили признание как лучшие образцы современного монументально-декоративного искусства.
Незаурядное дарование Б.Г. Дятлова как колориста и знатока человеческой души не позволило ему ограничиться только настенной росписью и мозаикой, неизбежно имеющими официальный характер, а направляло его творчество на решение углубленных психологических и эмоциональных задач, более присущих станковой картине.
Среди его станковых произведений было немало таких лирических композиций как «Пейзаж с влюбленными», «Иван да Марья», « Семья», но все-таки доминировали произведения героической, военно-патриотической тематики, в которых и определялось творческое кредо автора-гражданина, патриота, поэта, мыслителя, воспевающего духовный мир высоконравственной личности. Многие из таких произведений, как военной, так и мирной тематики хранятся в художественных музеях страны, в том числе и в Государственной Третьяковской галерее. Многие произведения художника до сегодняшнего времени участвуют в художественных выставках, радуя зрителя своей современностью и нерушимой верой в красоту и добро жизни.
Из воспоминаний Б.Г. Дятлова:
«В мае месяце 1941 года, когда я заканчивал школу и занимался в городской студии изоискусства, на занятиях по рисунку, руководитель И.В. Почнев объявил во всеуслышание, что осенью меня отправят в Академию художеств в Ленинград. Не надо говорить, какие я испытывал чувства: уже окрепшая мечта стать художником начинала реально вырисовываться. Но, увы, 22 июня — война! Так прекрасно начавшаяся жизнь разрушилась. До призыва оставался год, пошел на завод, где работал у главного механика Федора Ивановича Игонина, удивительно талантливого самоучки и интереснейшего человека.
В августе 1942 года был призван в Красную Армию и направлен в Томск в Томское оружейно-техническое училище, где изучал все стрелковое оружие, оптические приборы, артиллерийское и минометное оружие, боеприпасы. Через восемь месяцев выпустили нас техниками, но и с возможным использованием в качестве командиров взводов минометных и артиллеристских батарей в стрелковых полках.
Что запомнилось об учебе в училище? Во-первых, в лютый сибирский холод в казармах по углам были сталактиты ледяных сосулек. Во-вторых, выше всяких сил физическая подготовка. Когда по окончанию я попал на фронт, то было что-то вроде рая. Правда, опасного рая.
Боевое крещение я получил при форсировании Днепра напротив Черкасс на острове, который был почти у вражеского берега. Наш полк висел на правом немецком фланге, но немцев это не очень, видимо, беспокоило, ибо у них высокие береговые укрепления, а мы — на плоском мелколесном острове численностью в один полк. Стычки были все время, были и серьезные. Но драпать нам было некуда — позади незамерзающий Днепр и никаких плавсредств.
14 декабря 1943 года Черкассы были взяты с плацдарма. Далее немец отступал, конечно, с боями. И где-то в предпоследний день разгрома немцев в Корунь-Шевченковском котле меня ранило. Ранение было осколочное в сустав левой кисти. В госпиталь попал не сразу, еще мотался дня два с полком. Лишь когда рука опухла до локтя, пошел дурной запах и боль стала нестерпимой, я отправился искать госпиталь, но оказалось, что все тылы, не останавливаясь в Корсунь-Шевченков-ском, двинулись на запад, на Умань, так как после ликвидации котла фронт откатился на запад.
Нас таких, раненых, собралось в Корсунь-Шевченковском человек не менее ста, и местная больница стала нашим госпиталем. Ранение оказалось тяжелым, но не опасным, с этим ранением я лежал еще два раза в госпитале, выходили осколки, и последний осколок вышел уже после войны, уже после окончания института, в 1953-1954 гг. Это немного мешало, а потом привык и не замечал, хотя, скажем, поднять с пола монету мне и после не удавалось.
В полк я вернулся 31 мая 1944 года. 373-я дивизия занимала оборону на сопках за рекой Прут, уже на румынской земле. Оборона была длительной, до 20 августа 1944 года. Лето стояло знойное, ни есть ни пить ничего не хотелось, до того было тошно от безделья. Правда меня, как специалиста по технике заставляли обучать мехчасти запасных батальонов, которые составлялись из нового пополнения. Однажды во время обучения солдат пулемету ДП произошел случай, который я и по сей день вспоминаю с содроганием.
Как обычно, солдаты расселись полукругом вокруг меня, я им показывал разборку, сборку пулемета. Показал, как заправить диск, как вставлять его и как производить стрельбу. Зарядив боевыми патронами (учебных там не было), я разрядил его руками, и, видимо, не до конца, Кто-то или что-то меня отвлекло. Я спокойно вставил диск в пулемет и продемонстрировал, как дальше им пользоваться. Уверенный, что диск пуст, оттянув рукоятку, я нажал на спусковой крючок, и вместо щелчка произошла очередь (там было пять патронов). Солдаты сидели перед пулеметом. Лишь по случайности никого не задело. Я покрылся весь потом. Мое профессиональное самолюбие страдало. Помню, что я лег на землю и меня начало трясти. Солдаты довели до санроты полка, уж не знаю, что они подумали про меня, но я свалился от приступа малярии. Из полка меня не отправили — вылечили сами…
А что же искусство, главная мечта стать художником? Она всегда существовала. Впервые я имел возможность рисовать, когда мы находились в обороне под г. Яссы (май-август 1944 года). Мною было сделано десятка два рисунков, потом мне удалось еще порисовать в госпитале (март-апрель 1945года) и сразу после окончания войны. Жалею, что большая часть рисунков исчезла. Многие фронтовые рисунки мне сослужили огромную службу. На приемных экзаменах я получил приличные оценки. Но таких как я было немало, и мою судьбу решил А.А. Дейнека, обратив особое внимание на фронтовые рисунки, где как мне говорили, было много психологизма.
1946 год. Моя мечта, пронесенная через войну, осуществилась. Учился я прилежно, ходил в отличниках, но нутром чувствовал, что самое главное и ценное — это мышление, композиция. Удивительно ценные уроки Дейнеки по композиции считал превыше всего, даже выше живописи, которую я обожал. И это мышление, композиционное мышление, было всегда моей первой заботой, ибо без него как художник-монументалист я мог бы не состояться.
Хотя война во мне всегда присутствует, о войне я долго не писал, видимо, надо было что-то осмыслить. И первая работа «Партизан» появилась только в 1971 году».
Юлия Ярославцева.
