Бархин Сергей
Сергей Михайлович Бархин (1938) — российский сценограф, иллюстратор, архитектор.
Москвич. Закончил Московский архитектурный институт. Был главным художником театра им.Станиславского и Немировича-Данченко, Большого театра.
Оформил более 150 спектаклей в России и за границей.
Работал в кино и анимации («Лев с седою бородой» по рассказу Тонино Гуэрро).
С. Бархин — мастер особый. Ни к какому направлению не принадлежит, ни к какому театру -не прибился и удивляет постоянно. Неожиданностью подхода к пьесе, разнообразием изобразительных языков и театральных наречий, на которых говорит. Но все это — его собственное. Очень много знает, очень много умеет. И все время ощущение, что он играет с театрами, режиссерами, зрителем в какую-то игру. Эскизы его завораживающе красивы, и к тому же он абсолютно свободно ориентируется в пространстве мировой архитектуры, живописи, графики. Именно в этом пространстве он и ведет свою игру.
Рисунок оформления к спектаклю «Гедда Геблер».
Незадолго до «На всякого мудреца…» Бархин выпустил с режиссером К. Гинкасом «Гедду Габлер» Ибсена в Театре имени Моссовета. И вновь удивил. На этот раз скрупулезностью и серьезностью воссоздания северного модерна. Обстоятельность, с которой художник воспроизвел на сцене гостиную в доме Тесмана, вполне соответствует предложенной драматургом (текст ремарки-занимает почти целую страницу). Сумрачные стены, мебель темного дерева с кожаной обивкой, монументальная люстра, застекленные двери и мелкие переплеты оконных стекол. На полу огромный темно-серый ковер с крупным черным орнаментом. Много цветов. Осенние букеты.
Ежегодная выставка произведений московских театральных художников «Итоги сезона» №47 (театральный сезон 2009/10) вновь разместилась в пространстве МГВЗ «Новый Манеж» где, как обычно, рядом и мэтры, и юные дебютанты. Четверть участников выставки — выпускники XXI века!
Форум представили почти 100 художников, реализовавшиъ проекты не только на московских сменах, а ещё и в десятке зарубежных стран (Великобритания, Финляндия, Сирия…), причем более 30 спектаклей поставлены и в регионах России: Мичуринск, Южно-Сахалинск, Краснодар, Казань, Иркутск… На этом фоне озадачивают цифры из Северной Пальмиры (пара спектаклей).
В экспозиции соседствовали и рукотворные театральные макеты, и эскизы,
созданные принципиально только в трехмерной графике («Наши за границей» Театр «Сфера». Владимир Солдатов), и концертная сценография (гала-представление к 65-летию окончания мировой войны в Европе; Лондон, Роял Алберт-холл. Анна Ефремова), и костюмы-трансформеры (новогоднее представление в Крокус Экспо; Елена Басова). Сценических костюмов было немного, хотя их эскизов было представлено к более чем полусотне постановок, так же. как и эскизы кукол, оказались почти без поддержки готовых персонажей.
Это проблема подобных выставок: что важнее — впечатление или мысль. Что предпочтительнее — живописность картины, мастерство графики или практичность магета? В целом впечатления обнадеживающие, но смешанные: прекрасная академическая школа цехового сообщества, уважительность к профессии, да основательность традиции. Новая генерация демонстрирует бережную почтительность к сценографии. Это радует, но при минимуме художественной дерзости у молодых радикальных новаций пока не видно.
Удивила дебютант выставки Ирина Корина, лауреат Государственной премии в области современного искусства «Инновация» (!). которая скромно предъявила публике эскизы тривиальных костюмов («Лисистрата» Драматический театр, Омск). Откуда эта сценографическая робость на фоне ее мощных проектов, говорящих о пространственной широте воображения и концептуальности художницы?
Или, может быть, проблема гораздо глубже: это сам российский театральный институт, сила вещей «тормозит» порывы, где новые формы драмы обходятся скудным «суповым» набором, а для читок пьес, вместо пьесы, масштабный ресурс сценографии ни к чему? А ведь основной корпус московских художников демонстрирует неиссякаемые метафоры, глубину, автографы идей, образность языка
Hаши корифеи, как всегда на высоте.
Работа Сергея Бархина к спектаклю «Сила судьбы» (MIAMT имени К. Станиславского и Вл.И. Немировича-Данченко) удивительна: на плоскости расположились отвердеешие выпуклые соты, напоминаюияе редчайшие в мире (новозеландские и исландские) столбчатые скалы правильной шестифанной формы. В спектакле эти очертания то схожи со cтилизованной замковой архитектурой, то смотрятся уступами скал и утесов с крохотным плато, то в густоте латунного блеска уносит ввысь урбанистический пейзаж Эта симфония серо-коричневой гаммы как сочетание стали (рок) с ржавым железом (люди), то есть воля судьбы.
Макет к спектаклю «Обрыв».
Лаконичен и макет к спектаклю «Обрыв» (МХАТ имени А.П.Чехова) — слепяще-светлая парадная лестница И если основное действие проводит в высвеченном добела пространстве, то «каскадный» сценографический профиль, образуя ломаную линию в темноте, графически прописывает обрыв, да пространство проваливается, рождая чувство бездны.
Сценография Станислава Венедиктова к спектаклю «Мольер» (Малый театр России), казалось бы, совершенно проста-огромная люстра, деревянные подмостки сцены ли, стола ли, разъятые на фрагменты, да окна, двигающиеся вокруг оси. В спектакле этот интерьер оказывается величественным, а дверная конструкция, угрожающе поднимающаяся/опускающаяся над лестницей, прочитывается как гильотина. Без нажима мастер определяет место творческой среде в мире абсолютизма, а власть — как лезвие, занесенное над искусством, .
У Владимира Арефьева макет декорации спектакля «Хелло, Долли!» (Театр «Московская оперетта») захватывает мастерскими вариациями густоты и пустоты: голая сцена, построенная в духе Энди Уорхола — ряды бесконечных банок, воздвигнувших некую стену, с другой стороны круга — орнамент из статуй Свободы да красная черта барьера-бордюра… пестрый мир мусора из обломков американсюй мечты в духе поп-арта. В списке побед форума — работы Виктора Архипова, как, например, к спектаклю «Наши Друзья Челоееки» (Театральное агентство «Оазис»), где царит брошенная огромная перчатка автолюбителя со спущенными пальцами, нависшими над жизнью героев.
Эскизы Бориса Бланка к «Городничему» (Драматический театр имени А.ВЛуначарского, Севастополь), скорее, лубочные картины, сдобренные сочным юмором, яркой передачей тотальности лакейского мироздания, увы, вечного… Чего стоит только занавес с лозунгом «Чиновники всех стран, объединяйтесь!», похожий на флаг. У Юрия Харикова — галерейная россыпь портретов, тончайшие виньеточные образы, былинно насыщенные лукавством, добродушием и обладающие тяжестью материальных обрезов («Садко» Театр оперы и балета, Саратов).
Виктор Шилькрот в работе к «Дракону» (Театр на Покровке) создает эффектный «драконий» мир. где не дракон таится в людях, а они почти свыклись жить в его подбрюшье. А само чудовище неуязвимо, копье дородного Дон Кихота вонзилось в бочку.
Запоминается разделенность пространств в эскизах декораций Ларисы Ломакиной к спектаклям «Волки и овцы» и «Wonderiand-80» (оба -Театр п\p О. Табакова). Или эскизы Алексея Трегубоеа к «Русскому горю» («Школа современной пьесы»): белые силуэты на черном фоне — емко и точно. Лишь красив дизайнерский проект Виктора Герасименко («Иоланта» Театр Новая Опера имени Е.В.Колобова). И весьма жаль, что шикарная подборка «Тарарабумбии» (Театр «Школа драматического искусства») Марии Трегубоеой не оказалась подкрепленной видеорядом.
Своеобразной чертой этой выставки становится ожидание юбилейной цифры (50 лет!). Надеемся, что эта «черта* уплотнит время и сделает его более творческим.
Ирина РЕШЕТНИКОВА
…Огромная, до самого неба стеклянная стена, за ней — прекрасный южный остров, редкие животные, гуляющие среди экзотической растительности, синее море, безмятежно спокойное или волнующееся. Для людей XX века этот нетронутый кусок природы — своеобразный живой театральный «спектакль», который им дано видеть только через стекло, сидя в амфитеатре зрительских мест. Но вот наступает конец столетия, и ровно в полночь, когда бой часов возвещает о наступлении XXI века, в небе появляется вертолет и находящиеся в нем самые популярные знаменитости минувшего столетия серебряными молоточками под вспышки грандиозного фейерверка разбивают стеклянную стену — эту символическую преграду между человеком и природой…
Идея подобного проекта могла родиться только у архитектора с яркой театральной фантазией или у театрального художника с архитектурным мышлением. Таким и является ее автор — Сергей Бархин, органично сочетающий в себе оба эти качества. С архитектуры начался его реальный путь в искусстве. Вот как рассказывает об этом сам художник:
«В 1962 году я окончил наш незабвенный архитектурный институт. Но в это время в проектной практике вырабатывалась невиданная ранее жесткая система «производства» и утверждения проектов, превращающая архитектора в чиновника, подчиненного множеству начальников и их начальников, диктующих «от лица народа» палочную архитектуру. Только самые сильные сангвиники и флегматики могли не пасть духом и десятилетиями «тащить» проект, выискивая смысл и какую-то художественную логику в своей службе. Время для нас остановилось.
Я так не смог и, промаявшись три вынужденных года в «конторе», вышел, как говорили раньше, в отставку. Я делал проспекты, обложки, рекламки, макеты журналов, декорации и костюмы к спектаклям, декорации к фильмам, рисовал иллюстрации, пробовал делать мультфильм, иногда участвовал в архитектурных конкурсах (пока они были). Работал даже золотоискателем в Сибири. Словом, делал все, работал, где и сколько мог».
«Кентерберийские рассказы» Д.Чосера 1980 год.
Эта ситуация работы в самых разных сферах, будучи вынужденной, вместе с тем помогла самоопределению молодого художника. Она способствовала его внутреннему раскрепощению, раскрытию всех граней его таланта…
В реальную архитектуру Бархин так и не вернулся, во всяком случае пока. Сегодня он остается прежде всего художником сцены. И привносит свои театральные идеи в другие сферы деятельности — в архитектурные проекты, в иллюстрируемые книги, которые оформляет как своеобразные «спектакли».
Как художник сцены, он, на мой взгляд, уникален. Для него не существует недоступных изобразительных, пластических, театральных стилей, форм, приемов, средств выразительности. Он не склонен чему-либо отдавать предпочтение.
Какая бы пьеса ни оказывалась в его руках, он всегда стремился сделать ее «остро, заметно, неожиданно, своевольно, по возможности» — не оглядываясь ни на уже существующий опыт ее постановок, даже самых выдающихся, ни на устоявшееся представление о том, как тот или иной классик должен выглядеть на сцене. Поэтому не раз и не два ему приходилось выслушивать упреки «знатоков»: «это не Чехов», «не Шекспир», «не Островский», «не Верди», «не Олби». Он же все равно делал по-своему, потому что более всего ему чужда «наша любовь бегать в одну сторону». И в результате рождались уникальные «Бархинские сюиты» — на тему пьес Шекспира, Островского, Чехова…
«Чайка» А.П.Чехова. 1979 год.
«Кошка, которая гуляла сама по себе» Р.Киплинга. 1983 год.
«Спартак» А.Хачатуряна 1984 год.
За двадцать лет сценической работы Сергей Бархин осуществил более ста спектаклей в таких крупнейших театрах, как МХАТ, Малый театр, «Современник», Театр на Таганке, театры имени Моссовета, на Малой Бронной, имени Маяковского, и многих других. На этом поприще, как, впрочем, и в книжной иллюстрации, его художническая личность раскрылась необычайно ярко. Его авторитет как одного из ведущих художников нашего театра бесспорен. Своим искусством и своей личностью он как бы предвосхитил ситуацию подлинного художественного плюрализма, в направлении которого наше искусство и сегодня еще только начинает двигаться.
Виктор БЕРЕЗКИН
